Чтение онлайн

на главную

Жанры

Шрифт:

* * *

Если бы случай Рушди имел отношение исключительно к литературе, что можно было бы сказать о нем? Запутанный, мелодраматичный, жестокий и определенно испытывающий дефицит шуток — хотя попадание вице-президента Куэйла [171] в мир Эдмунда Уилсона и Лайонела Триллинга [172] было кунштюком из перворазрядных. В принципе придраться тут не к чему; но — в том случае, если мы предпочитаем традиционный нарратив — можно было бы пожаловаться на разного рода постмодернистские выкрутасы и отступления, в которых можно увязнуть по уши. Особенно все это ударило по английским читателям, и в течение последних пяти лет они, похоже, не всегда могли сосредоточиться на центральном сюжете. Еще где бы то ни было на Западе с основными темами все было понятно: свобода выражения и религиозный (или государственный) терроризм. В Британии, на местный вкус, тут было чересчур много побочных сюжетов: меньшинства, их права, уязвимость и лидеры; предвыборные кампании и страх членов парламента лишиться своих мест; торговля и потенциальные потери иностранных клиентов; расизм и антифашизм; отсутствие политических мускулов у интеллигенции; осуждение жертв (замаскированное под хрестоматийный вопрос «Герой или Анти-Герой?»); и, наконец, вечная надежда уставшего народа, что когда-нибудь все это закончится и наступит мир. Время

от времени на протяжении последних пяти лет, по мере того как история завихрялась и вилась, словно пыльная буря, английскому читателю приходилось как следует встряхивать головой и говорить: минуточку — вы не против, если мы вернемся к началу? Нельзя ли нам вернуться к одному-единственному сюжетному повороту: чудовищной идее о том, что человек, британский подданный, волен издать здесь роман, не совершая по британским законам никаких признаков оскорбления, и, однако ж, быть вынужденным скрываться и круглые сутки находиться под защитой Специальной службы [173] — и все это потому, что некая отдаленная страна издала экстерриториальную директиву об убийстве? Будьте любезны, к этому нельзя ли вернуться?

171

Джеймс Дэнфорд Куэйл, в 1989–1993 гг. вице-президент США в администрации Буша.

172

Американские писатели и литературные критики.

173

Отдел Департамента уголовного розыска, осуществляющий функции политической полиции, охраняющий членов королевского семейства, английских и иностранных государственных деятелей.

И вот когда мы возвращаемся, когда мы перелистываем книгу к первой главе, изумительным кажется прежде всего отсутствие возмущения в правительственных кругах по поводу этого не имеющего исторических прецедентов события. Когда фатва была объявлена, министерство иностранных дел вызвало поверенного в делах, многозначительно принятого «всего лишь заместителем министра», и сказало ему, что смертный приговор был «абсолютно неприемлемым». Как написал в свое время колумнист Саймон Дженкинс, которого не заподозришь в салонном либеральничаньи: «Я прихожу к выводу, что это довольно серьезно, выше, по шкале Рихтера, чем «сожаление», и далеко позади оставляющее «обеспокоенность».'«Обеспокоенность», если помните, — это то, что министерство иностранных дел и мы с вами чувствовали, когда иракцы травили газом курдов». Возмущение с самого начала оставили иранцам; равно как и принципы.

Официальная британская позиция почти полностью была реагирующей; а собственно реакцией была примиренческая инертность. Вот, к примеру, что проблеял на «Зарубежном вещании Би-би-си» трясущийся от страха Джеффри Хау, в тот момент министр иностранных дел: «Я особенно подчеркиваю, что мы защищаем право свободы слова не потому, что нам нравится эта книга, или потому, что мы согласны с ней. Британское правительство, британский народ не испытывают к этой книге ни малейшей симпатии. Она в высшей степени критична и оскорбительна по отношению к нам. Британия в ней сравнивается с гитлеровской Германией». Ничего такого, разумеется, там нет и в помине, и когда я разговаривал с Рушди после оксфордских чтений, он предположил, что мог бы после таких высказываний провести недурной денек в суде, занимающемся исками о моральном ущербе, — если бы у него и без того не было других забот по горло. Что, однако ж, в самом деле застревает в горле, так это слова «британское правительство, британский народ». Что-то я не припоминаю референдума или даже опроса общественного мнения по поводу литературных достоинств «Сатанинских стихов» в начале 1989-го, хотя к тому времени они выиграли премию Уитбред за лучший роман года и попати в шорт-лист Букеровской премии.

