Пират.Дилогия
Шрифт:
Вскоре явились Бьянка с Камиллою, племянницей дядюшки Сэма, особой недурной наружности и весьма приятной в общении – этакая простушкахохотушка, чемто напоминавшая Андрею незабвенную МагдалинуЛину. Правда, Лина, несмотря на манеру поведения, внешность и искреннюю любовь к шоу Дика Кларка, простушкой всетаки не была.
Как и – это выяснилось уже почти сразу – и Камилла.
Когда разговор зашел о выборе дальнейшего пути, дочь боцмана без раздумий предложила Багамские острова.
– Почему именно Багамы? – просто так, чтоб поддержать беседу, переспросил Андрей. – Есть ведь еще Тортуга. Ямайка.
– Ямайка? Да ПортРоял после землетрясения, пожаров и испанских набегов давно уже не тот, что раньше, и живет лишь былой славой, – со знанием дела заявила девушка. – Тортуга или, лучше – ПетиЖуав –
– Так это от дядюшки у вас такие познания! – рассмеялся француз. – Что ж, пусть будет НьюПровиденс, и в самом деле – ближе.
– Вот уж никогда не мечтал стать пиратом, – когда наконец все разошлись, признался Андрей возлюбленной.
Та повела плечом, задумчиво намотав локон на палец:
– Камилла мне все уши прожужжала про эти Багамы. Мол, только туда. Странно – Тортуга или Ямайка, насколько я знаю, в смысле убежища вовсе не хуже, и возможностей там больше. Правда, у нас для этого маловато людей, и не оченьто крупное судно. Что же касается пиратства… не переживай, милый! В океанах этим промыслом занимаются все – и торговцы, и военные. Сейчас война – каперов полно. Нам бы тоже нужно раздобыть патент, Багамами вроде как английские лорды владеют. Камилла сказала – патентами торгуют в Филадельфии, Новом Амстердаме. Может даже – и в Чарльз Тауне тоже. Но там фрегаты.
Андрей лишь головой покачал – а что он хотелто? Слезливый ханжеский гуманизм остался в веке двадцатом, во второй его половине. А в эти отнюдь не вегетарианские времена морской разбой был промыслом вполне достойным даже для вполне добропорядочных джентльменов, месье и сеньоров. Правда, в централизованных государствах – в той же Англии, Голландии, Франции – уже начинали понимать, что свободная торговля приносит куда больше барышей, нежели тривиальный разбой, морской гопстоп, торговле – а следовательно, и прибылям – по сути, мешающий. Правда, пока было не до пиратов – война за испанское наследство в полном разгаре, и тут уж – кто кого. Эту войну здесь, в колониях, называли войной королевы Анны. Все топили всех! Французы и испанцы – англичан, англичане – испанцев и французов; прочим же – всяким там голландцам, датчанам, фламандцам – так и вообще странно было сунуться. Испанский фрегат не станет разбираться – за кого там воюет Дания, да и воюет ли вообще? Увидит – нападет сразу! Да что там говорить о пиратах – все были хороши!
Ветер дул в левый борт судна, и «Жозефина», не торопясь, шла на юг левым галсом или – галфиндом, как говорят моряки. При таком режиме требовалось как следует работать с парусами, часто маневрировать, менять углы поворота рей. Экипаж, под руководством опытного шкипера Антуана, трудился в поте лица. Громов тоже ко всему присматривался, не стесняясь учиться, работал с астролябией, секстаном, лоцией.
Живой товар попрежнему держали в трюме, не обращая никакого внимания на стоны несчастных рабов, и даже новоявленный капитан ничего не мог с этим поделать – не выбрасывать же невольников в море? А выпустить их на палубу – чревато бунтом, да и экипаж такого гуманизма не понял бы. Правда, в голове Громова некоторое время бродила совсем уж безумная мысль – просто пристать к берегу да отпустить рабов на все четыре стороны… что означало то же самое, как и выбросить в море груз серебра! Чернокожие невольники – общая добыча команды, не столь уж и малый приз, – которых можно выгодно продать в том же Нассау, поделив вырученные деньги так, как того требовал обычай, точнее – заключенный между новоявленными пиратами и их командирами договор, согласно которому пять долей добычи шла капитану, шкиперу и квартирмейстеру – по три доли, плотнику и врачу – по две, остальным всем по доле – поровну.
