Пират.Дилогия
Шрифт:
Тот визитер… и стрелок с мушкетом… если это один и тот же человек – то почему б ему не оказаться иезуитом? Секта «Барон Рохо» – несомненное антихристианское зло, вот проклятый иезуит и воспользовался Андреем, по сути, подставив его… а заодно – и несчастную баронессу Бьянку! Могло так быть? Да конечно могло. Только вот Громов даже лица незнакомца не видел, а по голосу вряд ли сможет узнать. И что остается делать? А ничего! Искать, как искал, капитана Гарригу. Правда, нынче придется действовать самому, без агентов – не надо посвящать в поиски лишних людей, тем более что покаталонски молодой человек уже говорил достаточно бегло, и даже освоил кастильский.
И все же, по здравому размышлению, для начала Андрей отправил в гавань слугу – просто пошататься да пособирать сплетни. Жоакин явился еще до обеда с разбитым носом – зарядили в какойто таверне в лицо, едва только услышали о капитане Гарриге.
– Видать, редкостный поддонок этот капитан, – покачал головой сеньор лейтенант. – Раз уж тут его так «любят». Впредь нужно быть осторожнее. И кто тебя ударил, запомнил?
– Да уж запомнил, – смыв под рукомойником кровь, Жоакин обернулся и шмыгнул разбитым носом. – Хозяин таверны «Два креста» – жилистый такой, чернобородый, бывший матрос или даже боцман.
– Откуда знаешь, что матрос? – насторожился Громов.
– Да видно, – Жоакин пригладил волосы. – Широкие плечи, рыжая, с проседью, борода. Ходит вразвалочку, на левом запястье татуировка – якорь, да и зовут его все – Камило Моряк, ага.
– Тактак, – надевая кафтан, покивал молодой человек. – Камило Моряк, значит? Таверна «Два креста». Это где?
– Ближе к рыбацкой деревне, сеньор.
– Ага, знаю. Тот еще райончик!
– Вот и я о чем! – сверкнув глазами, вскинулся парень. – Вы что же, господин, собираетесь пойти в эту чертову забегаловку один? Нетнет! Я пойду тоже.
– Сидеть! – приказал сеньор лейтенант строгим и непререкаемым тоном, каким обычно говорит с новобранцами какойнибудь старшина или сержантсверхсрочник. – Тебя там запомнили, нос, вон, разбили. Хочешь, чтоб оторвали голову или, скорее, сунули под сердце нож?
– Но сеньор…
– Молчать, я сказал! И никогда не смей прекословить. Лучше скажи, что этот Камило за человек? Я знаю, парень ты наблюдательный и неглупый.
Весьма довольный хозяйской похвалой Жоакин смущенно потупил взор и улыбнулся:
– Ну само собой, коечто я заметил, ага. Там такой двор за таверной, просторный, как паперть. Во дворе старый баркас, и большая кадка с водою – местные мальчишки пускают там кораблики, старик Камило это дело любит, частенько выходит, курит свою трубку, смотрит, мальчишкам советы дает.
– А про матросское прошлое свое не рассказывает?
– Я не слышал, – слуга покачал головой. – Думаю, даже и вспоминатьто не любит: чтото у него там произошло нехорошее с капитаном «Барона Рохо».
– Это ты с чего так решил? Впрочем, вижу…
Потрепав парня по плечу, Громов наказал ему пополнить запасы вина и, спустившись вниз, вывел из сарая служебную лошадь. Все ж таки хорошо, что он находился сейчас на королевской службе – пусть жалованье никогда вовремя не платили, зато аккуратно выдавали паек, ром и фураж для лошади, содержание которой в противном случае обошлось бы весьма недешево.
На этот раз сеньор лейтенант оделся попроще – темнозеленый, грубого сукна, кафтан без всяких украшений, черная широкополая шляпа с узенькой ленточкой и без всяких перьев, на боку конечно же шпага, куда ж без нее? Плащ – тоже бедненький – Андрей позаимствовал у Жоакина, создав себе образ некоего небогатого – а, точнее, откровенно бедного – дворянина, ищущего службы или лучшей доли. Таких в ту пору в Испании было множество, впрочем, как и всегда – именно такие вот бедные, на все готовые, испанские парни, умеющие лишь воевать, и разнесли когдато в клочья все индейские царства Америки. Конкистадоры, мать их за ногу!
