Письма из Лондона
Шрифт:
В эпитафиях Смита провозглашали чутким и страстным человеком, блистательно остроумным, любителем распотешить честную компанию, вечно первого у стойки бара в поезде на обратном пути в Шотландию после тяжелой недели в Парламенте. Большинство британцев абсолютно не подозревали ни о чем подобном, поскольку он всегда производил впечатление нахохленного филина, человека в футляре, главной стратегией которого, судя по всему, было удерживать лейбористскую партию от ссор по пустякам и выжидать, пока Тори сами выгрызут друг другу нутро. Он казался умнее, чем Джон Мэйджор, но в целом не более захватывающим: вы бы, наверно, не удивились, если бы обнаружили мистера Мэйджора в окошечке своего местного банка, на выдаче десятифунтовых банкнот, а — в обшитом панелями заднем кабинетике — мистера Смита нахмурившим брови из-за вашего овердрафта. Оказалось, эта суровость на публике была напускной. Жена одного лейбористского члена парламента, про которую известно, что она на дух не переносит зануд, уверяла меня, что «Джон был очень, очень забавным. Если ты знал, что он тоже будет в гостях, это гарантировало — скучать точно не придется». Так почему же, спросил я ее, тогда как большинство политиков скорее стараются показаться более занятными, чем они есть на самом деле, Смит выбрал столь необычную и хамелеонскую линию поведения? «Он решил не демонстрировать свое остроумие на публике, — ответила она, — из-за Киннока и чтобы не выглядеть легкомысленным». Может статься, в этом и был кое-какой резон: здесь юмор и непосредственность — удел выработавших свой, ресурс заднескамеечников, упустивших свои шансы на реальную власть, тогда как в верхних эшелонах все должно звучать так,
Перчатка кэтчера [192] теперь перешла к самому молодому в истории лидеру лейбористской партии. Тони Блэру сорок один год, он член Парламента с 1983-го, и он по-прежнему достаточно молод (или пользуется услугами достаточно профессиональных советников), чтобы быть в состоянии назвать множество имен нравящихся ему рок-групп, когда его интервьюирует д и джей с «Радио-1». Он вырос в Дареме, учился в Феттес-колледже [193] в Эдинбурге, а затем в Сент-Джонс-Колледж, в Оксфорде. Там он пел и играл на гитаре в группе, называвшейся «Паршивые слухи»; что более существенно, он обратился и в христианство, и в социализм. В Лондоне он вступил в Лейбористскую партию и стал адвокатом; познакомился с будущей женой, опять же адвокатом, в соседнем кабинете. В 1982-м он принял участие в пародии на дополнительные выборы в Бикоснфилде, в самом логове тори; затем, отчасти благодаря везению, отчасти с помощью личного убеждения, перебазировался в безопасный лейбористский избирательный округ Седжфилд, в графстве Дарем. С тех пор фарт, умение рассчитывать время, а также дальновидность стали факторами, определившими его карьеру. Довольно на ранней стадии его стали выделять лейбористские бонзы — как восходящий талант, и консерваторы — как потенциальную угрозу. Большинство людей, с которыми я говорил о Тони Блэре — даже спящий на ходу швейцар в Палате общин, — уверяли меня, что почуяли в нем будущего лидера с самого начала.
192
специальная бейсбольная перчатка, при помощи которой кэтчер ловит мяч.
193
Старинная привилегированная средняя частная школа.
Во время выборов лидера (в ходе которых мистер Блэр разбил обоих соперников с очень грамотно рассчитанной степенью выразительности — красиво, но не унизительно) часто утверждалось, что одной из его главных политических добродетелей является его привлекательность для Юго-Востока. Под «Юго-Востоком» следует понимать тех ключевых избирателей из квалифицированного рабочего класса и менеджмента среднего звена, которые перешли в лагерь миссис Тэтчер и остались с мистером Мэйджором. Пожалуй, так оно и есть, однако это не значит, что новый лидер вызывал отвращение у Севера: даремское детство, шотландское образование, даремский избирательный округ и — решающее обстоятельство: его жена — падчерица Пэт Финикс, которая в течение многих лет играла королевскую роль Элси Танер в «Улице Коронации», долгоиграющей телевизионной «мыльной опере» о жизни рабочего класса Севера. Это непрямое, но неопровержимое родство — примерно так же королевская семья соотносится с Барбарой Картленд.
