Пират Его Величества
Шрифт:
— Не двигаться! — рявкнул Гектор на пленников. — Мы останемся здесь, пока все благополучно не возвратятся на корабль.
Один из испанцев переступил с ноги на ногу и насмешливо спросил:
— А ты? Как ты-то уйдешь?
Гектор не ответил. Бойцы Уотлинга одолевали спуск, скользя по галечной осыпи и спотыкаясь о камни. Юноша слышал хруст и стук гальки у них под ногами; донесся, как ни поразительно, и обрывок пьяной песни. Кое-кто из буканьеров до сих пор не понимал, какая им грозит опасность. Со своей обзорной точки Гектор видел, как внизу из башни выскочил Жак. Подбежав к Изреелю, он стал что-то настойчиво тому говорить. Рядом был Уотлинг. Наконец-то до буканьеров дошло, что происходит нечто странное. Обернувшись, некоторые потянулись за мушкетами.
Гектор посмотрел на гребень, нависающий над пляжем. Теперь там темнел строй из десятков испанских солдат. Еще больше вооруженных людей появлялись из ложбин и впадин, вылезали из кустов. Солдат насчитывалось, пожалуй, не менее четырех рот, они были хорошо обучены и вымуштрованы, потому что без суеты занимали свои места в строю. Они молча глядели вниз на буканьеров, пока те, шлепая по мелкой воде, загружались вместе с добычей в каноэ. Если что-то пойдет не так, пляж превратится в бойню.
Внезапное движение привлекло взор Гектора, и он увидел, как Изреель вырвал мушкет из рук подвыпившего буканьера. Тот, должно быть, в пьяной браваде вознамерился сделать решительный шаг и выпустить заряд.
Загруженные лодки начали отваливать от берега, направляясь к «Троице». На пляже осталось только самое маленькое каноэ, рядом с ним, по колено в воде, стоял Изреель. Гигант придерживал нос лодки, ожидая Гектора.
Внизу возле башни появилась группа людей. Это были испанцы, которых Жак удерживал в заложниках на первом этаже. Отчаянно жестикулируя и крича, что они испанцы, и умоляя не стрелять, пленники устремились к солдатам на гребне. Теперь в заложниках оставались только шесть человек на крыше башни.
Гектор подошел к шеренге заложников, снял у всех с шеи петли. Потом стал спускаться по лестнице, что вела вниз с крыши. Когда голова его оказалась на уровне плоской крыши, он достал нож и перерезал веревки, удерживавшие лестницу в проеме люка. Спустившись по последним ступеням, юноша оттащил лестницу от проема и бросил на пол. Чтобы освободиться от пут, пленникам потребуется несколько минут, но без посторонней помощи им все равно из западни в башне не выбраться.
Спускаясь по остальным лестницам, Гектор убирал их за собой одну за другой. Оказавшись внизу, он вышел через дверь на пляж. Он был один. Справа от него ждал у каноэ Изреель. Слева, не более чем в пятидесяти шагах, стояли испанские солдаты. По склону они спустились в разомкнутом строю, с мушкетами наготове. Гектор вспомнил, как шагал под белым флагом перемирия к частоколу Санта-Марии. Но на сей раз у него не было белого флага, одно лишь обещание Перальты.
Кто-то вышел из испанского строя и стал спускаться на пляж. Это оказался сам Перальта. Он был без оружия.
— Ваши люди выпотрошили Ла-Серену, — сказал капитан с печальным выражением лица. — Но я благодарен тебе за то, что мои товарищи и я целыми и невредимыми оказались на свободе.
За спиной Гектора раздался крик Изрееля: мол, «Троица» поднимает якорь, и надо не мешкая отплывать, иначе им не добраться вовремя до корабля. Перальта посмотрел Гектору в глаза, и взгляд его был непоколебимо тверд.
— Скажи своему капитану, когда в следующий раз он попытается напасть на нас, и ему, и его людям больше не повезет. Теперь ступай.
Гектор не знал, что сказать в ответ. Он постоял на месте, чувствуя враждебность испанских солдат, сжимающих в руках оружие, и переваривая суровые слова Перальты. Потом юноша повернулся, прошел по пляжу и залез в поджидавшее каноэ.
