Чтение онлайн

на главную

Жанры

Шрифт:

Квалификационный цикл, из которого Найджел Шорт вышел в соперники Каспарова, как обычно, был организован FIDE. Кампоманес уже даже объявил, что финал пройдет в родном шортовском Манчестере, когда два претендента вдруг самовольно похитили состязание, учредив свою собственную конкурирующую организацию — Профессиональную шахматную ассоциацию. ПША продемонстрировала (отчасти у нее просто не было другого выхода), что можно успешно провести большой чемпионат, сократив количество чиновников и упростив бюрократические процедуры; они ввели некоторые удобные для зрителей изменения в правилах (так, каждая отдельная партия должна была заканчиваться без перерыва); они зарабатывали больше денег для себя; и, естественно, их обвинили в том, что они предатели. Каспаров боролся с FIDE много лет; тогда как Шорту, видите ли, не нравилось, чтобы думали, будто он явился на все готовенькое. «FIDE считала меня милым маленьким кроликом — ну как же, я все время улыбаюсь и выгляжу безобидным, — позже вспоминал англичанин. — Но я — кролик с острыми зубами, мне палец в рот не клади».

Что это — чреватая большим будущим смелая вылазка плюс принципиальное утверждение права индивиуума продавать свои услуги лицу, предложившему наивысшую цену, или сиюминутное своекорыстие? Несомненно, того и другого понемножку. Учреждение ПША способствовало хорошей подготовительной рекламе; но одновременно вся эта предматчевая суматоха отвлекала игроков от собственно финала. Шорт, никогда не игравший на таком

уровне, скорее мог пострадать от всех этих помех; и бранили его больше, чем Каспарова. Один манчестерский сановник, понявший, что чемпионат уплыл у него из рук, назвал Найджела «дурья башка»;

12 Письма из Лондона тогда как Британская шахматная федерация распространила резолюцию о том, что Шорт дискредитировал игру, и разбранила самого знаменитого своего игрока в странно душещипательном пресс-релизе: «Вы могли бы быть шахматным героем, легендой своей эпохи, а вы…» Кампоманес тем временем поквитался тем, что лишил Каспарова его титула, исключил обоих игроков из рейтингов ELO (официально подсчитанный коэффицент силы) и учредил параллельный и одновременный чемпионат мира под эгидой FIDE. Мир шахмат стал таким же расколотым, как мир бокса, и к концу года у нас будут сразу три чемпиона мира — по версии ПША, по версии FIDE плюс Бобби Фишер, который вот уже много лет продолжает утверждать, что поскольку никто ни разу не победил его, то ЕЮЕпишша его титула незаконно, так что он по-прежнему — питего ипо.

ПША — организация настолько ad hoc, что состояла она — и по-прежнему состоит, на момент написания — только из Шорта, Каспарова и каспаровского юриста; она была создана, по часто цитируемому выражению Рэймонда Кина, «с целью даровать шахматам второе рождение — и жизнь в современном мире». Что подразумевало «обеспечить болельщикам максимальное удовольствие и максимальную отдачу — спонсорам», согласно одному из редких публичных заявлений Ассоциации; также это подразумевало «точнее сфокусированный маркетинг». На своей первой пресс-конференции Найджел Шорт говорил о необходимости «профессионализировать и коммерциализировать этот спорт, как это произошло с теннисом и гольфом». Звучит это достаточно красиво, но в декларациях Ассоциации есть и довольно много демагогии. А еще — все тот же ползучий канцелярит. Как вам, например, такие заявления: «ПША — первый руководящий орган, со-основанный чемпионом мира и финансируемый им с перспективой дальнейшего предоставления титула посредством состязаний, организованных согласно разработанным правилам. Таким образом, у ПША есть неотъемлемое право поступать вышеописанным образом — каковым не обладал ни единый из предшествующих компетентных органов». Если перевести это на язык детской площадки, получится примерно следующее: «А игрушка-то самая большая у меня! Обманули дурака на четыре кулака, курица помада, так тебе и надо! А ну-ка отними, а ну-ка отними!» Профессионализировать и коммерциализировать… теннис и гольф. Отчасти это означает-телевидение, и вещательные корпорации раскрыли свои объятия. Channel 4 (как один из спонсоров) транслировал матч трижды вдень, Би-би-си посвятил чемпионату ежедневную передачу. Телевизионные крупные планы откровенно подчеркивали физиогномические и мимические различия между двумя игроками: Каспаров вьется угрем — нахмуренный, насупленный, гримасничающий; то закусит губу, то почешет голову, то дернет себя за нос, то потрет подбородок; время от времени он тюкает подбородком скрещенные пятерни, как театрально озадаченная собака; Шорт — невозмутимый, с безмятежным лицом; у него острые локти и деревянная осанка — будто он забыл вынуть из куртки вешалку-плечики. Но весь этот репертуар тиков, плюс недифференцируемый способ играть ходы (не больно-то много пространства для комментария насчет захвата, рывка и подсечки) не бог весть как увеличивает пантеон спортивных изображений. Эксперты изо всех сил старались интерпретировать язык тела — с рвением новоиспеченных антропологов («У Найджела костяшки пальцев прижались к подбородку — он действительно концентрируется»), но слишком часто вынуждены были сводить свои комментарии к героическим попыткам расхвалить то, что происходит. «Мы в самом деле видим, как два человека думают публично! — восторгался надлежащим образом названный мистер Кин [161] . — Мышление воплощается на телеэкране!» Камера в самом деле обеспечила один план, дававший адекватное представление о силовом поле игры: вид сверху обоих шахматистов, вытянувшихся над доской, всего в каких-то двух клетках, отделяющих их от маорийского трения носами или, что более вероятно, удара головой. Однако ж когда ни говорить, ни показывать больше нечего, то единственное, что, по существу, остается в телевизоре от шахматной партии, — это двое сидящих людей, передвигающих деревяшки.

