Писать поперек. Статьи по биографике, социологии и истории литературы
Шрифт:
По его мнению, «страстная и нервная натура еврея образует собою форму, в которую входит любое содержание. Порывистый и пламенный, он органически не может участвовать в жизни безмолвным статистом <…>. Оттого-то и находятся евреи везде в первых рядах, но именно – везде, не только в дурном, но и в хорошем, и повсюду они особенно бросаются в глаза; они примечательнее других» 486 . Это создает ложное впечатление, что евреи – зачинатели движений, виновники происходящего. Но это не так. Верно только одно – еврей неразрывно связан со своим народом. Мощная историческая традиция и специфическое положение евреев в обществе приводят к тому, что «люди другой национальности, если хотят и если достанет у них на это совести, могут отрешать себя от исторической карьеры своего народа и существовать так, чтобы они были сами по себе, а их народ – сам по себе; еврей же на такую отделенность не способен, да ее и не хочет: как бы индивидуален ни был его собственный жизненный узор, он непременно вышивается на канве общееврейской доли» 487 . Например, выдающийся еврейский поэт Х.-Н. Бялик, писавший на иврите, «немало строк посвятил природе и любви, однако эти стихи звучат у него как-то неуверенно. Поэт-еврей вынужден свой талант посвятить своему народу. Его дело – излагать историю изгнания и страданий народа и дополнять ее новыми страницами. Язык Библии пригоден для разговора только о великом и вечном. Так и Бялик обретает мощь и вдохновение именно в “Сказании о погроме”, полном боли за продолжающиеся муки своего народа» 488 .
486
Айхенвальд Ю. Большевизм – антисемитизм // Руль. 1923. № 900.
487
Он же. Еврейский Надсон // Сегодня. 1926. № 124.
488
См.: Айхенвальд Ю. Бялик.
В особенно трудной и по-своему трагической ситуации оказываются те евреи, которые глубоко усваивают культуру окружающего народа и стремятся действовать в ее рамках. Например, многие евреи стали писателями и критиками в русской литературе. Они овладели русским словом не в утилитарных практических целях, а в целях творческих, духом сроднились с ним и плодотворно трудятся, обогащая русскую литературу. Тем не менее это не освободило их от нападок, от обвинений в том, что русская литература захвачена евреями, ведущими ее к гибели 489 .
489
См.: Он же. Русская литература и евреи // Вестник Еврейского университета в Москве. 1992. № 1. С. 140—143.
Подобные нападки неприятны, однако важнее другое. Сочувственно пересказывая книгу немецкого писателя еврейского происхождения Якова Вассермана «Мой путь как немца и еврея», он писал, что литератор-еврей «страдает от внутренней надломленности, потому что от детства и до старости сквозь всю его жизнь не красной, а черной, траурной нитью проходит в нем роковая двойственность, источник великих недоразумений, страданий, противоречий и обид. <…> Отпечаток двух миросозерцаний лежит на его сердце. <…> Волнами жизни отогнанный от одного берега и недружелюбно встреченный на другом, он чувствует себя лишенным духовного крова, скитальцем бездомным, каким-то Иоанном Безземельным» 490 .
490
РГАЛИ. Ф. 1175. Oп. 2. Eд. xр. 17.
Айхенвальд считал, что одновременно и в равной мере нельзя принадлежать двум культурам. С одной стороны, нельзя полностью разорвать с родной культурой, с другой – нельзя разорвать с культурой чужой. И все же всегда какой-либо элемент преобладает. Каждому еврею в России нужно сделать выбор и раз и навсегда подчиниться чему-то одному 491 .