Другая часть его родословной не менее любопытна и не была известна даже самому мистеру Блэру, пока журналюги не сунули нос в его жизнь. Daily Mail, несомненно, действовавшая в интересах общества, и, разумеется, без какой-либо задней мысли о том, что ей удастся раскопать какую-то позорную тайну, заказала генеалогические исследования по семье Блэра. Раньше часто сообщалось, что дедом нового лидера по отцовской линии был такелажник Гованской верфи по имени Уильям Блэр. Это добавило ему полезной пролетарской аутентичности, особенно учитывая то, что отец Тони Лео был мало того что университетским ученым, так еще и консерватором со стажем и убежденным тэтчеритом. Исследователи, однако, обнаружили, что подлинными родителями Лео были не Блэры, а пара мюзик-холльных артистов — Чарльз Парсонс и Сесилиа Риджуэй; в момент, когда у них родился ребенок, они гастролировали по Северу — и отдали Лео на попечение мистеру и миссис Блэр. Этот витающий над всей историей душок незаконнорожденности вряд ли постыден; больше отношения к делу имеет выдающееся совпадение — и у нынешнего премьер-министра (сына артиста Тома Болла), и у нынешнего лидера оппозиции в венах течет мюзик-холльная кровь. В том, что эти двое оказались во главе своих партий в Палате общин, есть нечто ламаркианское: наглядное доказательство того, что приобретенные признаки передаются по наследству.
Вся пресса от мала до велика также кинулась в погоню за информацией приватного характера. Тут, пока, во всяком случае, ничем поживиться не удалось: Паршивые Слухи оказались не более чем названием группы. К примеру, мистер Блэр, похоже, был единственным студентом-рокером за все 1970-е годы, кто ни разу не принимал наркотики. Что случилось с Оксфордским университетом? Президент Клинтон учился там — и не кумарил; а Тони Блэр так даже и пальцем не притрагивался к бесовскому зелью. Как сказал один из его оксфордских сверстников, «Слушай, уж я-то знаю, о чем говорю, и мой ответ — ни-ни. В отличие от всех нас этот парень вообще, похоже, ни разу и капли в рот не брал». Чегооооо? А затем есть, знаете, кое-что такое, ну, то, чем люди, особенно люди молодые, имеют обыкновение заниматься, оставшись вдвоем, тет-а-тет; но даже и здесь, похоже, ничего особенно бросающегося в глаза, такого, чтобы нужно было вызывать патрульных, не обнаружилось. В Оксфорде, согласно Independent on Sunday, все единогласно заявляют, что Тони — «ни-ни». Неслыханно: можно подумать, этот малый собирался баллотироваться на престол Архиепископа Кентерберийского. С другой стороны, может, это и к лучшему, потому что, когда к британской политике начинают приплетать откровенно этические вопросы — вроде тех, которыми терзали в последние недели мистера Блэра, — обычно это кончается самоубийством. Не успели в прошлом году тори запустить свою кампанию «Назад к основам», как тотчас же выплыло, что многих консервативных депутатов самих нужно тюкать об эти самые основы самыми разными частями тела. Есть ли у мистера Блэра какие-либо скверные, ну или хотя бы непредосудительные, но особенности? Ну что ж, могу и я внести свою лепту в навозную кучу накопленных к настоящему времени сведений — сами решайте, о чем это может говорить.
Энтони Ховард, видавший виды политический обозреватель и бывший редактор New Statesman, сообщил мне об этой детали — по которой сразу видно человека дела — с трепетом в голосе: «Мне никогда не приходилось сталкиваться с кем - нибудь, кто бы так быстро ел. То есть я и сам быстро ем, но ведь я еще и с половиной своей печенки не управился, а он уже тут как тут, сидит с пустой тарелкой».
Победа мистера Блэра была успехом тех лейбористов, которых в настоящее время называют «модернизаторами». В какой-то мере политическая борьба — это схватка разных терминологий: пришпиль себе на грудь лучший ярлык и нашлепни худший на спину своего противника, желательно в том месте, где лучше всего входит нож. В партии Тори много лет лягались друг с другом «мокрые» и «сухие» (теперь эти междоусобицы плавно перетекли в сражения между «консолидаторами» и «радикалами»). В лейбористской партии в
194
Международное сетевое рекламное и пиарагентство; специалисты по политтехнологиям.
Так старых левых кастрировали словами. Для модернизаторов заскорузлый, допотопный социализм мертв. Они настолько самоуверенны, что утилизируют сейчас даже само слово «социализм». Раньше этот термин был жупелом, и в лейбористском манифесте 1992 года он так и не появился на том, по-видимому, основании, что, как предполагалась, вызывал у политических незнаек непреодолимый рвотный рефлекс. Сейчас он опять робко возвращается в пользование — отчищенный от своих старых ассоциаций, будто крашеная - перекрашенная дверь, которую погрузили в кислотную ванну и вынули оттуда словно только что выструганной из свежей древесины. Как выразился на предвыборном митинге в Кардиффе Тони Блэр: «Наше принципиальное убеждение состоит в том, что для индивидуального успеха необходим сильный объединенный социум. Поэтому мы называем это: социализм». Мистер Блэр даже опубликовал в Фабианском обществе [195] брошюру, по срокам приуроченную к выборам, под дерзким заголовком «Социализм». Его социализм, или, чтоб уж не пропадал зря его окказиональный и разрежающий дефис, социализм, не имеет отношения к плановой экономике, классовым столкновениям и частной собственности; скорее этот термин обозначает государственное партнерство и мягкий интервенционализм, стимулированный теми «идеями, которые ассоциируются с левизной, — социальная справедливость, сплоченность общества, равенство возможностей и общность интересов».