161

Keen по-английски — «энтузиаст».

Или — довольно часто, чтоб жизнь медом не казалась — не двигающих. Channel 4, передававший первый час каждой игры в прямом эфире, ударялся в обсуждение квазифилософских проблем бытия и ничто. Неизменно происходило одно и то же — в первые несколько минут игроки за один присест проскакивали известный дебют, пока один не отклонялся от стандартной линии, приступая к заранее подготовленной вариации. Игрок, столкнувшийся с сюрпризом, устраивался поудобнее, чтобы, впав в полудрему, с чувством, с толком, с расстановкой поразмышлять о случившемся, тогда как новатор отходил и делал себе чашечку чая. Кульминацией этого эфирного «воплощенного мышления» стала Девятая партия, сама по себе факсимиле Пятой в своих дебютных ходах. После того как первые одиннадцать ходов оттарабанили за пару минут, Каспаров сыграл оригинальный ход. Шорт думал. И думал. Рекламная пауза. И думал. И думал. Вторая рекламная пауза. И думал. Наконец, на исходе сорока пяти минут прямого эфира, он рокировался. Теннис и гольф? До свиданья.

Другая причина, по которой шахматы вряд ли побьют рекорды популярности (а поддержка овоща, сутки напролет валяющегося на диване перед телевизором, равно как и обалдуя, протирающего штаны на трибунах, является существенным финансовым фактором), — это харизмы игроков, весьма и весьма различающиеся. Если бы у всех игроков были такие же светлые головы и подвешенные языки, как у Гарри Каспарова, шахматы могли бы печатать собственные чековые книжки. Но истина в том, что слишком много членов клуба четырех коней не то чтобы совсем ку-ку, но, как бы это сказать, принадлежат к особой касте трэйнспоттеров [162] . Склонность к аноракам, полиэтиленовым пакетам, лежалым бутербродам, интровертное возбуждение — это лишь некоторые из их отличительных особенностей. Телевидение изо всех сил старалось работать с отдельным и особям и: двумя штатным и гроссмейстерами Channel 4 были Дэниел Кинг, выглядевший — со своей шевелюрой до плеч и сорочками всех цветов радуги — определенно vie de Boheme, на фоне коллег по крайней мере, и словоохотливый тип по имени Рэймонд Кин (прозванный «Пингвином» из-за своего раскормленного брюшка и довольно антарктических контуров головы и плеч). Самым впечатляющим, однако ж, — или, если вы были озабоченным рейтингами инспектором телеканала, производящим самое страшное впечатление — был третий: Джон Спилман.

162

человек, отличающийся неплохими умственными способностями, однако всецело поглощенный каким-либо занудным хобби, как, например, собиранием спичечных этикеток, трэйнспоттингом.