Глава 13
Гектор привык к беспрерывным стенаниям и реву, тявканью и шипению, бубнению и трубным звукам. Неумолчный ор сопровождал команду «Троицы» с того дня, как галеон встал на якорь у островка — ровно две недели спустя после отступления из Ла-Серены. Всю эту какофонию создавали сотни и сотни крупных морских котиков, облюбовавших прибрежные скалы. Они валялись на скалах, боролись и ссорились между собой, и эти твари настолько были уверены в себе и в своем праве на островные владения, что морякам, в первый раз высадившимся на берег, пришлось силой прокладывать путь через ряды воняющих рыбой животных, расталкивая тех прикладами. Самых крупных секачей, наводящих страх на свои гаремы, возмутило вторжение непрошенных гостей. Они яростно устремились навстречу чужакам, развевая серебристые гривы, оскалив желтые клыки, хрюкая и хрипло взревывая, пока матросы не остановили их несколькими выстрелами из пистолетов в разъяренные розовые пасти. Темное, почти черное котиковое мясо поначалу было желанно, но вскоре буканьерам опротивел его вкус. Теперь, если котика убивали, труп оставался гнить.
Шарп привел «Троицу» на Хуан-Фернандес, подчинившись требованиям рассерженной команды. Разочарованные рейдом на Ла-Серену, буканьеры проголосовали провести на острове Рождество, подальше от постоянной угрозы мстительных испанских галеонов. Гектор гадал, откуда морякам известно об этом отдаленном гористом островке. Хуан-Фернандес лежал в четырехстах милях от побережья Южной Америки, а для всех, за исключением испанцев, Южное море оставалось не нанесенной на карты загадкой. Однако на борту «Троицы» нашлись люди, которые знали об этом унылом и редко посещаемом клочке земли, где можно найти пристанище. У Гектора возникла мысль, что в тавернах европейских портов и карибских гаваней, где обычно собираются моряки, они рассказывали друг другу об острове, на котором можно отдохнуть, набраться сил и отремонтировать корабль.
Когда серым ветреным днем в начале декабря «Троица» приплыла на Хуан-Фернандес, остров был необитаем. Но было очевидно, что люди его посещали, потому что кто-то завез сюда коз. Животные размножились, и одичавшие стада бродили по поросшему невысокими кустами каменистому нагорью. Козье мясо было куда предпочтительнее мяса котиков, поэтому Дан и второй оставшийся гарпунер, еще один индеец мискито по имени Уилл, на целые дни уходили с мушкетами на охоту и возвращались с козлиными тушами на плечах. Однако не кто иной как Жак обнаружил наиболее убедительные подтверждения того, что другие моряки высаживались на остров для отдыха. Вскоре после высадки он поспешно вернулся к товарищам, лучась от радости и демонстрируя пучок зажатых в руке листьев и стеблей.
— Приправы и овощи! — с радостью крикнул он. — Кто-то разбил здесь огородик и оставил все расти! Смотрите! Репа, салат-латук, всякая зелень!
Команда «Троицы» устроилась на островке быстро и с удобствами. Натянув запасные паруса на ветви деревьев, сделали палатки, смастерили решетки, на которых жарили нарезанную ломтиками козлятину и рыбу, наполняли кувшины пресной водой из ручья, протекавшего через каменистую россыпь и впадавшего в залив. На Рождество Жак приготовил на всю компанию громадное блюдо омаров, зажарив их над костром. Омары — Жак настаивал на том, чтобы их называли лангустами, — ползали на мелководье во множестве, и можно было, просто походив в холодной воде, собирать улов руками, по дюжине за раз. В качестве закуски буканьерам была предложена капустная пальма — тонко нарезанные полоски листочков нежной почки, срезанной с пальмовой макушки.
Однако атмосфера продолжала оставаться крайне мрачной и подавленной. Команда ворчала, что добычи совсем мало. Разграбление Ла-Серены принесло по весу едва ли пятьсот фунтов серебра, а его пришлось разделить почти на сто сорок человек. Команда считала, что это сущие гроши, не стоящие того риска, на который они пошли; ситуация усугублялась и тем, что многие из недовольных проиграли награбленное за долгие, скучные дни, проведенные в море по пути на остров. Когда «Троица» добралась до Хуан-Фернандеса, большинство картежников и игроков в кости практически оказались без гроша, и они злобно ворчали, что их надули, поглядывая при этом в сторону капитана Шарпа. Не в силах подкрепить свои подозрения, проигравшиеся все равно были уверены, что он как-то их одурачил.