Вскоре после того как была обнародована фатва, Джеффри Хау поехал в Брюссель на совещание с европейскими коллегами, где неожиданно для себя столкнулся с тем, что его попинывают за излишнюю бесхребетность и определенную половинчатость позиции поданному вопросу. Великобритания, признали впоследствии «дипломатические источники», была не готова к рвению Франции и Западной Германии по этому делу, и Хау обнаружил, что его охватил «стихийный подъем чувств, что нужно было договориться о чем-то более жестком». Это «нечто более жесткое» было отозвание послов европейских стран из Тегерана и высылка иранского поверенного в делах в Лондоне. После чего, на протяжении следующих четырех лет, официальная Британия напоминала дрыхнущего на солнцепеке борова, не обращающего внимания на картошку, которую в него то и дело швыряли. Смертный приговор и поощрительный приз; многократное подтверждение приговора; увеличение вознаграждения; гротескное прибавление командировочных плюс к вознаграждению (представьте себе пререкания в финансовом отделе в Эсфахане: «Пять ночей в «Дорчестере» [174] ? Три ракетные установки?»); вид и речи отечественных мусульманских лидеров, подстрекающих к убийству Рушди; автогол террориста, усевшегося в паддингтонской гостинице на собственную бомбу; депортация иранских студентов, подозреваемых в организации покушения на убийство; высылка служащих иранского посольства по той же причине; дипломатичная приостановка процесса над иранцами за поджоги и использование зажигательных бомб, несмотря на улики, которые судья назвал «чудовищными»; и наконец, совсем уж фарсовое, увеличение стоимости въездной визы в Иран для британских граждан на 3600 процентов. В последние пять лет дипломатические отношения между двумя странами были официально разорваны и официально восстановлены — разорваны иранцами, восстановлены англичанами.

174

Фешенебельная лондонская гостиница на улице Парк-лейн.

Британия — торговая страна второй гильдии с воспоминаниями о великом богатстве и опасением перед будущей бедностью: последний доклад Европейской Комиссии разместил нас по показателю среднего валового внутреннего продукта на душу населения на восьмом месте среди двенадцати членов Союза (от нас отстали только Испания, Ирландия, Португалия и Греция). Еще мы пользовались репутацией гавани для вольнодумцев: Вольтер и Золя оба получили убежище здесь, когда во Франции для них запахло жареным. Но, наверно, принципы лучше сочетаются либо с явным богатством, либо с бедностью. Если бы Рушди убили, для британского правительства это был бы, разумеется, позор позором; так что ему срочно выделили защиту Специальной службы. Но после этого, на протяжении первых четырех лет из последних пяти, правительство клевало носом. Сначала у них было одно очень хорошее оправдание, или по крайней мере нечто такое, что можно было разыграть в качестве оправдания: факт наличия британских заложников в Ливане. Сами иранцы никогда официально не устанавливали взаимосвязь этих двух случаев (и, если б хотели, им не составило бы труда найти ее: выдайте нам Рушди или мы почикаем заложников). Но это не повлияло на конфликт: то было время подмигиваний, знаков бровью и если-вы-знаете-что-мы-знаем. Рушди приказали помалкивать в тряпочку: не раскачивайте лодку, а не то по вашей милости убьют Терри Уэйта. Этот шантаж, или мудрый дипломатичный стимул, сработал: например, запланированное массовое пикетирование у Сентрал-Холл в Вестминстере в тысячный день фатвы министерство иностранных дел сочло политически провокационным и принудительно урезало мероприятие до магазинных чтений. По словам самого Рушди: «Пока Терри Уэйта не освободили, я был чем-то вроде заложника заложников». Наконец, в один прекрасный день последний из пленников получил свободу. Ага, спросил я Рушди, и в этот момент, надо полагать, министерство иностранных дел подъехало к вам с благодарностями и предложениями новых решений? «Нет, это мы к ним подъехали». «Но вы, — педантично дожимал я, — дали им время сделать первый шаг?» «В общем, да, — ответил он с усмешкой, в которой не чувствовалось излишнего доверия. — Уж они-то, в конце концов, знали, где меня найти».

