Пират.Дилогия
Шрифт:
– Согласен – сказал чушь, – самокритично признался Хименес. – Однако ж надо думать – что делать? Провизии у нас в обрез, да и пресной воды тоже.
По сему поводу, немного отдохнув, созвали собрание – капитан Андреас Громахо предоставил решение столь сложного вопроса людям, куда более опытным в морском деле, нежели он сам. Совещались недолго: признав избранную ранее стратегию в принципе верной, высказались лишь за смену тактики, решив простонапросто заменить Чарльстон на какойнибудь другой порт в английских колониях, ближайшей из которых – кроме запретной
– Что Чарльстон, что Джеймстон – один черт! – рубанув рукой воздух, подвел итог боцман. – Только вот продуктов и воды у нас до Виргинии точно не хватит.
– Свернем к берегу и все купим! – на правах капитана Громов возражений не слушал. – Деньги у нас, хоть и небольшие, но есть.
– Не купим, так захватим, – ухмыльнулся про себя старый брыластый дьявол Гильермо. – Впрочем, капитан прав – надо идти к берегу, не ждать же какоенибудь суденышко… тут их много, так ведь удачи два раза кряду не будет!
– Да, не стоит испытывать Господнее терпение, – согласно покивал каменщик Рамон.
Для разработки более подробного плана дальнейших действий «командный состав» «Эсмеральды» чуть позже собрался в капитанской каюте. На совете, кроме «господина капитана», шкипера Альфонсо Хименеса и боцмана, еще присутствовал… юный индеец Саланко, приглашенный по настоянию Громова.
– И зачем нам этот краснокожий черт? – бурчал про себя Гильермо. – Что нам может присоветовать этот глупый дикарь?
– Думаю, многое может, – осадил старого моряка Андрей. – Мы ведь высадимся гдето между Чарльстоном и СанАгустином, так?
– Так, – хмуро кивнул шкипер. – Могу даже сказать точнее – где.
«Сеньор капитан» махнул рукой:
– Не нужно точнее, ясно и так – это земли Южная Каролина. Земли маскогов.
– Кого? – оба моряка непонимающе переглянулись. – Мы чтото не очень поняли, о ком вы говорите, сеньор?
– Маскоги – этот такой народ, племя, родичи нашего индейца – вот его.
Громов кивнул на Саланко, молча, как идол, сидевшего на корточках у самой двери.
Хименес вскинул глаза:
– Так вы хотите сказать…
– Именно! Этот парень хорошо знает местность.
Боцман невежливо хмыкнул и выругался, бросив на индейца презрительный взгляд:
– А с чего вы взяли, что этот краснорожий дикарь будет нам помогать?
– Любезный Гильермо, я бы просил вас не обзывать больше дикарем моего друга, – попросил «господин капитан» вполне светским тоном, но холодностальные глаза его при этом сверкнули так, что боцман счел за лучшее проглотить язык и почти все оставшееся время просидел молча.
– Саланко – благородный человек, сын местного индейского барона или графа… уж не знаю, как они там именуются, – подлаживаясь под мировоззрение собеседников, пояснил молодой человек.
И тут же, обернувшись к индейцу, перевел все на английский:
– Я сказал им, что ты – сын вождя.
Саланко вдруг вскинул голову и, поднявшись на ноги, поклонился, с непостижимой грацией и гордостью приложив руку к сердцу:
– Вы не ошиблись, сэр! Мой отец и в самом деле был вождем. Он погиб. В схватке.
– Ого! – не выдержал боцман. – Эта краснорожая обез… этот наш друг понимает английскую речь?
– Лучше нас с вами, друзья мои, – рассмеялся Громов. – Саланко – человек благородный, человек слова! Он поможет нам и покажет нам все пути.
На том совет закончился, и, за полным отсутствием выпитого еще вчера рома, все отправились спать – шкипер Хименес – в расположенную рядом каюту, боцман – в свою каморку на носу, а сын индейского вождя – на палубу, где и спал прямо на голых досках.
Андрей прошелся по корме, полной грудью вдыхая морской воздух, куда более свежий, нежели днем. Опираясь на фальшборт, постоял, глядя на желтые звезды, полюбовался огромной луной, свет которой отражался в черных волнах дрожащей меднозолотистой дорожкой. Громову вспомнилась вдруг такая же луна, такая же дорожка, только там, в Калелье… в той Калелье, не в этой. Както поздним вечером они отправились с Владой на старинную площадь у церкви Святых Марии и Николая, послушать какогото местного певца. Долго не слушали – убежали к морю, купались, а в небе висела точно такая же луна, и точно такая же дорожка убегала к берегу, к памятнику национальному каталонскому танцу – сардане. Вот просвистела последняя электричка на Бланес или Масанес… Андрей положил руку подруге на грудь…
– Сэр, – тихо позвал ктото.
Молодой человек обернулся, увидев незаметно подошедшего Саланко.
Усмехнулся:
– Что, и тебе не спится, друг мой?
– Сэр, можно мне спросить?
В огромных антрацитовоблестящих глазах юноши отражалась луна.
Громов махнул рукой:
– Спрашивай.
– Вы католик, сэр?
– Почему ты так решил? – удивленно моргнул лейтенант.
– Я сам христианин, католик, – Саланко неожиданно улыбнулся и перекрестился на луну. – Я знаю католиков, знаю пуритан, знаю англиканскую церковь… Из всех них только католики считают нас, кого вы называете индейцами, за людей. Я могу жениться на любой испанской девушке – и это никому не покажется чемто дурным, наоборот, ведь я – сын вождя, кабальеро. – Переводя дух от неожиданно длинной речи, юный индеец чуть помолчал и продолжил с убеждением, выдававшим склонность к долгим раздумьям и вполне философским выводам. – Если же я только попрошу руки англичанки… тем более воспитанной в пуританской вере, нас обоих закидают камнями. А меня могут и повесить, и сжечь… как сожгли мою мать, Синюю Тучку.
Парень закусил губу, и Громов молча положил руку ему на плечо, острое, горячее и худое.
– Я не католик, Саланко. Я – православный. Вот… – молодой человек дотронулся до своей шеи, собираясь показать парнишке медальон с Тихвинской Одигитрией, который всегда был при нем… да вспомнил, что подарил Одигитрию Бьянке. Может быть, неправильно сделал? Кто ж такие вещи дарит? Но… тогда сложилась такая ситуация, что просто нужно было подарить эту иконку, пусть хоть какаято надежда… увы!