Еврейское происхождение Айхенвальда нашло выражение не только в его размышлениях на еврейские темы, не только в страстном преклонении перед словесностью и частых библейских ассоциациях, но и в жизненном поведении. «Сын еврейского раввина, он с детства усвоил чувство, которое передала ему мудрость его старого народа, – любовь к слову и знанию и любовь к практическому добру» 492 . В России в постреволюционный период он деятельно старался помочь другим, «выбивая» пайки у властей и нередко делясь последним. В эмиграции он тоже помогал нуждающимся, активно работал в берлинском Комитете помощи русским ученым и писателям и Обществе помощи русским гражданам. Все мемуаристы единодушно отмечают, что «он был человеком исключительной доброты, внимания, отзывчивости ко всем людям, человеком бесконечной деликатности» 493 . Эти свидетельства показывают, что в жизнь эмигрантского сообщества он внес вклад не только как талантливый критик, но и как гуманист, последовательно реализующий на практике свои человеколюбивые убеждения. И если вспомнить, что одним из важнейших принципов этики иудаизма является «любовь к человеку как таковому, которая присутствует в простых, будничных отношениях между людьми и выражается, в частности, в стремлении помочь каждому упавшему встать на ноги» 494 , то окажется, что, сознательно или бессознательно, Айхенвальд следовал этому принципу. В своей жизни он во многом осуществил искомый им синтез родной и чужой культур, поднялся через национальное – к общечеловеческому.
491
См.: Каменецкий Б. [Айхенвальд Ю.] «Россия и евреи» // Руль. 1924. № 980.
492
Элькин Б. Памяти Ю.И. Айхенвальда // Последние новости (Париж). 1928. № 2831.
493
Франк С. Указ. соч. См. также: Зайцев Б. Москва. Мюнхен, 1960. С. 69—72.
494
Штайнзальц А. Роза о тринадцати лепестках. М., 1990. С. 212.
Для эмигрантской литературы, особенно для старшего ее поколения, критическая деятельность Айхенвальда играла консолидирующую и стабилизирующую роль, обеспечивая связь с дореволюционным прошлым, поддержание старой иерархии литературных авторитетов и ценностей.
Показательна реакция Бунина на смерть Айхенвальда: «Вот и последний… Для кого теперь писать? Младое незнакомое племя… Что мне с ним? Есть какие-то спутники в жизни – он был таким» 495 .
1992 г.
495
Цит. по: Лит. наследство. М., 1973. Т. 84, кн. 2. С. 260. Ср. печатный отклик Бунина на смерть Айхенвальда (Руль. 1928. № 2458). Безвременную смерть Айхенвальда (он попал под трамвай) почтили некрологами в «Руле» и другие видные литераторы: И. Шмелев, М. Алданов, В. Набоков (все – 1928. № 2457), С. Франк (№ 2453), С. Горный (№ 2457) и др.
СЛАВЯНОВЕД И ПРИМИРИТЕЛЬ СЛАВЯН
Имя профессора русского языка и литературы Виленского университета Ивана Николаевича Лобойко (1786—1861) время от времени появляется на страницах исследований, посвященных науке и культуре первой половины XIX века. Он был человеком эрудированным и разносторонним, компетентным и трудолюбивым; занимался историей и языкознанием, библиографией и этнографией. Скандинависты отмечают его вклад в ознакомление русских читателей с древнеисландской литературой 496 , слависты – в расширение и укрепление русско-польско-литовских научных связей 497 , археографы – в создание белорусской археографии 498 , а историографы русской исторической науки пишут о важной его роли в деятельности Румянцевского кружка 499 . Упоминают его и как достаточно активного члена Вольного общества любителей российской словесности 500 . Однако жизни и научной деятельности И.Н. Лобойко посвящено лишь несколько работ, опубликованных главным образом в Литве и Польше 501 .
496
См.: Дмоховская И.В. Из истории русско-исландских литературных отношений // Скандинавский сборник. Таллин, 1964. Вып. 9. С. 179—180.
497
См.: Славяноведение в дореволюционной России: Биобиблиогр. словарь. М., 1979. С. 223.
