Пираты Гора
Шрифт:
Несмотря на потерю семи круглых кораблей, команды четырех из которых оказались настолько глупы, что отправились в Телнус, на Кос, моя флотилия, первоначально состоящая из десятка судов, выросла больше чем в пять раз. Что ж, в мире по-прежнему хватает глупцов. Есть глупые и мудрые, и теперь, возможно, впервые в жизни я с полной уверенностью могу причислить себя к последним.
Я стоял на носу длинного багрово-красного флагманского корабля — настоящего украшения моей флотилии. На улицах города и даже на крышах домов собрались бесчисленные толпы. Я приветственно поднял руку, и ко мне понеслись восторженные
Букеты цветов усыпали воды каналов, падали на палубы наших проходящих торжественным строем кораблей.
Повсюду нас сопровождали оглушительные ликующие крики.
Я объявил, что из имеющегося у нас на борту сокровища каждому рабочему Арсенала будет выделена золотая монета, а каждый житель города получит серебряную.
Не в силах удержаться от радостной улыбки, я снова помахал им рукой.
Рядом со мной, в качестве главной, выставленной на всеобщее обозрение добычи, вызывавшей глумление и презрительные крики, стояла связанная по рукам и ногам, словно обычная девушка-рабыня, Вивина — убара острова Тирос.
Немногие, подумалось мне, могли бы похвастаться такой победой, таким триумфом.
Тут я поймал себя на мысли — сколь ни жалким это могло показаться, — что мне не терпится предстать во всем блеске моего нового одеяния и привезенных сокровищ перед Мидис, моей излюбленной рабыней. Теперь я смог бы предоставить ей такие украшения и одежды, которым позавидовали бы даже убары. Я уже представлял себе изумление на ее лице от осознания того недосягаемого величия, которого добился ее хозяин, воображал то рвение, с каким она будет мне служить.
Я чувствовал себя полностью удовлетворенным.
Как просто, думал я, стать настоящим мужчиной, сильным и могущественным, хищным, уверенным в себе и пользующимся уважением. Нужно только отбросить никчемные колебания и стягивающие тебя путы бессмысленных условностей, надеваемые на себя глупцами и слабаками, становящимися их пленниками, рабами, лишающими себя возможности процветания и удачи. Я лично по прибытии в Порт-Кар впервые в жизни почувствовал себя по-настоящему свободным.
Я снова поднял руку к толпе. К моим ногам полетели цветы. Я взглянул на связанную девушку на носу корабля — мою добычу, мой главный приз — и снова обратил внимание на восторженные крики приветствовавшей меня толпы. Я Боcк — тот, кто может делать все, что он захочет, взять все, что пожелает. Я расхохотался.
Был ли еще когда-либо триумф такой, как этот, в Порт-Каре?
Я привел с собой пятьдесят восемь кораблей, главный из которых, флагманский, уже сам по себе является настоящим сокровищем, Вивину, стоящую сейчас связанной, как простая рабыня, «Дорну» и остальные корабли, составлявшие мою первоначальную флотилию, не говоря уже о груженных сокровищами двадцати семи круглых кораблях, представлявших собой сказочно богатую казну Коса и Тироса. И, связанная, на носу идущего первым флагманского корабля стояла высокородная красавица, которой некогда судьбой предназначалось стать убарой острова Кос, а ныне обреченная на клеймение и рабский ошейник.
Я поднял руку к захлебывающейся от восторженных криков толпе.
— Вот он, Порт-Кар, — сказал я Вивине.
Она не ответила.
Люди на берегу продолжали неистовствовать и забрасывать цветами величественно двигающуюся меж высящихся по обеим сторонам центрального канала домов нескончаемую цепь кораблей.
Я стоял среди падающих вокруг меня цветов с поднятой в приветственном жесте рукой.
— Если бы я поместил тебя в какой-нибудь общественной пага-таверне, — кивнул я на беснующуюся на берегу толпу, — сотни из них стояли бы у ее дверей только ради возможности быть обслуженными той, кому некогда предназначалось стать убарой Коса.
— Лучше убей меня, — сказала она.
Я помахал рукой столпившимся на берегу.
— Что с моими девушками? — спросила она.
— Они — рабыни, — ответил я.
— А я? — спросила она.
— Тоже рабыня, — ответил я.
Она закрыла глаза.
В течение пяти дней, потребовавшихся нам из-за медлительности передвижения круглых кораблей, чтобы добраться до Порт-Кара после стычки с везущей сокровища флотилией, я, конечно, не держал Вивину и ее девушек связанными на носу кораблей и поставил их так только дважды — после одержанной мной победы и при вхождении в Порт-Кар.
Я вспомнил, как в первый вечер, довольно поздно, при свете факелов, Вивине приказали спуститься с носа флагманского корабля и привели ее ко мне.
Я принял ее в адмиральской каюте.
— Если не ошибаюсь, — заметил я, перекладывая лежащие на адмиральском столе бумаги, — в тронном зале убара Коса ты говорила, что тебе не приходилось бывать в гребных трюмах круглых судов.
Она посмотрела на меня с недоумением. Находившиеся в каюте мужчины рассмеялись. Женщины столь высокого положения плавают на кораблях — будь то боевые или круглые суда — не иначе, как в надежно защищенных, уютно обставленных каютах, и у нее, конечно, было самое роскошное помещение на флагманском корабле этой поистине бесценной флотилии — на этом самом корабле.
— Если память мне не изменяет, я спросил тебя тогда, приходилось ли тебе когда-нибудь бывать в трюме круглого корабля?
Она продолжала молчать.
— Ты, насколько я припоминаю, ответила, что нет, и тогда я сказал, что, вполне вероятно, однажды у тебя появится такая возможность.
— Нет, — пробормотала она, — пожалуйста, не надо!
Я обернулся к стоящим рядом со мной мужчинам.
— Спустите на воду лодку, — сказал я им, — и отвезите эту женщину на самый большой из круглых кораблей, на тот, где сидят на веслах захваченные офицеры с золотой флотилии. И посадите ее в трюме на цепь рядом с драгоценностями.
— Пожалуйста, — взмолилась она. — Прошу вас!
— Надеюсь, — заметил я, — условия плавания не покажутся тебе неподобающими.
Она собралась с духом и гордо выпрямилась.
— Я в этом уверена, — ответила она.
— Можете отвести Вивину в ее апартаменты, — сказал я охранявшим ее матросам.
— Пойдем, — бросил ей один из них.
Она повернулась и с достоинством, как подобает убаре, последовала за ним.
Однако перед тем, как оставить каюту, она снова обернулась.