Нынче было воскресенье, и Громов по пути заглянул в церковь Святой Марии Морской, большую часть обедни пропустил, но оставшееся время отстоял честно, молясь за удачу и здравие всех своих знакомых – здесь – и родных – «там». Хотел еще поставить свечку за упокой души несчастной безвременно погибшей Бьянки, но почемуто не поставил… чтото помешало… или ктото нечаянно толкнул под руку, да и как раз и служба уже закончилась.
Выйдя из храма вместе с толпою попраздничному одетых людей, Громов уселся в седло и, не торопясь, поехал вдоль старой городской стены, там, где в будущем проляжет широкая виа Лайэтана. Узкая ныне улочка вывела всадника в порт, в том месте, где стоял – будет стоять – городской почтамт, и начиналась – или заканчивалась – пассео Колон – улицанабережная Колумба.
Улицы, как и вся набережная, были полны людьми. Что и говорить – воскресенье, да и погода вполне благоприятствовала променаду: еще с утра небо хмурилось, плача нудным серым дождем, а вот к обеду распогодилось, ветер унес тучи кудато далеко за гору Тибидабо, небо засияло голубизной, и яркое золотистожелтое солнышко, отражаясь в окнах домов, пролегло лучистой дорожкою в море.
Помня слова Жоакина, молодой человек, повернув лошадь налево, где на месте будущего Французского вокзала нынче раскинулся довольнотаки трущобный по местным меркам район неказистых домиков и крытых соломою хижин. Таверна «Два креста» располагалась не там, а ближе к морю, в гавани, соседствуя с небольшими, но вполне приличными домами, сложенными из серых камней. Ведущие во двор таверны ворота, как и говорил Жоакин, оказались открытыми нараспашку, многие посетители заведения уже пили там же, во дворе, вино, наблюдая за корабликами, плавающими в огромной деревянной кадке, больше напоминавшей небольшой бассейн.
Заказав у проворно подбежавшего служки вино с нехитрой закуской, молодой человек, слегка поклонившись, присел на бревно, положенное рядом с кадкой. На бревне этом уже расположились посетители, пили вино, болтали, а коекто стоял вокруг кадки, деятельно комментируя плавающие там корабли. В числе этих вот «знатоков» Громов сразу же узнал хозяина заведения, Камило по прозвищу Моряк. Все так, как описывал Перепелка, – коренастый, широкоплечий, окладистая рыжеватая борода с проседью. Бывшему моряку на вид казалось лет пятьдесят, а может, и больше – смуглое морщинистое лицо его, излучающее самое истинное добродушие и довольство, иногда искажалось презрительной ухмылкой – когда комментаторы путались в морских терминах или несли совсем уж откровенную чушь. Окрестные детишки – те, что пускали кораблики – похоже, искренне обожали старика, называя его «дедушкой Камило», да и тот относился к ним соответственно: ласково разговаривал, гладил по головам, даже угощал какимито вкусностями.
Вот, едва не споткнувшись, побежал какойто озорной малыш с кораблем в руках – на взгляд Громова, так себе модель – щепка да лучина с носовым платком – парусом. Однако ж и судомоделист был еще мал – от силы лет восемь, наверное.
– Ой, дедушка Камило, глянька, какой у меня кораблик! Я его сам сделал.
– Молодец, малыш, – старик протянул ребенку коврижку. – Ступай, отправляй свое судно в плаванье. Чувствую, выйдет из тебя добрый моряк.
Кроме совсем уж примитивных скорлупок, в кадке плавали и вполне добротные модели военных и торговых судов, явно сделанных со всем тщанием и любовью, за такие не было бы стыдно и участникам судомодельного кружка. Особенно один корабль выделялся – с изящными обводами, трехмачтовый, с узорчатой кормою и корпусом, выкрашенным в бледнооранжевый цвет. Жаль, что не в красный… Однако…