Так все и продолжалось ни шатко ни валко. Во всей этой истории был один значительный успех, который и сейчас налицо и который Рушди, как и следовало ожидать, оценил по достоинству: «Англичанам кровь из носа нужен был фактический результат — сохранить меня живым. И на службы безопасности всего мира действительно произвело впечатление то, что сделали британские спецслужбы. Американцы и то развели руками: «У нас бы так не получилось». Но с этим последним сюжетным поворотом тоже часто выходило не слава богу. В прошлом сентябре, например, выплыло, что British Airways запретила Рушди летать на всех своих рейсах, аргументировав свое решение, inter alia, тем, что персонал сойдет с любого самолета, на борт которого поднимется он. К несчастью для авиакомпании, один раз Рушди таки умудрился пройти под радаром и перелетел ВА из Парижа в Лондон; стюардессы, и не подумавшие разбегаться, просили у него автографы. British Airways охотно — да что там, с гордостью — перевозит политиков и членов королевской фамилии с аналогичным уровнем угрозы по отношению к ним. И какова позиция правительства относительно этого вопроса? Согласно Рушди, правительство трижды просило свою национальную авиакомпанию перевозить пассажира, подвергающегося особой опасности, и трижды ВЛ отказывала. Правительство, которое не в состоянии приструнить даже собственную авиакомпанию, едва ли сумеет прижать к ногтю Тегеран.

Романы часто мучают нас всякими «если бы да кабы», вот и дело Рушди все время подкидывает нам разного рода альтернативные сценарии. На первый взгляд могло бы показаться, что Рушди особенно не повезло потому, что эти его пять лет внутренней ссылки выпали на эпоху, когда у власти было консервативное правительство. И, в известном смысле, наоборот: едва ли для среднестатистического члена парламента, приверженца Тэтчер, могло бы найтись — как проверка на вшивость его принципов — что-нибудь менее привлекательное, чем темнокожий романист левых убеждений, который в эссе, сочиненном во время выборов 1983 года, назвал любимого лидера «необыкновенно жестокой, некомпетентной, беспринципной и склонной к насилию», а страну — «зашнуровавшейся в три корсета старухой, впавшей в маразм и вообразившей, будто на дворе вновь настали викторианские времена, одним позволено все, а другим лишь знать свое место — ступай-ка в людскую, любезный, тут только для чистой публики». Да чего там, не он ли в этой треклятой книжке, из-за которой так переполошились все эти чурки, назвал премьер-министра «миссис Чёртер» (На самом деле нет: у него есть там один сатирически описанный приверженец Тэтчер, который в сердцах называет ее таким образом; но в любом случае это уже сфера литературной критики.) Жаль бедных консервативных членов парламента, которых угораздило вляпаться в такую непростую историю, однако еще больше жаль Рушди, которому пришлось хлопотать о своем деле, натыкаясь на непрошибаемость тори.

Однако гипотеза, альтернативный сценарий, согласно которому его дела сложились бы более удачным образом, будь у власти лейбористская партия, — неубедительная. Исторически — да, более либертарианские и благоволящие к искусству, чем тори — лейбористы вряд ли стали бы лезть из кожи вон, чтобы протянуть руку помощи своему широко известному стороннику. Бывший лидер партии Майкл Фут (один из членов жюри Букеровской премии, выбравшего «Сатанинские стихи» в шорт-лист) последовательно и неотступно защищал Рушди, но оба его преемника, Нил Киннок и Джон Смит, проявляли сверхосмотрительность, и даже более того. Киннока сдерживало то, что его главные представители по внутренним и иностранным вопросам Рой Хаттерсли и Джеральд Кауфман, судя по всему, больше всего заботились о том, чтобы причинить правительству как можно меньше беспокойств по этому вопросу. Хаттерсли, на тот момент второй человек в партии, — тоже в своем роде писатель (он сочиняет калорийные саги, кишащие персонажами, которых зовут Хаттерсли); он предпочел придерживаться двойственной линии — мол, Рушди имел право напечатать свой роман, но ему следовало бы пресечь его издание в мягкой обложке: не надо быть семи пядей во лбу, чтобы заметить в этой позиции некоторое противоречие. Два лейбористских члена парламента потребовали изъятия книги, утверждая, что лейбористская «двоякая позиция» по этому делу (т. е. пара писков в защиту Рушди) могла стоить партии ни много ни мало десятка мест на следующих выборах. В глубине души лейбористские депутаты могли симпатизировать писателю, но публично партия умывала руки.