Громов все же не считал себя полным придурком, чтоб попытаться отпустить рабов, правда, он все же приказал поить и кормить их вдоволь… насколько позволяли запасы – а позволяли они очень и очень немногое, поэтому, отойдя с полсотни миль к югу, Андрей приказал сворачивать к берегу искать удобное для стоянки место – пополнить запасы продовольствия и пресной воды.
Вряд ли кто мог сейчас сказать наверняка, кому принадлежал этот низкий и болотистый берег, заросший густым кустарником и пальмами, с видневшейся неподалеку дубравой. То ли эта земля принадлежала англичанам, то ли была испанской Флоридой, а скорее всего – просто пограничье, до которого у обеих сторон еще не дошли руки. Впрочем, люди тут жили – невдалеке от дубовой рощи посланный на разведку отряд обнаружил крытые пальмовыми листьями индейские хижины. Сами индейцы – коренастые люди, встретили незваных гостей не особо радушно, но и без враждебности, даже помогли таскать к берегу воду в бочонках и больших глиняных горшках, за что получили презент – мешок пороха и четырех чернокожих рабов. После такого подарка индейцы пришли почти в полное благодушие и даже сами приняли участие в охоте, показав выводки диких свиней, а также снабдили экипаж «Жозефины» кукурузной мукою и фруктами, что оказалось весьма неплохим подспорьем для изголодавшихся беглецов.
Пополнив запасы воды и пищи, бригантина пошла круто к ветру – в открытое море, точнее говоря – в океан, где, милях в двухстах на югозапад, располагались Багамские острова, принадлежащие какимто там лордам. Ветер дул в скулу, судно шло в бейдевинд, часто меняя галс и уклоняясь дрейфом под ветер. Все члены экипажа трудились как проклятые, что, впрочем, не мешало всеобщему веселью – слава богу и капитану Эндрю Грому, нынче на корабле в достатке имелась и пресная вода, и пища, а впереди лежала вполне конкретная цель, к которой сейчас и шли, моля Господа об избавлении от ураганов, коих в этих местах бывало с избытком. Нынче, правда, везло – небо радовало почти безоблачной синью, волны казались небольшими, ласковыми, однако все время дул почти встречный ветер… Так что приходилось пахать! И тем не менее все были довольны.
Земля показалась лишь на исходе четвертых суток, зеленые холмы, синие горы, белые домики с крышами, крытыми коричневой черепицею и желтоватыми листьями пальмы. Город выглядел игрушкой – аккуратные домики, маленькие, стоявшие у причалов суда, скалистый остров, деливший вход в гавань на две неширокие части.
– Я бы поставил там форт, – глядя в подзорную трубу, заметил Андрей.
– А тут и была крепость, вон развалины. Должно быть, испанцы разрушили.
Стоявшая на носу, рядом с капитаном, Камилла улыбнулась, пригладив рукой растрепавшиеся на ветру волосы, и Громов уже в который раз подумал о том, как же много знает эта, казавшаяся с виду глупенькой, девушка. Знает о том, чего, казалось бы, знать не должна.
– Эй, эй! – передав Камилле подзорную трубу, молодой человек поспешно подошел к бушприту, подхватив за локоть несколько увлекшуюся Бьянку:
– Смотри, милая, как бы тебя кливером не сбило!
Девушка обернулась с улыбкой:
– Не собьет! Я ловкая.
– Да уж, что и говорить – егоза! Егоза, а не баронесса!
– Смотри, за егозу получишь, ага!
– Какие у вас отношения интересные, – присев на фальшборт, подивилась Камилла. – Прямо завидую! Ты, подруга Бьянка, похоже, совсем не боишься своего строгого мужа.
– Вовсе он и не строгий, – обняв Громова за шею, засмеялась юная аристократка. – С чего ты взяла?
– Да уж вижу.
Камилла конечно же была не такой яркой красавицей, как синеглазое чудо Бьянка КадафалкиПуччидо, однако в этой еще достаточно юной девушке явственно просматривался некий весьма заметный, с легкий налетом авантюризма, шарм, столь привлекающий мужчин… и невзгоды. Карие лучистые глаза племянницы квартирмейстера всегда смотрели прямо, с вызовом, чуть тонковатые для эталона красоты губы постоянно кривила улыбка, не поймешь – то ли вполне искренняя, то ли с некой – мол, я сама по себе и все про вас знаю – насмешкой.