Писать поперек. Статьи по биографике, социологии и истории литературы
Шрифт:
«I Географическое описание земель, населенных народами литовского происхождения, как-то: Пруссии, Самогитии или Жмуди, Литвы, Курляндии, Летландии и Ливонии до распространения в сих странах христианской веры.
II О происхождении литовского народа и разделении его на племена.
III О религии древних литовских народов, их богах, местах, им посвященных, богослужении и праздниках, духовенстве, свадебных обрядах и похоронах.
IV О языке литовских народов и его древнейших памятниках». Охарактеризовал он в письме и источники, которые предполагал использовать в этой работе. При этом он подчеркивал: «Я почитаю необходимым учиться самому по-литовски, дабы избежать ошибок, кои обыкновенно от незнания языка в сочинениях сего рода встречаются» 526 . Однако различные другие занятия отвлекли его 527 , и он так и не взялся за эту работу. Тем не менее среди его бумаг сохранились статьи (возможно, они были опубликованы) «Важность и необходимость литовской истории», «Замечания на статью “Древний герб города Вильны”» 528 , а также заметки, как нужно писать статьи «Литва» и «Вильна» для Энциклопедического лексикона, издаваемого А. Плюшаром (середина 1830-х) 529 .
526
ОР РГБ. Ф. 205. № 122. Ч. 3. Л. 289—291. Цитируется черновик письма.
527
См. его письмо П.И. Кеппену от 20 декабря 1822 г.: ПФА РАН. Ф. 30. Оп. 2. № 352. Л. 4.
528
ОР РГБ. Ф. 205. К. 122. № 3. Л. 95—98, 103—117, 85—88.
529
Там
В 1822 году он разработал и распространил по парафиям с разрешения администрации анкету, включавшую вопросы о названиях деревень, числе домов в них, диалектах, вероисповедании, легендах, преданиях и обычаях жителей, сохранившихся древних памятниках и книгах. В 1823 году студенты под его руководством подготовили коллективный труд «Описание литовских и польских городов» 530 . Установил он также тесные связи с литовскими фольклористами и этнографами Д. Пошкой (Пашкевичем), К. Незабитскаусом и С. Станкявичусом. Лобойко занимался также изучением белорусского языка и белорусской письменности. В частности, в 1824 г. он писал Румянцеву о необходимости подготовить и издать словарь белорусского языка 531 , а также принимал участие в издании белорусских грамот: послал для издаваемого И. Григоровичем «Белорусского архива древних грамот» копии ряда грамот, хранившихся в Вильне. Страстный библиофил и библиограф, он много усилий и времени уделял комплектованию университетской библиотеки русскими книгами и журналами.
530
См.: Лебенка Й. Указ. соч. С. 93—94. Ныне он хранится в ОР РГБ (Ф. 205. № 154).
531
См.: Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских при Московском университете. 1864. Кн. 2. С. 40.
В целом Лобойко принадлежал к довольно распространенному типу ученых-«народоведов» того времени, собирающих материалы и изучающих обычаи, верования, фольклор, археологические памятники и памятники древней письменности какого-нибудь народа (среди его российских современников можно упомянуть И.М. Снегирева, И.П. Сахарова, П.В. Киреевского, М.А. Максимовича). В России он был одним из первых, кто положительно оценил культуру простого народа и счел ее достойной изучения (возможно, тут сказалось его хорошее знакомство с немецкой наукой, где аналогичные тенденции проявились ранее). Характерно, что он всячески поддерживал Снегирева в его исследованиях и оказывал ему содействие. Обосновывая эту позицию, он писал Снегиреву: «Христианская религия давно уже истребила доверие ко всем суеверным обычаям и памятникам. Народ по большей части следует им по привычке, дабы припомнить старину и для забавы. Этому подражают и высшие состояния. <…> И благочестие ничего от того не теряет. Императрица Екатерина сама присутствовала в Петербурге на народных увеселениях и праздниках. Созидая народную словесность и театр, она первая подала мысль украшать наши оперы народными песнями и хороводами, а комедии – народными пословицами, и сама сочиняла их. Вспомним, что в торжественные дни при Дворе иногда велела дамам показываться в русском платье. Когда французы, англичане, скандинавы и итальянцы выискали и объяснили все памятники своей народности, и при сих пособиях возвели свою словесность, поэзию, музыку и живопись на отличную степень знаменитости, тогда и славянские народы почувствовали важность сих источников, и в одно почти время чехи, поляки, сербы и россияне занимаются ныне сим предметом. Русскому изыскателю предстоят на сем пути величайшие затруднения – обширность России и пр. Частию же и то, что не все могут истолковать сии изыскания в хорошую сторону. Многие смотрят хладнокровно на сии предметы по пристрастию к иностранному или по влиянию иностранного воспитания, иные, чтобы себя не унизить, иные, желая поставить себя выше времени, и все ищут идеальных наслаждений, презирая наше родное, многим кажется непонятно, как может это занимать любопытство ученых; когда они ежедневно смотрят на сии редкости, ничего в них стоящего не видят» 532 .