Политики могут быть очень бесцеремонными и орать как резаные, когда они чуют голоса на выборах; истина в случае Рушди — или по крайней мере истина в том виде, как ее представляло большинство британских политиков — была в том, что, открыто поддерживая его, мало что можно было выиграть и много — потерять. Эта подлая логика, по-видимому, состояла в том, что, тогда как люди, в принципе сочувствующие Рушди, голосуют скорее по более широким вопросам, выбор его ненавистников из мусульманской общины будет обусловлен вопросом одним-единственным. Таким образом, между лейбористами и консерваторами возникла перекрестная межпартийная поддержка в пользу апатичного отношения к делу. Более надежную помощь Рушди получал от Падди Эшдауна, лидера либеральных демократов, чьи места были скорее в тех частях страны, где не было цветного населения.

Второй альтернативный сюжет — вообразить, что этот случай произошел в какой-то другой стране. Когда я изложил свою гипотезу самому Рушди, он ответил, что в другой стране его скорее всего сейчас уже не было бы в живых. Однако ж поучительно было бы сравнить английский подход с французским. Близкой аналогии случаю Рушди нет, но мы могли бы вспомнить эпоху, когда де Голь вытащил Режи Дебре из южно-американской тюрьмы. Несмотря на глубокую политическую антипатию между этими двумя людьми, точка зрения президента состояла в том, что первостепенным фактором было их общее французское происхождение. Французы склонны, с одной стороны, придерживаться базовых гуманитарных принципов и, с другой, на практике эффективно достигать освобождения заложников и псевдозаложников. (Французские граждане были первыми, кого освободили в Багдаде во время Войны в Заливе, при этом Париж, как водится, утверждал, что никаких сделок не было.) Англичане, поджимая губы, называют это лицемерием; но ответ представителя Air France на вопрос про запрет British Airways прозвучал ужасно освежающе: он сказал, что компания уважает французские традиции поддержки прав человека, что означает, что они перевозят пассажиров без дискриминации. «Если мистер Рушди изъявит желание путешествовать на Air France, ему не будет отказано».

Поделиться:
Популярные книги

Неудержимый. Книга XVIII

Боярский Андрей
18. Неудержимый
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Неудержимый. Книга XVIII

Защитник

Кораблев Родион
11. Другая сторона
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
рпг
5.00
рейтинг книги
Защитник

Ратник

Ланцов Михаил Алексеевич
3. Помещик
Фантастика:
альтернативная история
7.11
рейтинг книги
Ратник

Последняя жена Синей Бороды

Зика Натаэль
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.00
рейтинг книги
Последняя жена Синей Бороды

Дракон с подарком

Суббота Светлана
3. Королевская академия Драко
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
6.62
рейтинг книги
Дракон с подарком

Огненный князь 4

Машуков Тимур
4. Багряный восход
Фантастика:
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Огненный князь 4

Диверсант

Вайс Александр
2. Фронтир
Фантастика:
боевая фантастика
космическая фантастика
5.00
рейтинг книги
Диверсант

Вперед в прошлое 6

Ратманов Денис
6. Вперед в прошлое
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Вперед в прошлое 6

Жена по ошибке

Ардова Алиса
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
7.71
рейтинг книги
Жена по ошибке

На границе империй. Том 7. Часть 3

INDIGO
9. Фортуна дама переменчивая
Фантастика:
космическая фантастика
попаданцы
5.40
рейтинг книги
На границе империй. Том 7. Часть 3

Дайте поспать!

Матисов Павел
1. Вечный Сон
Фантастика:
юмористическое фэнтези
постапокалипсис
рпг
5.00
рейтинг книги
Дайте поспать!

Медиум

Злобин Михаил
1. О чем молчат могилы
Фантастика:
фэнтези
7.90
рейтинг книги
Медиум

Черный Маг Императора 5

Герда Александр
5. Черный маг императора
Фантастика:
юмористическое фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Черный Маг Императора 5

Я не Монте-Кристо

Тоцка Тала
Любовные романы:
современные любовные романы
5.57
рейтинг книги
Я не Монте-Кристо