Пираты. Книга 3. Остров Моаи

Пронин Игорь Евгеньевич

Люди всегда видят в себе что-то хорошее, что отличает их от других и дает право на самоуважение. Виталию этого было мало. Лишь ощущая превосходство – должностное, административное, физическое – Виталий мог радоваться жизни. Он отлично чувствовал себя с людьми, которые были ниже его ростом, старше по возрасту, с подчиненными – машинистками, учетчиками, уборщицами. Заметно оживлялся и охотно шутил в обществе лысых, толстых, людей менее чем он образованных.

С начальством Виталий вел себя иначе – скромно и почтительно. И не потому, что боялся или хотел получить какую-то выгоду – нет. Он был уверен, что

с начальством так и нужно себя вести, нужно оказывать ему мелкие услуги, забегать вперед, чтобы открыть дверь, предупредительно улыбаться при встрече, угощать, если подворачивается случай.

С людьми красивыми, сильными, ни в чем от него не зависящими Виталий тоже был до угодливости вежлив. И с такой же непосредственностью требовал преклонения перед собой.

Еще вечером, присмотревшись к соседям по купе, Виталий пришел к выводу, что церемониться с ними нечего и сразу надо дать всем понять, что под первым номером здесь проходит только он. Не открывая глаз, Виталий прислушался.

– Разве это буран, – пренебрежительно говорил Арнаутов. – Вы не видели бурана в пятьдесят седьмом году! О! – Он восторженно причмокнул, будто буран пятьдесят седьмого года был свидетельством его собственной силы и удали в то время. – Я вот что скажу вам... От нашего дома осталась на поверхности одна скворечня, прибитая к крыше. Приезжаю из командировки – нет дома! Только по скворечне и нашел. А возле трубы соседнего дома стоит мой знакомый пес и, извините, подняв ногу, делает свое черное дело...

– Какая, в конце концов, разница – сильный это буран или не очень, – сказал Алик. – Как бы там ни было, мы засели, и надолго.

– К вечеру отроют, – успокоил его Грачев.

– Я и сам знаю, что к вечеру, только вот если бы ты сказал – какого числа это будет...

– А знаете, молодые люди, – сказал Арнаутов, – я даже доволен, что все так получилось... Посидим, отдохнем, языки почешем. Командировочные идут...

– Пенсия идет, – подал голос Виталий.

– К вашему сведению, молодой человек, – сказал Арнаутов с достоинством, – у меня уже два года в кармане пенсионная книжка лежит. Да. Если, конечно, вы что-то понимаете в этих вещах.

– Что же ты сидишь здесь?! – изумился Виталий.

– Где это здесь? В поезде?

– Нет, на Острове.

– О-о! – протянул старик многозначительно и обвел всех взглядом, будто призывая в свидетели. – Вы видите, с кем я разговариваю?

– Со мной ты, батя, разговариваешь.

– Я разговариваю с пассажиром, – медленно проговорил Арнаутов, и в его голосе прозвучало презрение.

– От пассажира слышу! – ответил Виталий бойко, но настороженно, не сообразив сразу, что старик имеет в виду.

– Хе! А вот я как раз и не пассажир. К вашему сведению, я всех островитян делю на экипаж и пассажиров. Да. Остров – это корабль. Здесь есть экипаж, который работает по нескольку смен без роздыха, а если непогода, так вообще... И есть пассажиры. Они отлеживаются в теплых каютах и меняются каждый рейс, другими словами – каждый сезон. Больше одной зимы не выдерживают. Так вот, этот молодой человек – из пассажиров. А я, к вашему сведению, из экипажа.

– Не знаю, батя, из экипажа ты или из бельэтажа, а вот только умотаешь ты отсюда еще раньше меня. Это уж точно.

Старик быстро взглянул на Виталия и опустил голову.

Он помолчал, потом заговорил как-то тихо, неохотно, будто нарушая обет молчания.

– Нет... К вашему сведению, мне отсюда не уехать... Слишком долго я был здесь. Все эти Сочи, Гагры, Крымы – не для меня. Делать мне там нечего – это одно, да и помру я там. Не климат. Старикам нельзя менять место жительства. У меня вот в Ростове дом двухэтажный, между прочим, машина, сад яблоневый... Не скажу, чтоб все это легко досталось, но все ж досталось. И зря. И что интересно, обиды даже нет. Вроде меня это не касается. А ведь сколько лет думал – вот в Ростов поеду, вот еще год, и в Ростов поеду... Все откладывал... А сейчас понял – ведь и не хотелось в Ростов-то...

– Скажу тебе, батя, народную мудрость, – Виталий тонко улыбнулся. – Год за годом идет – время катится, кто не блудит, не пьет – ох, спохватится! – И он засмеялся громко, с наслаждением.

НИЧЕГО СТРАШНОГО. Сквозь занесенное снегом задернутое клеенчатой шторой окно свет не проникал, и Таня проснулась поздно, когда весь состав уже узнал об остановке и смирился с ней, а многие даже почувствовали своеобразную прелесть такого положения. Таня некоторое время лежала, глядя в темноту, потом наугад протянула руку и тронула Бориса.

– Спишь?

– Нет, – сдержанно ответил Борис.

– Сядь ко мне.

Таня взяла его за руку, протянула ее к себе под рубашку и положила на твердый горячий живот...

– Слышишь? – спросила она шепотом. – Вот сейчас... Слышишь?! Торопится.

Борис ощупал под рукой настойчивые и судорожные толчки, и страх все больше охватывал его.

– Послушай, – сказал он, – Таня... А врач... Она наверняка сказала, что через неделю?

– Разве можно сказать наверняка... Она и себе не могла бы точно определить.

– А вот если... начнется, ты можешь сдержаться, ну... чтобы оттянуть или задержать?

– Боря, ты иногда говоришь такие вещи, будто тебе завтра первый раз в первый класс.

– Я где-то читал, что гипнозом удалось задержать роды...

– А зачем их задерживать? – насторожилась Таня.

– Да я так, просто...

– Пусти, я встану.

Она поднялась, накинула халат и подошла к окну. Борис не мешал ей. Сейчас или через пять минут, подумал он, все равно придется сказать... Таня подняла штору и тут же инстинктивно прижала ладони ко рту, чтобы не закричать. Только узкая полоска окна в самом верху пропускала слабый белесый свет. Остальная часть была завалена снегом. Из вагона хорошо было видно, как с глубиной снег становился плотнее, а волнистые полосы постепенно темнели.

Таня медленно опустилась на полку и, не отрывая рук от лица, посмотрела на Бориса.

– Как же это...

– Ничего страшного... К вечеру отроют. Я только что говорил с проводником, оказывается, они уже вызвали снегоочиститель.

– Как вызвали?

– Вызвали, и все. Они же все-таки отвечают за пассажиров.

– Я спрашиваю, как вызвали?

– Да есть у них какая-то штука... Вроде телефона.

Таня смотрела на снег сухими глазами и, казалось, не видела, что происходит в купе, не слышала, что говорил ей Борис, в чем убеждал спустившийся с полки старик. Она прислушивалась только к тому, что происходило в ней самой.