498
См.: Улащик Н.Н. Очерки по археографии и источниковедению истории Белоруссии феодального периода. М., 1973. С. 17—22, 27, 34; Шумейко М.Ф. Становление и развитие белорусской археографии в 1-й половине XIX в. // Беларускi археаграфiчны штогоднiк. Минск, 2000. Вып. 1. С. 22.
499
См., например: Козлов В.П. Колумбы российских древностей. 2-е изд., доп. М., 1985. С. 32, 65, 72—74, 87 и др.
500
См.: Базанов В. Ученая республика. М.; Л., 1964 (по указателю). См. также публикацию его воспоминаний о позднем периоде деятельности общества: Лобойко И.Н. Вольное общество любителей российской словесности в Петербурге в 1824 г. перед его кончиной // Писатели-декабристы в воспоминаниях современников. М., 1980. Т. 2. С. 46—49.
501
См.: Лебенка Й. Жизнь и научная деятельность И.Н. Лобойко в Литве // Научные труды высших учебных заведений Литовской ССР. Литература. 1966. Вып. IX. С. 85—110; Каупуж А. Вклад И.Н. Лобойко в развитие русско-немецко-литовских культурных связей в первой четверти XIX века // Там же. Языкознание. 1963. Вып. VI. С. 207—222; Griskaite R. Ivanas Loboika istorijoje ir istoriografijoje // Lietuvos istorijos metrastis. 2009 metai, 1. Vilnius, 2010. S. 89—126; Prussak M. Klopoty z Lobojka // Stolice i prowincje kultury. Warszawa, 2012. S. 85—94, и др.
Недостаточное внимание к Лобойко связано, возможно, с тем, что он почти не выступал в печати. Список его прижизненных публикаций ничтожно мал (немногим более десятка, если не считать переводы), причем в нем преобладают компиляции, учебные пособия и газетные статьи. Кроме того, публикации эти труднодоступны (часть выходила в Вильне, в том числе на польском, часть в Одессе).
В какой-то степени сказалось, видимо, и то, что Лобойко жил в провинции и был оторван от столичных изданий и издателей. Но он поддерживал переписку с коллегами и знакомыми, с Н.П. Румянцевым и митрополитом Евгением (Болховитиновым), и, напиши он какую-нибудь научную работу, она рано или поздно была бы опубликована. Гораздо важнее, что он был человеком разбрасывающимся и, по его собственному признанию, «жаден <…> к чтению и наукам, но <…> не имел никогда терпения и беспрерывно воспламенялся новым предметом» 502 . Еще в молодости он оставил в альбоме своего друга (будущего академика) П.И. Кеппена следующую выразительную автохарактеристику: «<…> Много обещает, мало делает. Любит хвалиться обращением и учеными связями с Линде, Раск[ом] и Вуком Стефановичем [Караджичем] и старается подражать их подвигам. Собирается написать историю российского языка по примеру [французского филолога Ф.Ж.М.] Ренуара, российскую грамматику и словарь по лучшим образцам или идеям, а написал? – две тетрадки: 1) О важнейших изданиях Герберштейна записок о России. СПб., 1818; 2) Взгляд на древнюю словесность скандинавского Севера. [СПб., 1821]. Он сильно желает – научиться литовскому языку для обогащения отечественной истории и языка новыми источниками и в том же намерении научился он по-датски» 503 .
502
Лобойко И. Записки и воспоминания // ИРЛИ. Ф. 154. № 105.
503
ИРЛИ. № 10.102. Л. 51. Запись была сделана 28 мая 1821 г.
Кроме того, Лобойко был необычайно требователен к себе, стремился как можно полнее исчерпать имеющиеся источники, что тоже снижало его продуктивность. Например, его намерение написать работу о литовском языке и культуре, о котором он писал Н.П. Румянцеву 504 , так и не было реализовано.
