Пират.Дилогия
Шрифт:
– К губернатору? – остановившись, старый пират оглядел всю компанию и хмыкнул. – В таком виде? Ну нет. А нука, парень, веди в самую дорогую лавку! Где всякие там кафтаны да платья…
– Так, может, лучше к портному? Я знаю тут одного…
– Нет! К портному пока некогда, веди в лавку.
Этот белый, под пальмами, город даже сейчас, зимой, источал какуюто негу, особую ауру, свойственную большинству южных городов, этакий легкий флер беззаботности, сексуальности и смешанного с навязчивым гостеприимством нахальства. Пока шли, к путникам уже несколько раз подбегали мальчишки – предлагали купить свежие лепешки и воду, зазывали в какието подозрительные таверны и публичные дома.
– Это все потом, – отмахивался старик. – Эй, Полушка, ну и где ж твоя лавка?
– Скоро придем, господа. Воон за тем поворотом, за церковью.
Во время своих налетов испанцы все же не успели сжечь город дотла, еще оставались совершенно нетронутыми весьма красивые здания, украшенные колоннами, пилонами и каменным узорочьем, этакое колониальное барокко, смотревшееся весьма неплохо, хотя, может быть, коегде – и с перебором. Неширокая улица, по которой шли новоявленные моряки, была вымощена серым булыжником, аккуратными кругами обходившим давно росшие на этом месте деревья – пинии, туи и пальмы, оттенявшие белизну стен оград и довольнотаки приличных по виду зданий, на одно из которых – весьма помпезный, с колоннами и узорным фронтоном – особняк, и указал Полушка:
– А вот и губернаторский дом… Но вы ведь сказали – сначала в лавку.
– В лавку, в лавку! Да где же она, черт бы все тут побрал?
– Говорю же, скоро придем, господа. Уже очень скоро.
Чуть замедлив шаг, капитан придержал квартирмейстера под руку, свистящим шепотом осведомившись – на какие, с позволения сказать, шиши тот собирался приодеться?
– Ах, это, – скривившись, старый пират отмахнулся. – Да не берите в голову, сэр, пустое дело.
– И всетаки!
– Я же вам докладывал – в капитанской каюте мы сразу отыскали тайник с полусотней гиней, оставленных мной на корабельные нужды. Вот на них и купим одежду – не оборванцами же ходить, тем более, нам нужно будет еще пополнить команду, а здесь по одежке встречают, к оборванцам никто не пойдет, да и губернатору следует выказать уважение.
– Черт с вами! – Андрей сплюнул под ноги. – Наверное, вы и правы. Хотя команде нужно тоже чтонибудь дать – не пустыми же выпускать на берег?
– Дадим, а как же! – хмыкнул дядюшка Сэм. – Еще б и негров продать. Может, губернатор и купит? А мы ему – скидку.
– А вот в этом вопросе, дядюшка, торопиться не надо! – обернулась прислушивающаяся к беседе Камилла. – Что значит – скидку? Губернатор, если живой товар и возьмет, так не для себя, а для плантаторов… или продаст на какойнибудь торговый корабль, отправляющийся в Виргинию или в Каролину. В порту несколько шхун, между прочим, судя по осадке – три из них точно с опустевшими трюмами. Так что с неграми торопиться не надо, выждем денекдругой, уж прокормим какнибудь. А тем временем – шхуны эти пустые навестить.
– Молодец, девчонка! – старый пират восхищенно присвистнул. – Вот уж не думал, что у тебя столь внимательный взгляд.
– Обычно женщины все внимательны, дядюшка.
– А вот и лавка, господа! – остановившись, Полушка Эд обвел широкие, призывно распахнутые настежь двери торгового заведения с таким видом, будто сей промтоварный магазин принадлежал лично ему или, уж по крайней мере, он там работал старшим продавцом, товароведом или приказчиком.
– Что ж, вот, получи!
Дядюшка Сэм сунул в подставленную ладонь парня пресловутый пиастр или песо – испанский талер, серебряную монету весом в двадцать пять грамм и достоинством в восемь реалов (восьмерик), отчеканенную из американского серебра в неимоверном количестве и фактически – наравне с золотыми дублонами (они же – пистоли), игравшую роль мировой валюты. Этакий серебряный доллар раннего Нового Времени.
Для Громова в лавке отыскался вполне приличный, выкрашенный в цвет индиго кафтан доброго английского сукна с шелковыми фестонами, пришедшийся Андрею впору, и, вкупе с такого же цвета кюлотами, шелковая белая сорочка и старые, но вполне еще крепкие туфли, составившие вполне приличный костюм. Подумав, капитан еще прикупил темносинюю шейную ленту и алую шелковую перевязь с легкой парадной шпагой, да модную, обшитую золотистым галуном шляпу с загнутыми треугольником полями. Конечно же все продававшееся в лавке добро было краденым, точнее – добытое в ходе лихих пиратских рейдов, чего вовсе и не скрывал хозяин промтоварного заведения – усатый, чемто похожий на турка толстяк, представившийся как Джефри Мидлтон, купец.
– О, эта шпага, сэр, принадлежала какомуто важному французскому кавалеру, шевалье, а может быть, даже маркизу или графу… Не желаете ли золотой перстень с изумрудом?
– Пока нет, – поскромничал Громов, не желавший слишком уж тратить корабельную казну.
– Жаль, жаль. Хорошее кольцо – уйдет враз, потом такого не купите.
Прощелыга купец скривил тонкие губы в хитроватой улыбке, свойственной продающим краденую лошадь цыганам, главам нетрадиционных религиозных сект и вороватым российским чиновникам, вызванным к начальству на ковер по какомуто уж совсем мелкому делу.
– Ах, ты ж боже мой! – примеривший очередной камзол боцман с восхищением посмотрел на появившихся из смежной комнаты девушек в новых, только что купленных платьях.
Надо сказать, обе юные дамы вполне заслуживали восхищения и в простых своих одежках (а лучше – без оных), однако теперь было совсем другое дело! Грациозная, в муаровом, цвета морской волны платье, сшитом по последней французской моде – с глубоким вырезом – декольте – Бьянка выглядела истинной королевой, а ее подружка – принцессой: к пышным рыжеватым волосам Камиллы очень шел желтый цвет, плюс еще зеленые шелковые вставки, бантики, бисер…
– Ну девки, – дядюшка Сэм попростецки хлопнул себя по ляжкам. – Вам бы еще брильянты…
– Лучше какиенибудь башмаки, дядюшка, – показала босую ногу Камилла. – Моито старые както не особо к этому платью подходят.
– Будут, будут башмаки! – распушив усы, хозяин лавки истово перекрестился на висевшее в углу торгового зала массивное золотое – или, скорее всего, позолоченное – распятие. – Клянусь Святой Девой Гваделупской – будут! Уже к вечеру… или, самое крайнее – завтра к утру.