Пища любви
Шрифт:
— Например? — спросил тогда его друг.
Свой ответ Бруно тоже помнил дословно:
— Нужно очень хорошо знать того, для кого стараешься, — его прошлое, его корни, грубый это человек или утонченный, черствый или мягкий. Нужно для начала испробовать самого человека, чтобы понять, каков он на вкус. Короче говоря, нужно его любить. И даже в этом случае можно знать его недостаточно для того, чтобы приготовить блюдо, которое завоюет его душу.
Но хотя Бруно и любил Лауру, оказалось, что придумать рецепт, который идеально бы к ней подходил, гораздо труднее, чем ему казалось. Он знал,
И вот однажды днем Лаура сама пришла в «Il Cuoco». Она искала Томмазо, которого не было, и оказалась на кухне раньше, чем Бруно успел заметить ее появление. Он что-то бормотал себе под нос, бегая босиком от плиты к холодильнику и обратно, пробуя разные сочетания вкусов и текстур, будучи близок к помешательству из-за того, что у него что-то не получалось. До успеха рукой подать, Бруно это чувствовал, но чего-то не хватало… В кухне было очень жарко от раскаленной плиты, и по лицу Бруно струился пот. Волосы перемазаны мукой и маслом, а руки покрыты коркой жженого сахара, чего Бруно даже не замечал. Ему некогда было мыть руки.
Лауру привлек на кухню очень необычный аромат, она такого никогда раньше не нюхала. Она ожидала увидеть здесь Томмазо, но, к своему удивлению, обнаружила Бруно.
Пахло пирогами, и Лауре показалось, что она, как в детстве, пришла домой из школы, а мама на кухне, готовит ей чай… Кроме того, пахло какими-то лекарствами, и она вспомнила, как в детстве болела, а мама ухаживала за ней, уложив в постель. Еще чувствовались специи — запах Рождества, мускатный орех и гвоздика… Но было и что-то еще, что-то предательски неуловимое и мягкое, наподобие эвкалипта или ванили. Лаура вдруг вспомнила, как целовала папу в щеку, когда тот желал ей спокойной ночи: восьмичасовой поцелуй и этот запах… И тут она поняла — это запах одеколона, делового костюма, родительской спальни, большой двуспальной кровати и пугающей тайны: что происходит здесь, когда становится темно? Но прошло несколько секунд, и Лаура успокоилась: здесь были и приятные запахи — яблок, бренди, хрустящего слоеного теста и корицы.
— Что это такое? — выдохнула Лаура.
Бруно резко обернулся и посмотрел на нее безумными глазами.
— Пеку яблочный пирог, — ответил он.
Яблочный пирог… Лаура сто лет не ела яблочного пирога. Она вдруг перенеслась мыслями за тысячи миль отсюда, и на глаза навернулись слезы.
— Извини, — вздохнула она.
— Вот. Уже готово.
Не озадачиваясь тем, чтобы надеть перчатки, Бруно открыл дверцу духовки и достал противень с пирогом. Лаура заметила, что пирог очень маленький, словно для куклы. Бруно поставил его на стойку. Лаура нагнулась и глубоко вдохнула его аромат.
— Можно мне кусочек?
— Конечно, — ответил Бруно — Я испек его для тебя. Только нужно еще немного сбитых сливок… Вот — Бруно взял ложку, проткнул ею пирог, и от него пошел пар. Он был ненамного больше этой ложки. Бруно положил в лунку сбитые сливки и поднес пирог к губам Лауры. — Не бойся. Он не очень горячий.
Она открыла рот, и он положил в него кусочек пирога. Лаура затаила дыхание, закрыла глаза и принялась старательно жевать, стараясь не проглотить эту вкуснотищу, чтобы продлить удовольствие.
— Бруно, — сказала она, наконец обретя дар речи, — это фантастика.
Он поцеловал ее.
Лаура в ужасе отпрянула.
Бруно смотрел на нее с такой страстью, что ей стало страшно. Она вспомнила все свои свидания с итальянцами, каждый из которых все время щупал ее, оглаживал и старался затащить туда, где потемнее. Нет, только не Бруно, которого она считала своим другом. И, что важнее, другом Томмазо. Что вообще здесь происходит?
— Извини, — быстро сказал он — В Италии так принято. Мы… мы все время целуемся. Но это ничего не значит.
— Да, конечно, — ответила Лаура, приходя в себя, — Я знаю. Просто это странно. Понимаешь, американцы так не делают.
— Ну да.
— По-моему, мы не должны говорить об этом Томмазо, — сказала она, глядя ему прямо в глаза, — Мне кажется, он неправильно нас поймет.
— Конечно, — согласился Бруно — И обещаю: это больше не повторится.
Лаура шла домой и чувствовала, что вся дрожит. «Бруно, именно Бруно. Да, он мне нравится. И я не хочу потерять такого друга. Он забавный, очень милый и внимательный. Как он мог это сделать?»
Впрочем, она сейчас в чужой стране, а все итальянцы такие пылкие, не сравнить с американцами. Может, она преувеличивает? Может, для итальянца это действительно в порядке вещей?
Ничего страшного, если Томмазо не узнает.
Вернувшись домой после утренней болтовни с друзьями за чашечкой-другой кофе, Томмазо очень удивился, увидев на кухне учебники Лауры.
— Лаура здесь? — спросил он у Бруно, который был занят мытьем посуды.
— Была, — ответил Бруно, глядя в мойку и боясь встретиться взглядом со своим другом.
Томмазо провел пальцем по тарелке из-под пирога, облизал его и скроил гримасу.
— Хорошо, что ее нет. Я как раз хотел поговорить с тобой о ней.
— О ней?
— Si. Дело в том… Я думаю, вся эта история с ней стала неуправляемой. Все было очень славно, но, честно говоря… у меня от слабости коленки дрожат. А может, — добавил он, потому что всегда был честен с Бруно, — дело вовсе не в коленках. Как ты думаешь?
— Ты собираешься ее бросить? — спросил ошеломленный Бруно.
— Да, но это не так-то просто. Для меня это непривычно. У меня никогда раньше не было таких правильных отношений, поэтому я не знаю, как это делается.
— Я, наверно, не тот человек, у которого можно об этом спрашивать, — сказал Бруно. — Поскольку у меня никогда не было ничего подобного.
— Но ты знаешь, как ее успокоить, — возразил Томмазо — его как раз осенило. — Может, ты поговоришь с ней вместо меня? Так сказать, подготовишь почву.
— По-моему, это не очень удачный план, — пробормотал Бруно. — Тут все должно исходить от тебя самого.