Писательница для оборотня
Шрифт:
Обед вышел скомканным и малоприятным. Сколько дядя Ваня не хвалил тётину готовку, войти в русло дружелюбия и понимания не получалось. Мама молча ковыряла сочную идеально запечённую индейку, папа налегал на всё, что было в зоне его досягаемости.
— Спасибо! — поблагодарил тётю папин друг, первым встав из-за стола.
— Да, всё очень вкусно, прямо праздник живота. Поели, теперь можно и поработать, — посмеялся папа. — Ну, дочь, показывай, где что заварить.
— Эм, поехали, — вздохнула я.
Ты что, собралась оставить их без присмотра?—
Хочешь за ними приглядеть?— предложила я, подшучивая над своей звериной половинкой.
Упаси меня луна! Я лишь уверена, что они друг друга загрызут, пока нас не будет,— усмехнулась волчица.
— Это что так далеко, что надо ехать? — спросил папа.
— Большая территория, — пожала я плечами.
Я проводила папу и его друга до калитки, объяснила задачу и вернулась в дом. Вопреки ожиданиям моей звериной половинки девочки друг друга не перегрызли, хотя немного были обе взвинчены. Мне было не до их бесконечных склок, я ушла к себе и выпустив волчицу, с волнением думала о той калитке.
Это что, оленей больше не будет?— только теперь спросила волчица, осознав последствия моей затеи.
— У тебя в роду жирафов не было? Там ещё бекон по лесу носится, одичал совсем, — посмеялась я, на что волчица завыла.
Не желала моя звериная половина менять благородного оленя на сало. Но ставка была куда выше, чем самый вкусный и сытный олень. А азарт от охоты на него несравним с тем, что я испытывала, пытаясь вывести на эмоции того кто пожелал быть инкогнито.
Пережив тяжелейшие выходные с родителями, я не находила себе места всю оставшуюся неделю. До даты поставки очередного оленя. Мне было страшно из-за того, что я не хотела узнавать, что это не Максим.
В день икс я просидела перед монитором с самого утра, бесконечно грызя фруктовый лёд. В шестнадцать часов и ноль три минуты, у калитки показался оленевод.
Да, камеры очень хорошие,— подумала я, видя на картинке, как у мужчины брови поползли наверх от увиденного.
Оленевод оказался тугодумом. Вот в его роду точно были жирафы. Он долго разглядывал сварочные швы, прежде чем полез за мобильным. На этом месте я не выдержала и ушла из кабинета.
— Всё, оленевод доложил про то, что мы заварили калитку, теперь будем ждать, — объявила я тётушке, хлопотавшей над горячим шоколадом.
— Думаешь, сегодня же объявится? Мне, кажется, это Максим, — обнадёжила меня тётя.
— Нужно чем-то отвлечься, давай, доставай свою книгу. Будем выбирать девочкам имена, — разрешила я, отказываясь от этой идеи всю последнюю неделю.
— Это я сейчас! Я мигом! — обрадовалась тётя и пулей унеслась за книгой.
Мы устроились в гостиной с бумагой и ручкой, чтобы выписывать понравившиеся имена. Мне нравилось чуть ли не каждое второе, поэтому мой столбик быстро занял весь лист. Зато тётя подошла к вопросу тщательно и в её столбике красовались лишь Светлана и Елена.
— Та девушка, с которой я ехала, когда авария случилась и Макс меня спас. Её
— А что с ней?
— Не знаю, кажется, Максим говорил, что она жива. Хорошо бы найти её, может, машину помочь восстановить, это ведь из-за меня всё.
— Тогда это имя вычёркиваем, — тётя прошлась ручкой по имени и зачеркнула его.
— Но почему? Ко всем фамилиям подходит.
— Будешь каждый раз дочку по имени называть и ту аварию вспоминать? Не надоест?
— Возможно, ты права. Много имён, давай нарежем бумажки и в шапку, отсеем хоть штук девять, а потом из них выберем, — предложила я, поднимаясь с дивана, и уходя в прихожую, чтобы взять головной убор.
— Хорошо, но Леночку оставим, из твоих выберем восемь! — настояла тётя, крича мне вслед.
— Ага, — согласилась я, выуживая свою шапку из ящика и неожиданно вздрогнула от звонка домофона.
Я так увлеклась выбором имён для девочек, что совсем забыла о том, что мы ждём чьей-то реакции на наш сварочный ответ.
Вздохнув несколько раз, я включила экран и звук.
— Пузикова! Открой сейчас же! — коверкая мою фамилию, кричал у ворот, злющий Максим.
— Я сейчас выйду, — ответила я и отключила звук.
Теперь можно было только наблюдать, как Максим злится перед закрытыми воротами, как он лупит по ним, явно требуя его впустить.
Ой, это он! Он!— говорила я волчице, суетясь в прихожей в поисках обуви.
— Кто там? — спросила тётя, пришедшая сюда же на звонок домофона.
— Это Максим! Это от него были олени! — радостно выпалила я.
Я же говорила тебе, что он не бросит своих волчат,— гордясь, произнесла моя звериная половинка, что возымело обратный эффект.
— Да? Чего же ты его не впустишь? — поинтересовалась тётя, с недоумением.
— Вот ещё! Нет, — отрезала я, суя наконец-то ноги в ярко-жёлтые резиновые сапоги. Это была первая обувь, которую я смогла найти и быстро надеть.
Почему?!— возмутилась волчица.
— Но почему, Таня? — удивилась тётушка.
— А зачем ему? Он, судя по всему, и не собирался носа казать до самых родов, вот пусть и дальше скрывается! — заявила я, говоря собственной обидой.
— Ты же сама хотела, чтобы он вернулся до рождения девочек, чего же теперь?
— Так я то хотела, чтобы он сам вернулся, а не потому, что я отказалась от его оленьих подачек. И ты выметайся, я тебя с собой не беру! — объявила я, выпуская волчицу.
Моя звериная половина была недовольна таким положением, только и возразить мне не посмела. Накинув плащ, я вышла из дома и захлопнув дверь, уверенной походкой направилась к воротам.
— Таня, какого чёрта?! Впусти меня! — заорал Макс, как только я появилась в поле его зрения.
— Нет, — отказала я, подходя ближе.
Впусти нас,— впервые до меня донёсся голос волка Макса.
Тебя милости просим,— мысленно усмехнулась я, на что Макс, слыша беседу с его волком, взбесился.