532
ПФА РАН. Р. IV. Оп. 52. № 9. Л. 1 об. – 2.
Много времени и сил уделял Лобойко переписке, которая, по справедливому замечанию Ю.А. Лабынцева, была «в начале XIX века одним из самых действенных способов распространения научных идей» 533 . В 1820—1830-х годах Лобойко вел интенсивную «ученую переписку» с Н.П. Румянцевым, митрополитом Евгением (Болховитиновым), И.М. Снегиревым, П.И. Кеппеном, П.М. Строевым, И. Даниловичем, И. Лелевелем, З. Доленгой-Ходаковским, М.Т. Каченовским, С.Б. Линде, В.Г. Анастасевичем, Р.К. Раском и др. Кроме того, он снабжал материалами других: в Вольном обществе любителей российской словесности в ноябре 1822 г. было зачитано присланное им сообщение «Документы и письма Киево-Софийского собора, хранящиеся в ризнице оного», позднее эти материалы были опубликованы в журнале общества 534 ; в журнале П.И. Кеппена «Библиографические листы» печатались в 1825 г. сообщаемые им сведения о выходящих в Вильне книгах и периодических изданиях; в подготовленном М. Максимовичем сборнике «Малороссийские песни» (М., 1827) было помещено 5 песен, записанных Лобойко.
533
Лабынцев Ю.А. Н.П. Румянцев и изучение белорусско-литовского летописания и права // Н.П. Румянцев и славянская культура. М., 2000. С. 42.
534
См. протоколы общества (ИРЛИ. Ф. 58. № 98) и публикацию (Соревнователь просвещения и благотворения. 1823. № 5. С. 202—212).
В 1825 году Лобойко был избран членом Общества северных древностей в Копенгагене и Общества истории и древностей российских при Московском университете, в 1828-м – Общества любителей российской словесности при Московском университете, а в 1839-м – Курляндского общества словесности и художеств. В 1824 году Лобойко стал членом правления университета по училищному отделению, в 1825—1827 годах исполнял должность декана филологического отделения.
Но не все, тем не менее, складывалось гладко. С начала 1820-х годов брожение в студенческой среде Виленского университета усиливалось, тут действовали студенческие общества, ставившие своей целью как саморазвитие, прогресс науки и просвещения, так и содействие освобождению Польши. С другой стороны, занимавший пост императорского комиссара в Польше Н.Н. Новосильцов, преследуя личные карьерные цели, искал повод для дискредитации руководства университета. В результате в 1822—1823 годах тут работали следственные комиссии, причем если в первой Лобойко попал в число следователей, то для второй он был уже подследственным. Явившийся итогом работы новосильцевской следственной комиссии разгром университета (высылка многих студентов в Россию, отстранение от преподавания ряда профессоров) травмировал Лобойко на всю жизнь.
