Пираты медного века
Шрифт:
Пробираясь между кустами и стараясь ступать так, чтобы ничего под ногой не трещало, юноша невольно обращался мыслями к увиденному и услышанному за два дня. Он не мог подобрать правильных слов – но мир, бывший совсем недавно маленьким, простым и понятным, неожиданно оказался куда больше и удивительнее, чем ему всегда представлялось.
Чужаки, вытащившие свои плоты на берег, были не слишком расположены общаться. Такой возможности и не было – никто в Домах не понимал их наречия, а из прибывших лишь один мог относительно внятно произнести около десятка слов на языке Земли. Они приняли у жителей Домов угощение – запеченную оленину, вареную чечевицу, орехи
Но эти гости вели себя странно. Они не выпускали из рук топоров с тонкими, блестевшими в солнечном свете, оранжево-желтыми лезвиями, и узких, легких копий. Разместились мореходы на берегу, постелив принесенные с плотов шкуры, и отходили в сторону, только чтобы избавить тело от лишнего. Не было похоже, что у них много вещей на обмен, и что это их вообще интересует. Впрочем, главный – или тот, кого люди сочли таковым – все же вручил старому Кедру каменную пластину шириной с ладонь, узкую и очень острую с края. Жестами он показал, что она такая же, как на их топорах.
Сложно было понять, чего опасаются прибывшие, учитывая их численность – пришлецов было примерно как пальцев на руках и ногах у человека, то есть больше, чем взрослых мужчин в Домах. И на вечернем совете у костра Остроглазая предложила поставить кого-то следить за ними. Предложение обсудили так и этак, но от него отказались. Жителям Земли было чуждо насилие – далеко расположенные друг от друга поселки редко имели поводы для ссор, и, если они все-таки случались, все решалось обрядовым поединком один на один. А человека, боровшегося с холодными духами Большой воды и вышедшего из волн целым, приветствовали как любимца Черной Матери, позволившей ему вернуться на твердь. Сложно было представить, что проплывшие сквозь неспокойное море сделали это только для того, чтобы убить кого-то во сне.
Действительно, ночь прошла без всяких тревог, и наутро чужаки казались немного спокойнее. Они начали гулять по берегу, так же, впрочем, с оружием в руках, а один из них подошел к мывшей в морской воде подстилку женщине и протянул ей руку. В руке были два камня, размером с ягоду можжевельника, и цветом, как застывший кусочек пламени. Женщина замерла, не будучи уверена, что поняла, чего хочет пришлец, а он произнес:
– Вода. Вам.
Это не складывалось ни в какой смысл, но больше он на языке Земли сказать, по-видимому, ничего не мог. Показав на челюсти, он дал понять, что голоден. И вскоре старый Кедр, его старший сын, старшая матерь и две простые матери несли к побережью то, что они решили выделить гостям. Этому предшествовал разговор о том, не слишком ли они щедры, ведь чужаки, видимо, приплыли не меняться. Победило любопытство, как и опаска. Накормив мореходов, можно было что-то узнать о тверди по ту сторону, а если им отказать… Кто знает, не возьмут ли они тогда нужное им без спроса?
От мыслей об увиденном Последыша отвлек звук шагов по тропе. В плечо врезалась шершавая кора, легкая поступь послышались совсем недалеко. В Домах он долго следил за хижиной старого Кедра, притворяясь, что возится с козой или обтачивает кость. Когда же Хромая отправилась в лес, скользнул вслед за ней, хотя не по тропе. Сегодня это было несложно – чужаки на берегу слишком занимали внимание жителей, чтобы они следили еще и за своими. И сейчас он видел, как девушка, выйдя из рощицы, осторожно ступает по камням, спускаясь в овраг, посвященный Черной Матери, куда запрещен доступ мужчинам. Ему и смотреть, как она туда заходит, совсем не полагалось.
Хромая, поддерживая рукой грубый лен накидки, перепрыгивала с камня на камень, легко спускаясь вниз. Она не хромала ни на одну ногу – и у её сестры Сломанной все кости были целы. А дочь Остроглазой чье имя значило на языке Земли Больная утробой жаловалась на здоровье не чаще, чем её подруги. Но обряд еще не пройден – тот самый, что проходят девушкив лунную ночь, и Черная Матерь еще не защищает их сокровенную силу. Значит, они бродят рядом, Сын Ночи и сонм его безглазых духов, заставляющих людей кричать и метаться во сне, приносящих боль в животе и зубах, горячку и мертворожденных. Настоящее имя, показывающее силу и здоровье девушки, неизбежно должно было привлечь их голодный взгляд. А вот названная Хромой или Одноглазкой не прельстила бы.
Темные волосы девушки исчезли в овраге, и Последыш вжался в дерево, стараясь быть незаметным, неслышным, неосязаемым. Он не должен быть здесь. Черная Матерь, живущая в земле, способна почуять мужское.
Горячий свет с неба падал уже почти отвесно, когда Хромая начала карабкаться назад, взмахивая руками, чтобы удержать равновесие. Сбившиеся от усилий волосы упали на лицо, она, взобравшись, наконец, наверх, поправила ткань вокруг пояса и подняла глаза…
– Ты!?!
Последыш шагнул навстречу ей из-за деревьев.
– Я шел за тобой, Хромая, – произнес он нетвердым голосом, чувствуя, шум в ушах и ускорившееся биение сердца при виде девичьей груди под льняной тканью.
– Тебе нельзя здесь быть, Последыш, – спокойно произнесла Хромая, она не казалась испуганной, только удивилась, – сам знаешь, наши мужчины не должны касаться меня . Когда я получу настоящее имя, у меня будет мужчина из Домов по другую сторону леса.
Едва ли это нужно было говорить вслух – по решению матерей, одобренному старым Кедром, три младшие дочери Туговласой должны быть отданы мужчинам из поселка за лесом. Взамен соседи отдадут трех своих женщин, только что прошедших обряд. Так делалось давно, и все же…
– Когда мы были с тобой там, на пастбище, ты говорила иначе, – сказал Последыш, чувствуя, как пересыхает горло, – ты сказала, что я могу…
– Ты не должен приходить к месту встречи с Черной Матерью, – мягко прервала его Хромая, рассматривая юношу сквозь прищур, и он не мог понять выражения на её лице, – и касаться меня тебе тоже нельзя, ты знаешь.
– На пастбище ты говорила иначе, – упрямо повторил Последыш, не теряя надежды, – мы можем…
– Здесь не пастбище, – снова прервала его девушка и улыбнулась, – но я могу рассказать тебе, о чем мне говорили Матери, если отведешь меня к кустам можжевельника. Там сейчас никого не должно быть.
Не веря собственной удаче, юноша кивнул и оглянулся .
ГЛАВА ВТОРАЯ
– У этих людей ничего нет, Скел, – Гвеч выговаривал слова тягуче, словно наречие Калкид не было для него родным. Само имя его родилось от слова «мокрая земля», нечто, что засасывает, – зачем оставаться здесь?
– Мы плыли сюда не для того, чтобы взять несколько камней у жителей Далекой Земли, – Скел посмотрел на него, но Гвеч не отвел взгляда, – мы говорили об этом с тобой и со старшими. Эта земля велика. И у людей здесь много и воды, и дичи, которых не хватает детям Калкид. И они не злы к чужим, как те, с острова Сосен. Мы найдем здесь место для тех, кто покинет Укрывище.