Пираты Короля-Солнца
Шрифт:
Наивная Анжелика прежде идеализировала подобную публику. Галантные и очаровательные дворяне, какими были прежде ее знакомые в обществе милых дам, превратились в настоящих разбойников! Могла ли она раньше подумать о том, что Оливье, красавец, рыцарь, изящный кавалер, дойдет до такой жизни? Предоставленные сами себе Пираты ругались, пили, играли в карты и рассказывали непристойные истории. Шайка повес внушала ей ужас, и она не могла на равных по правилам игры пить с ними ни по-тамплиерски, ни по-мушкетерски.
А Ролан чувствовал себя как рыба в воде в обществе Пиратов. Когда эти ужасные господа горланили свои дикие песни, Ролан отбивал ритм на
Все это усугубляло грусть печальной и одинокой Бофорочки. Все были заняты, все в компании, но она-то, дочь Бофора — тоже важная персона, не знала, куда себя деть, где приклонить голову.
Счастливый мечтатель Ролан этого не понимал! Вот и сейчас он набросился на мнимого пажа с упреками, защищая своего кумира. Скорее невольно, чем сознательно, но де Бражелон отнимал у бедного пажа его единственного друга. И Анри ревновал на этот раз своего дружка-барабанщика к виконту. Во время путешествия Анри привязался к мальчику и полюбил как своего младшего брата. Ролан был слишком молод, чтобы на равных участвовать в оргиях этих разбойников. Это недолго, Ролан подрастет и будет таким же головорезом и повесой как все они. У будущего мушкетера многообещающие задатки. Ролановы развлечения в Фонтенбло говорят сами за себя. Но пока он был единственным обществом, достойным переодетой герцогини.
— Я очень сожалею, — тихо сказал Анри.
— Наконец-то, — заметил Ролан.
— Вы меня не так поняли, Ролан. Я очень сожалею, что втянул вас в эту авантюру. Я надеялся, что мы подружимся. Там, в Тулоне, где я познакомился с вами, вы мне казались таким несчастным и одиноким, и я, поддавшись естественному чувству сострадания, помог вам. Но — ни одно доброе дело не остается безнаказанным! Спасибо, господин барабанщик! Кто я такой? Бедный паж, на которого никто не обращает внимания…
Анри де Вандому стало до слез жалко себя. И слезы опять покатились по его щекам.
— Да что вы ноете, Анри? — спросил мальчик, — Прекратите свое нытье! Вдруг увидят? Если вам не стыдно за себя, не будьте настолько эгоистом. А скажут, что я довел вас до слез!
После того как Ролан слово в слово повторил фразу Рауля, паж заплакал в три ручья.
— Вы даже фразы Бражелона повторяете, как попугай! Вот вы какой, Ролан! Конечно, для вашей карьеры дружба с адъютантом важнее.
— Не
— Я же вижу, как вы подлизываетесь к виконту! Смотреть тошно!
— А я вижу, как вы задираете виконта! Тоже тошно смотреть!
— Я больше не буду, — сказал Анри де Вандом, — Я поразмыслил и понял, что вел себя очень глупо.
— Вот и слава Богу! — искренне сказал Ролан, — Но почему же вы плачете, в таком случае?
— Почему я плачу? — всхлипнул Анри, — Я разочаровался в человечестве!
— Сильно сказано!
Счастливые минуты доверия и признательности остались в прошлом. А в настоящем — злые, отталкивающие слова. Как она старалась помочь Ролану, с каким самоотверженным энтузиазмом, рискуя прослыть наивной идеалисткой, оправдывала все действия Рауля, спорила с герцогом. И вот итог — эти господа с цветущим видом расхаживают по кораблю, и совсем-то они не похожи на несчастненьких, которым нужна чья-то помощь, сочувствие, доброе слово. Но за все хорошее она получила суровый урок. Родной отец обозвал ее сегодня 'зареванной лахудрой' .
— Увы! Люди такие лицемеры! Я и не думал, что они такие…
— Я вас не понимаю, Анри! С чего вы взяли, что все кругом лицемеры?
Анри вздохнул.
— Вы помните, какой свинятник мы тут обнаружили? Бутылки, кожура, обглоданные кости…
— Ну, вы прямо как девчонка! Могло быть и хуже! — сказал Ролан.
— Куда же хуже? Хуже, по-моему, некуда! Мы с вами, Ролан, дворяне, убирали апельсиновые корки, все эти чудовищные объедки, потому что… я не мог видеть такую мерзость!
— Ну и что? — пожал плечами Ролан, — Вы полагаете, мы уронили свое достоинство?
— Я не о том. Вы помните, как красиво и поэтично начиналось наше плаванье?
— Как я могу помнить — я спал в сундуке. Вы о визите Шевретты?
— Могли ли мы тогда подумать, в какой хлев превратится палуба, усыпанная цветами? Если бы Шевретта увидела оставленный Пиратами свинюшник…
— При даме — свинюшник? О нет! Но здесь нет дам.
— Вот! — вскричал Анри, — Теперь я знаю, что мужчинам нельзя верить. Может, когда и были благородные рыцари, но все они остались в далеком прошлом. В Столетней войне и крестовых походах. А сейчас, предоставленные сами себе, эти ужасные люди…
— Глупо, — сказал Ролан, — Рыдать, словно настал конец света из-за пары обглоданных костей и апельсиновой кожуры.
— И еще, — сказал Анри, вытирая слезы, — Все мы, в сущности, пираты. И это уже не игра.
— С чего вы взяли?
— А разве нет?
— А разве да?
— Ну, подумайте, Ролан, ради чего Бофор велел поднять красный флаг на корме?
— Бить мусульман.
— Зачем их бить? Что вам лично, бретонцу, сделали мусульмане?
— А вы не знаете? Отобрать обратно все наши сокровища, которые они награбили. Мусульманские государства всегда грабежом промышляют, общеизвестный факт.
— Наши?!
— Ну… не только наши. Испанские. Английские.
— Вот у вора дубинку украл.
— Что за чушь! Надо же их проучить.
— А потом кому достанутся сокровища?
— Королю. Адмиралу.
— Вам не приходило в голову, что главное сокровище — люди? А что выиграют простые люди в этой войне? Матросы? Простые солдаты?
— Ну,… им тоже что-то достанется. Призовые деньги, так, кажется.
— Боюсь, что большинству достанется смерть.
— Всех не убьют. А кому-то повезет. Но, если думать об этом день и ночь, так и спятить недолго. Я стараюсь не думать, и вам то же советую. Лучше бы вы дома сидели.