Пират.Дилогия
Шрифт:
Андрей обхватил голову руками, словно стараясь выдавить все дурацкие мысли. Ладно! Барселона! Там видно будет, тамто все и разрешится, и, может, через несколько дней он и Влада уже будут потягивать вино в летящем на родину лайнере!
Барселона… Гужевымто образом добираться – дня четыре, самое меньшее – три. Придется терпеть, делать нечего – надо сказать, конвой к своим обязанностям относился весьма добросовестно – кто б мог подумать, глядя на этих ряженых пижонов! Время от времени делая остановки и выводя узников «на моцион», стражи всегда привязывали конвоируемых за ногу, вообще, стреноживали, словно коней, какимито хитрыми узлами, а за Жоакином приглядывали куда как внимательнее, нежели за Громовым, словно бы парнишка и впрямь был перепелкой и мог в любой момент улететь. Все правильно – он же местный, все тропки знает, сбежит – попробуй поймай.
На ночь остановились в какойто деревухе, такое впечатление – что на постоялом дворе – на мотель сии грязноватые, крытые соломой хижины явно не тянули, даже до беззвездочного хостела не дотягивали. Старина, блин… И тут – старина. Перекусив черствой лепешкою с сыром и запив все это тепловатой водицей, узники улеглись спать все там же – в клетке, на брошенной стражниками соломе – спасибо и на том. Сильно пахло навозом, и рядом, надо полагать – в хлеву, всю ночь мычали коровы, так, что Громов и вовсе не сомкнул глаз, его уж потом, на пути, сморило – дорожка пошла в гору, стало куда меньше пыли да еще с моря дул прохладный, освежающий ветерок.
– Андрей! А я везде тебя ищу!
– Влада!
Молодой человек обернулся – он стоял на платформе, напротив поезда компании железных дорог Каталонии, из распахнутых дверей вагона ему махала рукой Влада – все в тех же белых шортах и рубашке в клетку, завязанной на животе узлом.
Бросив тяжелый чемодан (и откуда он у него в руке взялся), Громов немедленно подбежал, обнял девушку:
– Ты доплыла!
– Ну да. И ты – я вижу.
– Господи, Влада. Со мной тут такоое было! Расскажу – не поверишь. Ты куда едешьто?
Девушка пожала плечами:
– С тобой – в Фигерас. Помнишь, мы собирались?
– Так и ездили уже… А это что за станция? Жирона?
– Нет. Написано – Матаро.
– Матаро, – тихо повторил Андрей. – Постой! Это ж в другую строну!
– Так нам и надо в другую. В Питер, да!
– Но до Питера из Матаро поезда не…
Чтото тряхнуло, и поезд, и красивое личико Влады вдруг сделались зыбкими, расплылись, исчезли…
Громов поднял голову, схватившись за деревянную стойку клетки:
– Что так трясетто?
– Так дорога такая, – зевнув, отозвался Жоакин. – Скоро ночлег.
Молодой человек приник к решетке – уже наступали сумерки, но было еще не настолько темно, чтоб не разглядеть узенькие улочки какогото старинного городка – живописно одетый народ, небольшие двух и трехэтажные домики, церковь.
– Этот что за городто?
– Матаро.
– Матаро?! – узник резко обернулся. – У них что тут, карнавал, что ли?
Мальчишка неожиданно засмеялся, показав белые зубы:
– Не, карнавал у них весной, в честь святой Сусанны и святой Эулалии. А сейчас просто – праздник урожая.
– Ааа, – расслабленно протянул Громов. – Тото я и смотрю – в костюмах все маскарадных.
И в самом деле, в городке был праздник – на площади, встав в круг, веселые, разодетые кто во что горазд люди танцевали сардану, национальный каталонский танец, чтото типа неподвижного хоровода «с выходом». Ктото пел, ктото играл на гитаре, за церковью, под старым платаном, крутила разноцветными юбками юная танцовщица цыганка.
– А хорошо тут, – не удержавшись, Андрей смачно зевнул, хотя и должен уже был бы и выспаться. – Весело. Песни поют, пляшут.
Сидевший позади стражник вдруг чтото сказал узникам, громко, но без злобы.
– Он говорит – в эту пору в Матаро всегда весело, – перевел Жоакин. – Праздник урожая, да.
По случаю праздника узникам перепала крынка вина, опростав которую, оба сразу же и уснули, и проснулись лишь утром – от скрипа тележных колес и тряски.
– Поехали, – с улыбкой промолвил Перепелка.
Громов стряхнул приставшую к волосам солому:
– Слушай, Жоакин. Ты чему так радуешьсято? Надеешься на барселонское правосудие?
– Надеюсь! – подросток быстро перекрестился и чтото коротко произнес на латыни, как видно – молитву. – В Барселоне плетьми не бьют… В Барселоне сразу вешают!
– А ты шутник, как я погляжу!
Андрей усмехнулся – он и сам ценил черный юмор, тем более – столь неожиданный в устах этого забитого парня. Вообщето, Перепелка – тоже странный до невозможности.
– Жоакин, все хочу спросить – ты где учишься? В колледже?
– Да, в колледже, – юноша охотно кивнул. – Учился, у отцов иезуитов. Не здесь – в Жироне.
– В Жироне… иезуиты? Ах, ну да… у вас же католические школы есть, – молодой человек повернул голову, посматривая на показавшегося позади повозки всадника. – А что говоришь – учился. Бросил?
– Сбежал.
– Хха! – хмыкнул Андрей. – Вот уж поистине – ученье свет, а неученых – тьма. Хотя с английскимто у тебя вроде неплохо. Видать, научили.
Подросток помотал головой:
– Это не они, это дядюшка Паулу из нашей деревни. Старый рыбак. Люди говорят, он был когдато пиратом.
– Люди много чего говорят, – Громов проводил взглядом обогнавшего повозку всадника в старинном кафтане, плаще и широкополой шляпе. – Вот еще один, с карнавала. Ну с праздника.
– Да, верно – из Матаро.
Всадник обмолвился парой слов с конвоем – именно что парой, может, просто поздоровался – и пришпорил коня.
– А родители твои кто? – продолжал допытываться Андрей.