Пират
Шрифт:
— Чего именно?
— Боюсь, что повреждения могли быть нанесены сброшенными мачтами. Вспомните, сэр, как часто они били в борта, прежде чем мы избавились от них. Однажды грот-мачта оказалась под днищем, и, по-моему, корабль получил тогда самый сильный удар.
— Дай Бог, чтобы это было не так… Пойдемте скорее наверх!
Когда они поднялись на палубу, к капитану подошел плотник и спокойно сообщил:
— СЕМЬ ФУТОВ И ТРИ ДЮЙМА, сэр!
Помпа работала уже во всю мощь. Боцман распределил людей, и те, раздевшись до пояса, откачивали воду, сменяя друг друга каждые две минуты. Так они проработали
Эти полчаса должны были решить судьбу корабля. Важно было убедиться, есть ли течь в бортах или вода попала в трюм с верхней палубы во время шторма. В последнем случае появлялась надежда откачать воду помпой.
Капитан Ингрэм и первый помощник молча застыли у помпы с часами в руках. Матросы старались изо всех сил. В семь часов десять минут решающие полчаса истекли. Вновь сделали замеры. Глубина составила СЕМЬ ФУТОВ и ШЕСТЬ ДЮЙМОВ! Все самоотверженные усилия людей, работавших на помпе, пошли прахом. Море победило корабль.
Матросы возбужденно переглядывались, затем разразились проклятиями. Капитан Ингрэм стоял молча, сжав зубы.
— С нами теперь кончено! — воскликнул один из матросов.
— Нет еще, друзья! У нас есть путь к спасению! — твердо сказал Освальд. — А что, если ночью под ударами волн разошлись только верхние части бортов и поэтому в трюме оказалась вода? Коли так, то нам нужно встать носом по ветру и еще раз как следует поработать помпой. Когда в борта не будут, как сейчас, бить волны, то все снова сомкнется.
— Не удивлюсь, если мистер Баррет окажется не прав, — сказал плотник.
— И я тоже, — вставил капитан Ингрэм. — Но начнем, ребята! Ни один солдат не сдается в плен, пока у него остается пороху хотя бы на один выстрел. Давайте попробуем еще раз!
И, чтобы воодушевить людей, капитан Ингрэм разделся и сам встал к помпе. Освальд бросился к штурвалу, чтобы поставить корабль по ветру.
«Секэшен» снова шел по ветру, но его медленное движение свидетельствовало о том, как много воды находится у него в трюме. Люди работали изо всех сил еще час. Затем снова сделали замеры, которые показали: ВОСЕМЬ ФУТОВ!
Никто из команды не сказал ни единого слова о том, что не хочет больше работать, но все открыто выказали свое отношение к этому, в полном молчании люди надели робы и рубашки.
— Что будем делать, Освальд? — спросил капитан Ингрэм. Оба отошли в сторону. — Люди не хотят больше откачивать воду. И в самом деле, в этом нет уже никакой необходимости. Наша судьба решена.
— Судьба корабля, сэр. Так мне кажется. Во всяком случае, помпа больше не поможет. До конца дня на плаву нам не продержаться. Надо довериться шлюпкам, которые уцелели, и до наступления ночи покинуть корабль.
— Как? На переполненных шлюпках в штормовом море? — возразил капитан и печально покачал головой.
— Они, конечно, не самое надежное убежище, сэр, но все же лучшее, чем само море. Поддержать отвагу у людей и удержать их трезвыми — вот все, что мы должны сделать. Не стоит изматывать матросов работой на помпе, их силы понадобятся им не раз до того, как они ступят на сушу. Следует ли мне поговорить с командой, сэр?
— Да, Освальд, — согласился капитан. — О себе, видит Бог, я не беспокоюсь, но моя жена… мои дети!
— Друзья мои! — начал Освальд, подойдя к матросам, в угрюмом
— Ни одна шлюпка не сможет противостоять такому морю, — заметил один из матросов. — И я убежден, что последние часы жизни нужно провести весело. Что вы скажете на это, друзья? — обратился он к остальным.
Многие товарищи поддержали матроса. Тогда Освальд, схватив топор, подошел к говорившему и взглянул ему прямо в глаза.
— Уильям! — начал он. — Может быть, наша жизнь действительно коротка, но настоящие моряки не должны опускаться до такого веселья, какого ты хочешь. Я тебя в чем-то понимаю. Но мне было бы жаль испачкать свои руки твоей кровью или кровью других. Как то, что над нами есть небо, так будет и то, что я раскрою голову тому, кто попытается проникнуть в винный склад. Вы все знаете, что я не шучу. Но вы и сами должны стыдиться таких мыслей. Какие вы, к дьяволу, моряки и мужчины, если сейчас променяете на глоток вина возможность напиваться каждый день, ступив на твердую землю? Всему свое время. Но теперь настал момент, когда все должны оставаться трезвыми!
Поскольку большинство матросов заняло сторону Освальда, остальные были вынуждены подчиниться. Приступили к проверке и оснащению шлюпок. Две из них находились в хорошем состоянии. Часть матросов получила указание срубить крепления шлюпок, поскольку талей для их спуска за борт не осталось.
Еще раз замерили глубину воды в трюме: ДЕВЯТЬ ФУТОВ! Судно заметно погружалось в воду. Часа через два шторм стал стихать и волны, казалось, вернулись к своему обычному бегу. Все было готово. Матросы, занявшись делом, снова приободрились, и чувствовалось, что в них все более крепла надежда. В двух шлюпках было достаточно места и для команды, и для пассажиров. Но что станется с двумя малышами, ведь они в течение многих дней и ночей будут находиться в открытой шлюпке?
Капитан Ингрэм спустился в каюту к миссис Темплмор, чтобы сообщить ей печальное положение дел, и услышал из ее уст тот же вопрос: «Что же будет с моими малышами?»
Примерно к шести часам вечера все было готово к тому, чтобы покинуть корабль. Судно медленно было повернуто боком к волне, и шлюпки были спущены на воду. К этому времени шторм уже значительно успокоился, но судно так погрузилось в воду, что могло с минуты на минуту окончательно пойти ко дну. В таком положении как никогда от команды и офицеров требовались хладнокровие и решительность. Невозможно определить точно, в какой момент обреченное на гибель судно пойдет ко дну, и, конечно, людей в эти минуты больше всего тревожит мысль о том, что тонущий корабль утащит их за собой в пучину вод. Страх за свою жизнь, могучий инстинкт самосохранения толкали их побыстрее занять места в шлюпках. Однако порядок вскоре был восстановлен. Освальду поручили командовать одной шлюпкой, другая должна была принять под покровительство капитана Ингрэма миссис Темплмор и ее детей.