Кроме того, в начале 1826 г. умер Румянцев, с материальной и моральной поддержкой которого были связаны различные начинания Лобойко. Возможно, поэтому он замолчал, отошел от научных занятий и почти не печатался. После 1823 года он 15 лет не публиковал научные статьи, издав только две учебные книги. «Начертание грамматики российского языка, составленное по наилучшим и достовернейшим пособиям, на российском и польском языке» (Вильно, 1827) 535 вызвало неодобрительную рецензию в журнале «Московский телеграф». Рецензент писал, что автор «мало пользовался новейшими усовершенствованиями в системе грамматики нашей и потому много у него найдется неточного и затруднительного» 536 . «Собрание российских стихотворений. В пользу юношества, воспитываемого в учебном округе Императорского Виленского университета» (Вильно, 1827) помимо обширного свода стихов включало Предуведомление, содержащее обзор отечественных и зарубежных антологий образцовых сочинений, и статью «Взгляд на успехи в духовной поэзии россиян, французов и немцев». Эта статья дает представление об эстетических взглядах Лобойко, отнюдь не тривиальных для своего времени. Он сочувственно ссылается на А.С. Шишкова и отмечает, что в России «духовные писатели почти не обращают внимания на светскую словесность, а светские равнодушны к духовной. Справедливо, что поэзия наша до сих пор еще не освободилась от той зависимости, по которой считают ее подражательною; но если хотим сделать ее народною, то не в одних народных песнях и повестях должно искать нужной для сего подпоры. Творения российских проповедников для сего необходимы <…>» 537 . Но при этом Лобойко отнюдь не был сторонником классицизма, он включил в сборник также стихи Карамзина, И. Дмитриева, Батюшкова, Жуковского, Плетнева, Баратынского и А. Пушкина. Тем не менее в эпоху торжества романтизма сборник выглядел архаично и вызвал резкую критику (за всеядность и отсутствие вкуса) в отстаивавшем романтизм «Московском телеграфе». Рецензент писал, что «исполнение г-д издателей весьма неудачно. <…> кажется, издатели печатали без разбора, что попадало в руки. Тут находим стихи Сумарокова, Хераскова и других поэтов, не носящие никакой печати изящества, сатиры и проч. и проч. все без различия»; «иной сварливый критик удивился бы, увидя князя П.И. Шаликова наряду с Александром Пушкиным и выше Баратынского, Козлова, Дельвига, Грибоедова, а сих поэтов поставленных наряду с г-дами Межаковым, Яковлевым, Иванчиным-Писаревым и пр.» 538 Лобойко подготовил к публикации еще два сборника подобного типа («Лирические и поучительные стихотворения» и «Описательные и повествовательные стихотворения»), но они не были изданы 539 ; возможно, это было связано с критикой первой книги.
535
В книге есть параллельный титульный лист на польском языке; сведения об авторе не приводятся. Готовя книгу к переизданию в середине 1830-х гг., Лобойко указал, что составил это пособие, а Л. Рогальский перевел его на польский язык (см.: ИРЛИ. Ф. 154. № 22).
536
Московский телеграф. 1828. № 6. С. 223.
537
Собрание российских стихотворений. Вильно, 1827. С. XXIII—XXIV.
538
Московский телеграф. 1827. № 22. С. 156, 158.
539
См.: Сидеравичюс Р. Указ. соч. С. 92.
Еще одна его публикация этих лет – напечатанная без подписи сервильная статья о визите Николая I в Вильну 540 – чуть не принесла ему, как он пишет в воспоминаниях, неприятности, поскольку некоторым в Вильне не понравились его описания императорского экипажа и поведения народа. В 1829 году он писал И. Лелевелю: «Положение мое в университете и до сих пор тяжелое. Должен скрываться и остерегаться. Постоянно в тревоге» 541 . А в 1832 году, после Польского восстания 1830—1831 годов, университет был вообще закрыт. И хотя Лобойко стал преподавать в созданных на основе университетских факультетов Виленской медико-хирургической академии (с 1832 года) и Виленской римско-католической духовной академии (с 1833 года; в последней он был также членом правления), а также входил в Школьный комитет, где отвечал за разработку программ преподавания русского языка, надежда на «налаживание мостов» между двумя нациями оказалась в прошлом. В академиях изучению русского языка и словесности придавалось особое внимание как средству приобщения к русской культуре и, в конечном счете, русификации, и Лобойко оказался очень востребован. Польский историк Л. Яновский даже писал: «Мы располагаем черновиками его [Лобойко] доносов на виленскую молодежь, которые не знаем куда посылал» 542 , однако ни изложения этих текстов, ни цитат из них он не опубликовал, а местонахождение их сейчас неизвестно. Другой польский историк, Р. Волошиньски, утверждал в 1974 г., что на следы этих доносов «напали недавно советские исследователи, однако результаты их расследования еще не опубликованы» 543 . Не опубликованы они и по сей день. Со ссылкой на Р. Волошиньского я повторил эти утверждения 544 , однако в дальнейшем в фонде III отделения никаких материалов, свидетельствующих о контактах Лобойко с этим учреждением, мне найти не удалось. Думаю, что пока нет достоверных фактов, которые могли бы подтвердить подобные подозрения, обсуждение этой темы следует снять с повестки дня.
540
О пребывании Государя Императора в Вильне // Исторический, статистический и географический журнал, или Современная история света на 1829 г. 1829. Ч. 2, кн. 3. С. 171—182.
541
Письма И. Лобойко И. Лелевелю. С. 200.
542
Janowski L. W promieniach Wilna i Krzemie'nca. Wilno, 1923. S. 108.
543
Woloszy'nski R.W. Polsko-rosyjskie zwiazki w naukach spolechnych 1801—1830. Warszawa, 1974. S. 160.
