Пираты Марокко
Шрифт:
– Все может быть, Арман, но сейчас нужно поискать место для ночлега. Хорошо бы напиться, дать воды мехари и поискать еды на ужин.
Они поплелись к источнику, где постоянно толпились люди. Утолив жажду, друзья пустились на окраину, где верблюду можно было найти хоть малую толику травы и колючек.
– Гляди, Пьер, тут много бездомных ютятся где попало. Давай и мы себе соорудим заслон от ветра и пока там устроимся.
– Пусть будет так, как ты сказал, Арман. Вот только мехари жалко потерять будет, если его уведут от нас.
– Это почти смертельно, Пьер. Придется сторожить его по очереди.
– Ты устраивай заслон, а я попасу его. Так будет лучше.
До вечера оставалось еще несколько часов, а заслон был уже готов, и Арман предложил:
– Ты оставайся тут и следи за порядком, а я отправлюсь на базар и попробую там раздобыть еды.
– Только ни с кем не заговаривай. Играй глухонемого, Арман.
– Само собой, Пьер. За меня не волнуйся. И надо поспешать, а то можно опоздать.
И уже в короткие сумерки Арман притащился обратно с сумкой, где прощупывались три лепешки и с дюжину горстей фиников.
– Для начала получилось удачно, – прошептал Арман, с подозрением оглядываясь по сторонам, где вблизи копошились люди.
Отчаянно жестикулируя и бормоча под нос, Пьер поглощал снедь, запивая уже теплой водой из источника.
На ночь путники привязали верблюда хитроумным морским узлом за каждую ногу и веревки обмотали вокруг собственных рук.
– Перережут веревки, и будет тебе верблюд, Пьер, – заметил Арман.
– Но спать-то нам надо. А если будем спать по очереди, то вскоре от нас ничего не останется.
– И то верно. Пусть будет по воле Аллаха, как здесь говорят.
Удивительнее всего было то, что за неделю, которую они прожили в Тегазе, никто не попытался украсть верблюда. Да они и сами заметили, что десятки этих животных спокойно бродят поблизости. Пьер заметил:
– Видать, тут живут честные люди, Арман. Верблюд до сих пор с нами.
– Не сглазь ты! А то накаркаешь!
– Да ладно тебе. А ты заметил, что нам отсюда выбраться почти невозможно? Зарабатываем мы только на еду, да и то этим занят только ты.
– Хоть отдохнем малость после этой проклятой пустыни. А там видно будет. Бог даст, что-то должно же будет измениться.
– Конечно, Арман. Скоро мы будем ходить голяком, ибо даже наши лохмотья спадут с нас. Что тогда будем делать?
Так текли тягучие унылые дни. Караваны регулярно грузились солью и вытягивались длинными цепочками на юг, где купцы, изрядно пополняющие этим свои кошельки, грузили тамошние товары – золото, драгоценности, и везли их на север.
– Вот бы нам нагрузиться солью и отправиться с караваном на юг, – мечтательно промолвил Арман, провожая в который раз глазами очередной караван. – Можно было бы собрать кое-что на дорогу домой…
– Что можно сделать с одним верблюдом? Это пустая трата времени, да и где ты добудешь денег на закупку соли? Пустое это.
– Ты прав, но помечтать-то как хорошо, Пьер.
– Нет, надо искать что-то другое. Мне думается, что надо пробираться ближе к морю. Иначе как нам попасть домой?
– Надо экономить средства. Если откладывать хоть малую толику, то через месяц можно будет закупить еды и отправляться на запад.
– Завтра пойду искать работу. Хоть какую, иначе нам тут сидеть до смерти, Арман.
– Мирсат обещал помощь, но что-то его не видать.
– От обещаний до исполнения дорога длинная. Не будем его упрекать.
За весь день Пьеру удалось заработать лишь две лепешки и полдюжины апельсинов.
– Арман, так дело не пойдет. Слишком трудно заработать.
– Но даже такое малое – и то дает нам возможность отложить немного на будущее, Пьер. Все равно делать нам нечего. Ходи и ищи, а я тоже постараюсь поработать лучше. Что-то ты перестал увещевать меня в том, что нас ожидает лучшая доля, Пьер. С чего бы это?
– Сам не знаю, Арман. Видимо, устал я от всего этого. Но ты прав.
Прошло еще почти две недели, и у друзей появилась надежда. Мелочью скопилось больше динара, но этого казалось мало для исполнения задуманного. А нужно было еще приобрести одежду.
Уже несколько недель Арман постоянно встречал на базаре худого маленького человека, как потом выяснилось – еврея, с глазами навыкате и с черной седеющей бородой, свалявшейся от грязи. В тряпках и с головой, обмотанной выцветшим платком, он шатался по базару, выпрашивая подаяния и всем надоедая историей своего пребывания здесь.
Все считали его безумным, и Арман вскоре сам смог убедиться в этом.
Иногда глаза этого странного человека становились блестящими, возбужденными, в них светилось неугасимое пламя безумия. Однако это длилось недолго и потом бесследно исчезало.
Он не был агрессивен и довольствовался малым. Жил он где-то на другом конце поселка, среди черных, которые трудились в соляных копях и ютились в ямах, закрытых ветками и травой.
Еврея звали Цви, он постоянно приставал к кому-нибудь из богатеньких с предложением отправиться на поиски засыпанного песком каравана, перевозившего огромные ценности. По его словам, карту он держал в голове и всем рассказывал, как легко можно оказаться богатым.
Его не слушали, смеялись над ним, иногда он получал тумаки, но частенько его одаривали и едой, которой хватало для поддержания жизни.
И вот однажды, когда Арман устроился в тени одинокой пальмы перекусить тем, что удалось заработать, к нему подсел этот Цви.
Арман подвинулся, не желая соприкасаться с его грязной и вонючей одеждой, хотя и одеждой-то эти тряпки назвать было трудно.
Арману показалось, что тот хочет получить дармовую закуску, а угощать кого бы то ни было ему очень не хотелось. Но еврей посидел малость молча, затем промолвил по-арабски: