Письма полковнику
Шрифт:
И пронесло. К ней у Крокодилицы не нашлось никаких претензий. Косметики ни грамма — а на фига, визажист же стопудово лучше нарисует; скромненькая водолазка с юбочкой — модельеры всё равно переоденут; косичка в ожидании парикмахера плюс кротко–никакое выражение морды лица. Как в школе: ведь Крокодилица, по сути, та же училка, дерганая баба без личной жизни. А вот Ленка, блондинка из какого–то затрюханного села, решила сразу поизображать из себя звезду. И тут же нарвалась, дура.
— Как ты сидишь? Коленки спрячь, идиотка, или ты думаешь, мы порнуху снимаем?!
— А я что? — возмутилась Ленка. — Я вообще ничего!
— Разве мы уже в кадре? — встряла рыженькая, имя которой Марисабель не запомнила. — А где камера?
Крокодилица послала ее длинно и непечатно: нет, похоже, ничего еще не снимают. Или, может быть, так и задумано? Типа какая у начинающих звезд тяжелая жизнь; камера, понятно, скрытая. Марисабель на всякий пожарный мило улыбнулась. Хотя в таком случае на фига та гора аппаратуры в углу вестибюля, которую со вчерашнего дня никто и не почесался расчехлить?
В крокодиловой сумке вякнул мобильник. Хозяйка, запустив руку внутрь, чесанула в сторону, однако ее первые слова в трубку до девчонок долетели, и слова эти были еще покруче, чем только что в их собственный адрес.
— Какая–то фигня, — сказала Славка, студентка из медицинского.
— Однозначно, — кивнула Ленка.
Присоединились другие девчонки:
— Вообще уже, третий час ждем!
— И никакого нафиг визажиста.
— Они про нас забыли просто.
— Ага, забыли! Сейчас тебе Крокодилица покажет, как она забыла.
— Я не в том смысле, я про съемки…
— Не терпится, пока тебя снимут? — схохмила мулатка Каролина. Хохма имела успех, и Марисабель тоже похихикала за компанию. Страшно хотелось курить, но в контракте среди многочисленных запретов — беременеть, выходить замуж, есть шоколад и мед, пить спиртное, разглашать конфиденциальную информацию и т. д. — значились еще и сигареты. Прочитала она всё это уже потом, дома, а тогда, в офисе телекомпании, подмахнула не глядя. Два месяца не курить!.. Убиться с тумбочки.
— А знаете что, девки, — страшным шепотом начала Ленка, — может, это вообще никакое не реалити–шоу. А наоборот.
— Что?
— Что–что: торговля людьми!
— Точно, — подхватила рыженькая. — Продадут нас всех в бордель. И никто не узнает.
— Секс–индустрия в Срезе на третьем месте по прибыли, — авторитетно заявила Славка. — После туризма и тезеллитовых разработок.
Самая умная, что ли? Марисабель скривила губки. Сильно умных, вроде Дылды, она не переваривала как класс.
— Гонишь, — вмешалась она. — Зачем бы тут столько народу тусовалось? И мужики, и бабы, и всякая техника, и вообще…
Кивнула в сторону окна. Там, на солнечной площадке перед отелем, рассевшись группами на ступеньках и в тени экзотических деревьев, мирно пили пиво и покуривали всяческие личности, бородатые и длинноволосые, в бахромистых джинсах и растянутых футболках, явно не связанные зверскими контрактами и вообще полные неформалы на вид. Публика посолиднее, при костюмах, галстуках и каблучках, нервно сновала туда–сюда с мобилками наперевес. Из–за крыш и древесных крон фрагментами серебристой полоски сверкало море, и было непонятно, далеко оно или близко.
— Стопудово телевидение, — подвела она итог. — Только у них какие–то проблемы.
— Ага, — кивнула, подходя, Олька, умытая и вправду вся в прыщах. — А как отрываться, так сразу на нас.
— Лучше бы на море пока отпустили, — высказалась Каролина и снова попала в точку, на сей раз вызвав всеобщий ропот и возмущение:
— Не говори!
— Давно бы уже искупались!
— А может, и на драконе прокатиться бы успели!
— Срез, называется!..
Прямо под окном, устроившись на краю клумбы, курила пигалица в джинсах и с огромным фотоаппаратом на шее. Курила хорошую тонкую сигарету, придерживая фильтр двумя пальцами, вкусно затягиваясь и стряхивая пепел в цветы. Марисабель сглотнула.
— Везет же, — шепнула Славка; ее уже раз чуть не поймали в туалете с папироской. — Я не могу… Девушка! Вы не знаете, сколько нам еще здесь торчать?
Фотографша подняла голову. Глянула с таким видом, будто с ней заговорил манекен из витрины. Пожала плечами и снова отвернулась.
— Что–нибудь не так? — не отступалась Славка. — Или нас уже снимают?
Девица затянулась, бросила в клумбу длинный — Марисабель проводила его голодным взглядом — окурок и хрипло соизволила:
— Ведущий пропал. После телепорта завеялся куда–то, и до сих пор нет. Все на ушах. Так что не знаю, кто вас там снимает… петеэску пока не собрали, да и операторы вроде бы все тут киряют. Хотя вру, я всех в лицо еще не знаю. Короче, пофиг.
— А кто ведущий? — спросила Марисабель, присаживаясь на подоконник.
Вопрос беспомощно повис в воздухе, словно вляпался в невидимую паутину. Фотографша и так выдала чересчур длинную фразу, после которой со вкусом прокашлялась. И будто издеваясь, достала новую сигарету.
Марисабель подобрала на подоконник и ноги. Снизу пощипывало, покалывало иголочками, и она провела пальцем по теплой поверхности: тезеллит? Круто, однако. Сидеть на тезеллитовом покрытии оказалось прикольно, даже, можно сказать, эротично. Крылья–кондиционеры, трепеща, приятно овевали затылок и шею. Для полного кайфа не хватало только мужских взглядов откуда–нибудь снизу. Причем, раз уж у нас реалити–шоу, желательно через объектив.