544
См.: Рейтблат А.И. Как Пушкин вышел в гении. М., 2001. С. 143.
Для помощи студентам в подготовке к экзамену Лобойко написал в 1833 году «Историю русской словесности» 545 , во многом революционную для своего времени: он начинал с древнерусской литературы, включил и фольклорный материал (предания, народные песни, пословицы, сказки и т.д.), а о литературе Нового времени речь тут не шла. Лобойко собирался доработать ее, включив биографии писателей, и опубликовать книгу «История российской словесности древней и новой». Вообще планы у него, как всегда, были обширные. В 1835 году он записывал, что собирается подготовить и издать, помимо упомянутой, книги «Библиография российская», «История славянской словесности», «География славянских народов», «Сравнительная грамматика славянских языков», «О российском стихосложении».
545
См.: ИРЛИ. Ф. 154. № 7.
Однако ни одну из этих работ Лобойко не завершил. Он признавался Снегиреву: «Принимаюсь всегда за дело сгоряча, от излишнего усилия хвораю и охлаждаюсь. Как трудно уметь располагать своими телесными и умственными силами!» 546 Кроме того, преподавание отнимало много времени, в письме Снегиреву от 21 октября 1834 года он сетовал: «Комитеты, заседания, поручения похищают весь наш досуг и едва оставляют нам времени для приготовления лекций. <…> Занимаясь более канцелярскими и школьными делами, я отстаю от словесности». А 26 апреля 1840 года в письме ему же Лобойко писал про «мучительные заседания в академии по делам опасным и продолжительным; комитеты, споры, ревизии, канцелярские бумаги <…> оставляют самую малую часть времени для необходимых учебных занятий» 547 . Действительно, кроме учебных нагрузок Лобойко время от времени приходилось выполнять поручения местной администрации. Так, виленский военный губернатор Н.А. Долгоруков в 1833 году поручил ему написать работу по истории Вильны, чтобы показать, что «россияне составляли некогда наибольшую часть его жителей и что посему Вильна была столько же русским городом, как ныне Киев и Чернигов». Лобойко, полагая, что «поляки не перестают считать себя древними и коренными жителями Вильны и Литвы <…> [а] сей образ мыслей поляков для общественного спокойствия весьма вреден, <…> употребил все <…> усилия оному противодействовать» 548 и, используя редкие книги и рукописи, подготовил исследование «Вильна, столица Западной России и Киевской митрополии» 549 , которое позднее было опубликовано под измененным заглавием и с сокращениями в «Виленских губернских ведомостях» 550 . В том же 1833 году попечитель учебного округа Г.И. Карташевский поручил ему (исполняя указание министра народного просвещения) описать оказавшиеся в библиотеке Виленской духовной римско-католической академии рукописи из библиотеки закрытого Виленского университета. К 1836 году Лобойко описал рукописи из этого собрания (их было 132), и каталог вместе с рукописями был передан в Императорскую публичную библиотеку в Петербурге.
546
Цитируется по черновику недатированного письма: ПФА РАН. Р. IV. Оп. 52. № 9. Л. 7.
547
ИРЛИ. Ф. 361. № 31. Л. 1, 7.
548
Цитируется черновик письма Лобойко попечителю Белорусского учебного округа Г.И. Карташевскому (ИРЛИ. Ф. 154. № 104. Л. 2).
549
Текст его см.: ИРЛИ. Ф. 154. № 64.
550
Исторические воспоминания // Виленские губернские ведомости. 1838. № 5—11, 13—16. (Опубликовано без подписи.)
Отношение большинства окружающих к Лобойко было положительным. Е. Павлович писал впоследствии, что он был «добрый человек, влюбленный в свою жену, а еще больше, может быть, в ее музыку» 551 . Эпитет «добрый» тут не случаен; видимо это действительно важная черта характера Лобойко; показательно, что его употребляли в переписке применительно к нему многие современники 552 . Автор истории Виленского университета Ю. Белиньски писал, что в Вильне Лобойко «был всеми уважаем» 553 .
551
Pawlowich E. Wspomnienia znad Wilii i Niema. Lw'ow, 1882. S. 12.
552
См., например, в письме К. Контрыма И. Лелевелю от 2(14) мая 1821 г. (Fiszman S. Op. cit. S. 9) и в цитируемом ниже письме В. Пельчинского Ю. Ежовскому.
553
Bieli'nski J. Uniwersytet Wile'nski. Krak'ow, 1899. Т. 2. S. 254.