195
Политическая социал-реформистская организация; проповедует постепенный переход к социализму путем частичных реформ. Основана в 1884 г. группой интеллигентов; вошла в Лейбористскую партию на правах коллективного члена, сохранив свою организацию; активно участвует в разработке программ и идеологии Лейбористской партии; названа по имени древнеримского полководца Фабия Кунктатора, известного своей выжидательной тактикой.
Речь Тони Блэра, посвященная его официальному вступлению на пост лидера, не относилась к тем, в которых ты декларируешь свои политические убеждения; скорее пришла пора повернуться лицом к народу и исполнить свой коронный куплет. Мистер Блэр справился с этим замечательно. Он не великий оратор, хотя на фоне мистера Мэйджора от него этого и не требуется; по сравнению с говорящими весами он в любом случае Демосфен. И, как бы то ни было, практически невозможно одновременно ораторствовать перед переполненным залом и телевизионной камерой; это как быть в одно и то же время театральным и телевизионным актером. Однако он казался весьма польщенным оказанным ему доверием и в достаточной степени взволнованным, чтобы оставить в голосе некоторый трепет, и говорил с той пылкостью, которая заставляет зрителей слегка краснеть, если они сами не чувствуют примерно такую же пылкость. (В этом нет ничего дурного, поскольку не всякая польза входит в мир посредством добродетели и честности: вина и лицемерие также годятся.) Коронный куплет мистера Блэра, как все куплеты, состоит не только из звуковых, но и из вербальных фрагментов, и его речь не особо пострадала бы, если попросту проиграть ключевые слова в том порядке, в котором он их использовал: «Ответственность / доверие / доверие / служба / преданность / достоинство / гордость / доверие / миссия / обновление / миссия / надежда / перемены / ответственность / миссия / дух / общность / общность / гордость / гордость / социализм / перемены / неправильно / правильно / неправильно / правильно / неправильно / правильно / общественность / энтузиазм / здравомыслие / перемены / перемены / перемены / сплоченность / общность / по-новому / еще / воодушевлять / ратовать / перемены / прогресс / вера / служить / служить / служить».
Несколько дней спустя я оказался в Палате общин, в комнате Теневого Кабинета — у меня была назначена аудиенция с новым лидером. Это довольно сумрачное, с высоким потолком, помещение с окнами на северную сторону Вестминстерского моста. Как всегда перед концом сессии, здесь творился страшный кавардак: складной стол для переговоров закрыт, увесистые стулья, обтянутые зеленой кожей, свалены в углу как бог на душу положит. В этом казенном зале выделялись две вещи: элегантные латунные дверные петли дизайна Пуджина, и некий том в переплете ярко-алой кожи, который лежал рядом с брошенной курткой мистера Блэра. Ага, подумал я, дай-ка я проверю, чего он там листает себе в передышке между интервью. Это оказался экземпляр Нового Завета. Я застыл, скованный агностическим холодом; то есть я знал, что этот малый был нешуточным христианином и все такое, но это уж как-то было через край. А дальше он что, заставит вынести из Вестминстерского дворца автоматы по размену денег… Краем ногтя я приоткрыл титульный лист — и обнаружил там подклеенную карточку с сегодняшней датой и подписью Тони Ньютона, лидера Палаты общин. Судя по всему, мистер Блэр должен был идти во второй половине дня к королеве, и этот том был его поощрительным призом за то, что, в силу своего нового назначения, он сделался членом Тайного Совета [196] . Признаться, в этот момент я испытал некоторое облегчение.
196
Юридически основной орган государственного управления; был создан в Средние века и являлся совещательным органом при монархе; сейчас утратил свое значение; выполняет номинальные функции и служит для придания юридической силы «королевским указам в совете»; главой совета считается монарх, фактически его деятельностью руководит лорд председатель (Тайного) Совета; члены совета назначаются пожизненно монархом, часто по рекомендации премьер-министра; кроме принцев крови, высшей аристократии, высших судебных чиновников, высшего духовенства и некоторых, в него входят члены кабинета, политические и видные деятели страны; собирается в полном составе по случаю бракосочетания или смерти монарха и восшествия на престол нового монарха.
«Вот увидите, он ужасно обаятельный», — говорили мне перед встречей; и, пожалуй, так оно все и оказалось. В ходе избирательной кампании разные недоброжелатели приклеили ему бирку «ангелочек»; он не настолько писаный красавец, как можно было бы предположить, однако, несомненно, в контексте Палаты Общин он писаный красавец, и еще какой. Он рассеянно задумчив, случается, на его лице промелькивает выражение человека, вынужденного за пять минут вызубрить к экзамену предмет, по которому он не знал, что его станут проверять. Ну так ведь смерть Смита и собственный внезапный апофеоз свалились ему на голову с головокружительной скоростью.