Несмотря на малое число оставленных научных работ, этот примечательный человек, страстно любивший науку и литературу и немало сделавший для них, достоин большего исследовательского внимания. К счастью, он оставил мемуары, в которых рассказал об основных этапах своей жизни, об участии в деятельности научных и литературных кружков и обществ, и изложил свои впечатления от встреч с рядом известных лиц. Правда, как и большинство своих начинаний, воспоминания он тоже не завершил. Но и в таком виде, как они сохранились, воспоминания эти содержат немало и фактической информации, и колоритных штрихов русской и польской научной и культурной жизни первой трети XIX века.
504
См. письмо Лобойко Н.П. Румянцеву от 8 декабря 1822 г. // Научные труды высших учебных заведений Литовской ССР. Литература. 1967. Вып. X. С. 174 (публ. А. Каупуж).
Родился Лобойко 21 июля 1786 года 505 в городе Харьковской губернии Золочев в семье губернского секретаря, чиновника Харьковской казенной палаты. Учился он в Харькове: сначала в народном Рождественском училище, потом в Главном народном училище, затем в Слободско-Украинской гимназии. В 1804 г. в Харькове был учрежден университет (занятия начались в 1805 г.), и Лобойко был его студентом с первого года его существования. Специфическая атмосфера этого учебного заведения, где русских профессоров почти не было, а преобладали иностранцы (немцы и французы), оказала сильное влияние на Лобойко. Например, он овладел немецким языком в такой степени, что говорил и писал на нем свободно, а в дальнейшем проявлял сильный интерес и к другим культурам (в том числе скандинавской, польской, литовской).
505
В годе рождения Лобойко не был уверен. В 1845 г. по его подсчетам получалось, что родился он в 1788 г. (см.: ИРЛИ. Ф. 154. № 73).
Учился Лобойко хорошо, причем особенно значим был для него профессор русской словесности и риторики И.С. Рижский, автор знаменитой «Риторики». На его смерть Лобойко отозвался благодарственной одой 506 .
Судя по тому, что Лобойко находился на казенном содержании (т.е. должен был жить в общежитии университета, подчиняясь существующим там правилам, а после окончания обязательно отслужить определенное время в ведомстве Министерства народного просвещения), семья его была небогата. По окончании университета (1810) он был определен старшим учителем в Новгород-Северскую гимназию 507 , где преподавал логику, психологию и словесность, а на следующий год (1811) вернулся в Харьков и стал учителем немецкого языка и литературы в Слободско-Украинской гимназии. Преподавал он в старших классах и пользовался любовью учеников. Е.И. Топчиев, который учился у него, писал в воспоминаниях, что Лобойко входил в число лучших педагогов гимназии, которых «гимназисты уважали <…> и учились у них гораздо прилежнее, нежели у остальных» 508 . Кроме того, у него было много частных уроков, а в 1812 году он еще и редактировал информационно-библиографический журнал «Харьковский еженедельник». В 1812 году Харьков посетил известный в то время поэт А.Ф. Воейков. Лобойко познакомился с ним, завязал переписку, посылал ему свои переводы 509 и в дальнейшем пользовался его покровительством.
506
См.: Известие о жизни и смерти профессора Императорского Харьковского университета Ивана Степановича Рижского. Харьков, 1811. С. 30—33.
507
Здесь и далее сведения о службе Лобойко мы приводим по его формулярному списку 1840 г. (ОР РГБ. Ф. 203. Карт. 226. № 5).
508
Цит. по: Багалей Д.И., Миллер Д.П. История города Харькова. Харьков, 1912. Т. 2. С. 665. См. также с. 668.
509
См.: Сидеравичюс Р. Письма русских литераторов профессору И.Н. Лобойко // Литература. 2008. Вып. 50 (2). С. 94—95. Возможно, они были опубликованы в «Вестнике Европы», с которым был тесно связан Воейков, например, переведенные с немецкого без обозначения переводчика анонимные статьи «О музыке» и «О подражании в изящных искусствах» (1813. № 9/10) или статья А.Л. Шлецера «О богатстве и древности северной истории» (1813. № 11/12).