Пища Мастеров
Шрифт:
Я иногда пытаюсь определить характер человека по его пищевым предпочтениям, даже записываю некоторые наблюдения в особый блокнот, и зачастую нахожу удивительные совпадения. Зачем я это делаю – и сама не знаю, так, просто интересно.
У меня на приеме Элла ни минуты не сидела на месте: она бегала из угла в угол, подпрыгивала, всплескивала руками так, что у меня рябило в глазах. Когда я предложила ей все же присесть, она удержалась на стуле не более минуты, тут же вскочила и опять забегала. Ну, да, если она так скачет целый день,
– Ах, доктор, как мне надоели эти жалостливые взгляды в мой адрес, если бы вы только знали! Да и любая одежда на мне висит как на вешалке! И каждый считает своим долгом подшутить надо мной.
– Кто же над вами подшучивает?
Вовсе не из любопытства я задаю подобные вопросы: для успеха терапии нужно, чтобы пациент сам четко сформулировал свои проблемы и горести, услышал себя сам, а после высказал осознанное желание достичь нормального здорового веса и готовность выполнять мои рекомендации.
– Да все, кому не лень, – вздохнула девушка. – Стоит прийти на работу пораньше, кто-нибудь обязательно скажет, что меня ветром поддувает, оттого я быстрее иду. А вчера… – она заплакала.
– Ну что вы, успокойтесь, – я протянула ей салфетку.
Утерев слезы, она продолжила:
– Я в больнице работаю, медсестрой, у нас много тяжелобольных в отделении. А доктор дежурный вчера мне сказал: «Ты, Элла, ночью к пациентам не заходи, а то они еще, чего доброго, подумают в темноте, что смерть пришла».
Я тут же представила себе как тощая, с крупным носом Элла, в белом просторном халате заходит ночью снять показания с приборов, подключенных к больному, а тот пугается. Улыбку сдержала с трудом. К тому же оказалось, что ей нравился этот доктор. Ах, так вот почему она пришла, любовь ее привела!
– Я ни на что не гожусь, я несчастная и никому не нужная, да еще такая тощая…
– Об этом вы доктору Хьюзу не забудьте поведать, а мне расскажите, в котором часу вы едите первый раз и какие блюда у вас самые любимые.
Конечно же, у нее не оказалось любимых блюд.
А теперь мне не давал покоя молодой человек, которого доктор Хьюз пригласил войти в кабинет вместе с Эллой. Был ли он ее другом или родственником? Странно, но он показался мне таким знакомым, почти родным.
Я уже собиралась уходить, как в дверь постучали и она медленно отворилась.
– Прием окончен. Запишитесь в регистратуре на завтра, – ответила я, не отрываясь от бумаг.
– Ну, я еще недостаточно толст, чтобы попасть в сферу ваших профессиональных интересов, – ответил веселый мужской голос. – Я ваш земляк. Мне поручено передать вам подарок от Агафьи Михайловны, но вы сами должны его выбрать – она так просила.
Я не сразу сообразила, что он имеет в виду мою тетю Агату, которая по паспорту действительно была Агафьей.
Высокий мужчина, тонкие черты лица, в меру небрит и в меру небрежен, с большой кожаной сумкой через плечо. Улыбка была хороша, а острые карие глаза его сияли такой радостью, будто процесс передачи подарка от моей тети из Киева был делом всей его жизни.
Через пять минут я вышла с ним из здания клиники. А еще через пять минут мы сидели в ближайшем кафе и болтали, будто старые знакомые, и радость в его глазах разгоралась все ярче.
Его звали Евгений, он привез коллекцию своих работ – женских украшений на выставку мастеров – открытие будет завтра – и заодно повидать старых друзей. Сказал, что тетя Агата – его соседка по даче. Я даже не знала, что у нее есть дача, и устыдилась, что давно ей не звонила – разве что поздравляла с Днем рождения и с Новым годом, и то, кажется, не всегда. «Да не смущайся, она не сердится вовсе, – заверил меня Женя. – Она о тебе хоть много рассказывала, но не предупредила, что ты такая красивая. Я бы… побрился, что ли. Извини, не успел, засиделся с друзьями».
Я, конечно, заверила его, что мне так даже больше нравится и спросила, что же рассказывала обо мне тетя Агата. Оказалось, что я девушка, выросшая на классических романах и воспитанная в строгости и лучших семейных традициях. Вышла замуж совсем юной за серьезного и солидного человека и уехала с ним в Америку, где выучилась на диетолога. Вроде, все верно.
– А по городу родному скучаешь-то? – Женя спросил.
– Мне не по ком особо скучать, – ответила я честно. – Почти все родные и друзья либо умерли, либо разъехались по свету. Да и некогда скучать было: работа, учеба.
– Было трудно в начале?
– Конечно, трудно. В чужой стране ты как слепой щенок – тычешься туда, сюда, лапы разъезжаются. Скучать вообще некогда.
– Понимаю. А город? Хоть вспоминаешь наш Киев иногда?
– Бывает. Снится часто. Но в реальности он сейчас совсем другой. Того города, из которого я уехала, больше нет, как и страны, откуда я родом.
– Значит, ты нашла здесь свое счастье?
Я только открыла рот, чтобы ответить утвердительно, как вдруг мимо нас с оглушительной сиреной пронеслись две пожарные машины. Я смотрела им вслед, поражаясь этому совпадению, потом рассказала Жене о пожарной тревоге во время класса йоги именно в момент, когда я думала о счастье. И мы удивлялись этому вдвоем. Потом он спросил:
– Так родина для тебя мало что значит?
– Родина, – ответила я, – всегда с тобой. Это то, из чего ты слеплен. И только по тому, как ты используешь вложенное в тебя родиной, узнаешь ее истинную цену.
– А ты умная, Полинка, – присвистнул Женя. – Надо же! Права ведь. Думаю, и наш мир можно полностью оценить, только побывав в других мирах.
Я не успела обдумать сказанное, потому что принесли наш заказ: зеленый салат с сушеной клюквой и теплые бутерброды с мягким козьим сыром и медом.