Пиратская доля
Шрифт:
Он развернулся и поковылял на второй этаж. Хромой, старый, но, похоже, все такой же самоуверенный.
После его ухода лакей отворил дверь, и я вместе с сыном губернатора вышла на крыльцо. До сада, расположенного за домом, мы шли молча и не спеша. Заложив руки за спину, Энтони шагал рядом со мной, но при этом держал приличную дистанцию. Боковым зрением я видела, что он смотрит в противоположную от меня сторону. Смущен или ему неприятна моя компания? Впрочем, нам и не должно быть хорошо рядом друг с другом. Нас можно было сравнить с кошкой и собакой, но все наши забавы остались позади, равно как и детские обиды. Я это понимала. Надеюсь, что этот человек тоже. Ну, не будет же он снова огрызаться и кидать в меня ни в чем невиноватую жабу?
Мы остановились возле фонтана. Странно, но он больше не очаровывал меня, не казался каким-то необычным. Сейчас его вид наводил щемящую тоску, напоминал о том, что я вернулась к тому, от чего так старалась убежать. К прошлому.
Я присела на мраморный бортик фонтана и взглянула на мужчину, стоявшего чуть поодаль от меня. Он смотрел на меня. В его голубых глазах блестело удивление, любопытство и какой-то странный давно забытый огонек озорства. Случайно, не мелькнула ли у него в голове мысль толкнуть меня прямо в фонтан?.. Думаю, если бы не невидимая стена в виде взрослости и приличия, то Энтони с радостью вернулся бы к своим детским забавам.
– Присядете? – спросила я, разом нарушив странную давящую тишину.
Мужчина отрицательно качнул головой:
– Спасибо за предложение, миледи. Но я лучше постою.
Непривычно и немного неприятно слышать подобное обращение от кого-либо еще помимо капитана. Это было его особенностью. Или моей. Я была только его леди.
– Сэр, могу я попросить вас обращаться ко мне как-то иначе? – неуверенно спросила я, совсем не надеясь, что меня поймут.
Но на удивление Энтони ответил сразу:
– Как пожелаете, мадам. – Он вдруг улыбнулся, глядя на меня, и, кажется, заметив мой вопросительный взгляд, поспешил объясниться: – Не обращайте внимания. Я просто вспомнил, как первый раз увидел вас здесь. Забавно, конечно. Мы познакомились уже как враги, а сейчас встретились вновь, но уже как товарищи.
– Товарищи? – переспросила я, отчего-то не решаясь согласиться с ним.
– Возможно, вы считаете иначе, – сказал Энтони и отвел взгляд в сторону. – Но мне показалось, что нас обоих тяготит нечто похожее.
Я не стала интересоваться, что же он подразумевал под этим «похожим», и вскинула голову к усыпанному звездами небу. Чувствовался свежий воздух и запах благоухающих цветов. Ночь спокойная, немного прохладная, но совсем не приносит необходимого мне спокойствия. В душе у меня, напротив, ураган, сносящий все на своем пути, причиняющий боль вновь и вновь. Ничто не поможет мне сейчас забыться, и дело даже не в том, что я нахожусь здесь не одна. Нет. Дело в том, что я не могу и не хочу ничего забывать.
– Матушка сказала, что завтра вы отправитесь на суд, – спустя какое-то мгновение сказал Энтони. – Вы уверены, что хотите присутствовать там?
– Да, – сразу же ответила я, не глядя на него.
Я знала – он тоже не смотрит на меня. Между нами словно невидимая ограда, и никто из нас не пытается пробить в ней дыру. Мы разговариваем и слышим друг друга через мелкую щель в этой самой ограде. Единственное, что можем себе позволить.
Немного помолчав, я спросила:
– Почему все думают, что я могу и хочу пропустить этот суд? Ведь я потерпевшая. Если меня не будет там, если я не произнесу свои слова, то всех этих людей повесят просто так?
Я почувствовала на себе внимательный взгляд мужчины, но не посмотрела на него в ответ.
– Эти люди преступники, – сказал он как-то холодно, но затем сменил свой тон на более дружелюбный. – Им будет вынесен приговор независимо от того, что вы скажете. Ваше похищение и намеренное заключение – лишь еще одно преступление в их жизни.
Ничего не сказав в ответ, я повернула голову в сторону Энтони и поймала его настороженный, внимательный взгляд. Зря я это. Не следует говорить этому человеку что-то лишнее, что-то, что заставит его сомневаться в моем безразличии к судьбам поселенцев. Он сын миссис Лэнгфорд и мало чем отличается от нее. Возможно, сейчас он и перенял лучшие черты своего отца – дружелюбие и стойкость, но он не смог избежать холодности и вредности своей матери. Конечно, сейчас он казался другим – словно я никогда и не знала того надоедливого мальчишку, но я не позволю себе обманываться на его счет. Доверять ему я не могу.
– Сомневаюсь, что матушка изъявит желание участвовать в этом утреннем собрании, – спокойно сказал Энтони. – Одну вас отпускать не следует, даже если вас будут сопровождать слуги отца – это может сказаться на вашей репутации.
Я невольно сжала пальцами юбку платья, сдерживая свое негодование. Всех заботит лишь одно – репутация; то, что говорят о человеке за его спиной. Один неверный шаг – и среди людей громыхнет суета и слухи, сплетни и осуждение. Как же это глупо… Многие так сильно заботятся о своей репутации, что забывают о главном – о своей совести.
– Будет правильнее, если вас буду сопровождать я, – добавил мужчина.
Мне это не нравилось. Я хотела возразить и пойти на суд одна, чтобы меня не тяготили мысли о наблюдающих за мной людях, но я не могла сейчас отказать ему. Это даже был не вопрос и не просьба, а настойчивое утверждение. Если я откажусь – это вызовет еще больше сомнений. А в данное время мне совсем не нужны лишние заботы в виде любопытного семейства Лэнгфорд.
– Я буду вам очень признательна, сэр, – ответила я. Голос мой был бесстрастным, лишенным всяких чувств – я даже не пыталась изобразить искренность. Какой в этом смысл? Так устала от вранья…
– Позвольте проводить вас до вашей комнаты. Вам нужно выспаться к завтрашнему дню.
Не возражая, я направилась в дом следом за Энтони. Наше прощание получилось сухим, каким-то скомканным, но я постаралась сразу забыть об этом и, закрыв за мужчиной дверь, поспешила лечь спать. Мне действительно следовало отдохнуть и набраться сил; неизвестно, что ждет меня на суде. Но я долго ворочалась в постели, несмотря на усталость. Беспорядочные мысли проносились в голове, я не могла ухватиться ни за одну из них и долго лежала, пытаясь привыкнуть к мягкой, но какой-то неуютной кровати. Глубокой ночью мне все-таки удалось забыться беспокойным сном.