Спилман, вне всякого сомнения, очень сильный игрок — в 1988-м он одолел Шорта в кандидатском цикле, а в настоящее время был одним из секундантов англичанина. Кое-кто, более того, придерживался мнения, что спилмановский заковыристый и неизмеряемый общим аршином стиль мог причинить Каспарову больший ущерб, чем шортовская манера, агрессивная без обиняков; впрочем, когда в порядке эксперимента я изложил эту теорию гроссмейстеру Джеймсу Пласкетту в баре Гостиной, он посмотрел на меня так, будто я только что сыграл какой-то откровенно идиотический дебют (что - то вроде lh4), и ответил: «Газза разгромит кого угодно, разве нет?» А вот моя скромная лепта в памятник Спилману: однажды я играл с ним в благотворительные синхронные шахматы, и, надо сказать, он управлялся с моим атакующим напором и заранее заготовленными оригинальными ходами куда как недурно, особенно если учесть, что одновременно он отражал натиск еще тридцати девяти человек. (По правде сказать, вот что там происходит: ты сидишь над доской, обливаясь холодным потом и испытывая чувство жуткого одиночества — зная, что обязан сходить к тому моменту, когда гроссмейстер вновь предстанет перед тобой. Это прекрасно на старте, когда риск позорно дать зевка меньше, и у тебя есть сколько-то времени на раздумье, пока он шастает по другим тридцати девяти доскам; но по мере того как партия развивается, другие игроки выбывают, позиция усложняется, твой истязатель носится между столами с такой скоростью, что едва успеваешь взглянуть на доску, а уж он опять тут как тут. В такие моменты чувствуешь жалкое подобие того, что значит выдерживать полномасштабный прессинг самого высокого уровня с другой стороны доски. Еще один унизительный аспект — осознавать, что мечущаяся фигурка, которая на секунду вглядывается в позицию, отстреливается и как угорелая мчится дальше, на самом деле играет не с тобой; она играет с доской. Ты не только какая-то несчастная одна сороковая ее времени на размышление, но также и простой эквивалент некой готовой позиции, этюд, подсунутый ему кем-то из тренеров, чтобы немножко растормошить своего подопечного.

Но Спилман, при том что за доской-то он семи пядей во лбу и нянькаются с ним, будто с малым дитятей, никогда не станет Агасси шестидесяти четырех клеток. Однажды в The Times его имя набрали с опечаткой — «Specimen» [163] и это прозвище по-прежнему на слуху и не утратило своей актуальности. Рослый, нескладный и стеснительный, вечно с потупленным взором, в очках с толстыми линзами и круглой клумбой волос на голове, которых не касалась расческа,Specimen — крайний случай «яйцеголовости» игрока в шахматы. Вторым его прозвищем, дошедшим до нас с тех времен, когда он помимо всего прочего носил карабас-барабасовскую бороду, было Speelwolf. Сохранились раритетные телевизионные кадры, где он танцует после шахматной Олимпиады. Не то чтобы это существо крутится волчком — оно как будто разматывается: исступленное, напрочь лишенное координации, вихреобразное, сорвавшееся с цепи после нескольких дней, проведенных в строгой дисциплине. Боадицея [164] со своими ножами на осях колесниц и та расчистила бы вокруг себя меньше места, чем гроссмейстер на танцполе. Несмотря на его регулярные появления в телевизоре на протяжении трех месяцев, можно было бы побиться об заклад на что угодно, что ни одна сеть магазинов одежды не обратилась к нему впоследствии с предложением спонсорского контракта. Короче говоря, он — самый страшный кошмар спортивного маркетолога. Все это, разумеется, к вящей — и более серьезной — славе шахматного спорта. Однако ж тревожное и неотменяемое присутствие Specimen служит символическим препятствием мечтам популяризатора.

163

Человек со странностями.

164

Древняя королева Британии, взбунтовавшаяся против римлян.

Когда началась Пятая партия и Шорт отставал на целых три очка, букмекеры «William Hill» отказались дальше принимать деньги на Каспарова. Патриотически настроенные оптимисты прочесывали архивы в поисках прецедентов плохих стартов, героически преодоленных (разве не проигрывал Стейниц 1:4 в чемпионате мира, великий Фишер — 0:2, а Смыслов так и вообще один в один — 1/2: З 1/2). К Девятой партии Шорт, однако ж, проигрывал уже все пять очков, и ни о каком чемпионстве речи быть не могло. Чего на самом деле не смогла показать немилосердная статистика, так это что игры были яркими и захватывающими, и причем почти до самого конца состязания. Оба шахматиста питали склонность к резким, открытым позициям, что — помимо всего прочего — подразумевало, что наблюдатель-дилетант мог гораздо отчетливее понимать происходящее. Не все профессиональные обозреватели одобрили это. Во время Шестой партии комментаторскую кабинку Театра Савой занимал американский гроссмейстер Ларри Иване, который качал головой с таким скепсисом, что в наушниках практически слышен был хруст его шеи. «Да это какой-то этюд из серии «Против лома нет приема» из журнала Kingpin. Да разве это похоже на партию на чемпионате мира? Да на бульваре и то лучше в шахматы играют». Возможно; но одно было очевидным: здесь напрочь отсутствовали те зажатые, вязкие позиции старой советской школы, в которой первым делом считалось лишить противника пространства, с перспективой, если все пойдет гладко, разменяться пешками ходу эдак на 80-м, за чем следовал каверзный обмен слон-за-коня — на 170-м ходу, и все это вело к умеренной разбалансировке позиций противника и легкому техническому преимуществу ходу эдак на 235-м мучительного эндшпиля. Ничего подобного: здесь были шикарные, кавалеристские атаки и головокружительные ретирады, которым аплодировал бы сам Бастер Китон.

Новость о том, что Найджел Шорт вышвырнул своего тренера на исходе первой недели игры, придала перца Восьмой партии, завершившейся боевой ничьей. Любомиру Кавалеку дали расчет после Третьей партии, и сейчас он вернулся в Штаты. Известие было тем удивительнее, что потоки дифирамбов «Любошу» не иссякали, вплоть до того момента, как Шорт сделал свой первый ход. Он был, говорили нам, секретным оружием Найджела; у него была не имеющая себе равных база данных миллионов партий; он был «чехом, которого хлебом не корми, дай побить русских» (уехав из Праги в 1968 году, он снова всплыл на поверхности в Рейкьявике в качестве неофициального секунданта Фишера). Он тренировал Шорта с первых шагов англичанина на пути к завоеванию титула и разнообразно описывался как его ментор, гуру, заместитель отца и Свенгали [165] . О степени его влиятельности можно было судить по такому деликатному откровению Кейти Форбс: Кавалек «также обращает внимание на регулирование телесных функций своего подопечного. После того как Шорт выпустит пар перед матчем, поиграв на гитаре, Кавалек не забывает напомнить ему опустошить пузырь».

165

Отсылка к роману Джорджа Дю Морье «Трилби» (1894) — слово «Свенгали» описывает одержимого недобрыми намерениями человека, который пытается убедить или заставить другого исполнять свои приказы.

Поделиться:
Популярные книги

Дядя самых честных правил 6

«Котобус» Горбов Александр
6. Дядя самых честных правил
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
аниме
5.00
рейтинг книги
Дядя самых честных правил 6

Я снова граф. Книга XI

Дрейк Сириус
11. Дорогой барон!
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Я снова граф. Книга XI

По осколкам твоего сердца

Джейн Анна
2. Хулиган и новенькая
Любовные романы:
современные любовные романы
5.56
рейтинг книги
По осколкам твоего сердца

Не возвращайся

Гауф Юлия
4. Изменщики
Любовные романы:
5.75
рейтинг книги
Не возвращайся

Толян и его команда

Иванов Дмитрий
6. Девяностые
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
7.17
рейтинг книги
Толян и его команда

Ритуал для призыва профессора

Лунёва Мария
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
7.00
рейтинг книги
Ритуал для призыва профессора

Воевода

Ланцов Михаил Алексеевич
5. Помещик
Фантастика:
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Воевода

Бастард

Осадчук Алексей Витальевич
1. Последняя жизнь
Фантастика:
фэнтези
героическая фантастика
попаданцы
5.86
рейтинг книги
Бастард

Дикая фиалка Юга

Шах Ольга
Фантастика:
фэнтези
5.00
рейтинг книги
Дикая фиалка Юга

Идущий в тени 4

Амврелий Марк
4. Идущий в тени
Фантастика:
боевая фантастика
6.58
рейтинг книги
Идущий в тени 4

Менталист. Эмансипация

Еслер Андрей
1. Выиграть у времени
Фантастика:
альтернативная история
7.52
рейтинг книги
Менталист. Эмансипация

Газлайтер. Том 1

Володин Григорий
1. История Телепата
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
аниме
5.00
рейтинг книги
Газлайтер. Том 1

Я не князь. Книга XIII

Дрейк Сириус
13. Дорогой барон!
Фантастика:
юмористическое фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Я не князь. Книга XIII

Дворянская кровь

Седой Василий
1. Дворянская кровь
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
7.00
рейтинг книги
Дворянская кровь