Письма полковнику
Шрифт:
Миша признался, что хотел бы заниматься только этим. И не потому что Ресурс, а ради самого результата как такового. Знаешь, папа, я ему верю. Я прочла его монографию по теории Множественных срезов, неопубликованную, конечно. Масса цифр, целые страницы формул, но… Так пишут стихи. Или письма к любимой.
А я вот пишу тебе совсем по–другому. Не знаю даже, тебе я их пишу или себе самой. Скорее, думаю, второе, эти письма у меня — вроде дневника. Но иногда мне кажется, что когда–нибудь ты их прочтешь. И как будто каждая строчка пишется именно в расчете… то есть нет — в надежде…
Значит ли это, что я не могу быть до конца искренней?
Не знаю. Слишком сложно. Потом. До свидания.
Эва Анчарова,
21.04.20.
ГЛАВА III
Всё вроде бы осталось на своих местах, даже скомканная обертка от сандвича на тумбочке. Он аккуратист, непременно выбросил бы. Значит, его здесь не было. Вот и замечательно.
Эва включила телевизор, поставила варить кофе, устроилась с ногами в кресле. Все–таки она задержалась слишком рискованно, Красс мог вернуться с минуты на минуту. Важно, чтобы он не догадался об ее отлучке хотя бы сегодня. Разумеется, рано или поздно ему доложат о внеочередном пользовании канатной дорогой в рабочее время, да и женщину в белом на разработке вряд ли никто не заметил… но даже завтра это уже не будет иметь значения. Завтра с утра она будет в Сережиной палате независимо от чьего–либо мнения по данному поводу.
Однако сегодня он не должен ничего заподозрить.
Показывали какую–то шоу–викторину, причем с не самыми глупыми вопросами, Эва даже увлеклась. Кофеварка отключилась, запах наполнил каморку — слишком острый, свежий, пускай немного настоится. Тем более что кофе ей совершенно не хотелось.
— Скучаешь?
Она не напряглась, не повернула головы. Ответила безмятежно:
— Нет. Интересно. Иди сюда, может быть, ты знаешь. Художник, который расписал Понтийский храм?..
— Ева!..
Почувствовала его ладони у себя на плечах, положила сверху свои. Просто мужские руки на плечах; абстракция. Даже приятно.
— Я принес тебе спецовку, как ты просила. Переодевайся, и пойдем.
Эва обернулась:
— Уже?
— А что толку здесь сидеть? — Его глаза, как всегда, насмешливо щурились. — Да и темнеет как раз. Хотя ты права, сначала по кофейку. Нам с тобой сегодня практически не спать.
Всё шло правильно. Слишком правильно, что само по себе давало повод забеспокоиться, почуять подвох… или она все–таки перегибает палку? Если б он был претендентом, то, конечно, не оставил бы ее просто так, без присмотра. А снабдив соответствующим присмотром, отследив все ее перемещения… вот именно. Сделал бы вид, что ничего не знает. Тоже правильно.
Подогрела сваренный кофе — ужас, но не выплескивать же при Крассе в раковину полную кофеварку. Честное слово, лучше бы он вернулся на пять минут раньше нее и закатил бы что–нибудь на тему «Где ты была?!». В голосе, особенно на повышенных тонах, гораздо легче ловятся фальшивые ноты, чем в молчании. Оглянулась через плечо: Красс устроился в кресле и смотрел викторину с не меньшим интересом, чем она сама.
Спецовка лежала тут же, перекинутая через поручень. И где, скажите, переодеваться в этом закутке? Выходить в туалет?.. глупости. Ей давно не семнадцать. К тому же они с Крассом были вместе на пляже, катались на водных крыльях, а под костюмом у нее до сих пор надет тот же самый купальник.
Сначала все–таки разлила кофе по чашкам. Чтоб ему было чем занять руки.
…Когда они вышли из корпуса, уже действительно стемнело. Сначала показалось, что к этой темноте, глухой, клаустрофобной, будто внутри запаянного контейнера, глаза не смогут привыкнуть никогда, в принципе. Потом Эва, проморгавшись, все–таки уловила слабый абрис собственной ладони, а затем Красс включил фонарик–светонакопитель.
Ветровые установки работали, пожалуй, чуть слабее, чем днем, но дули без устали. Тезеллитовый «потолок» нависал над головами, словно грозовое небо без единой звезды, едва не касаясь Крассовой макушки, буйной, взбитой ветром, как гребень волны. Луч фонарика то по–собачьи скользил перед ними по дорожке, просвечивая насквозь взвесь каменного крошева, то поднимался, прыгал по сторонам, выхватывая из темени иногда зернистые, с гладкими шоколадными вкраплениями, склоны отвалов, иногда крепенький боровик башни в отдалении, порой ряды шурфов, издали похожих на спящую пасеку. Людей нигде не было видно, хотя, по идее, сейчас на разработке ночная смена. Наверное, они там, под землей.
— Красс.
Неудачно глотнула воздуха на вдохе, запершило в горле. В шурфе, скорее всего, придется надеть респиратор, пристегнутый к спецовке, и уже не поговоришь.
— Что, Ева? — Он легонько похлопал ее между лопатками.
— Далеко еще? Ведь нам нужен, я так поняла, конкретный шурф?
— Ты правильно поняла. Е–четыре на сто восьмом участке. Уже близко. Вон, — лучик взметнулся, описал дугу, но Эва ничего толком не разглядела. — Как для твоего интереса — лучше не придумаешь.
— Там работают люди?
— В Е–четвертом? Смеешься. Он заморожен с прошлого года. В октябре там пропали двое рабочих. Угодили в отражалку и не вернулись. И еще один…
— Что?
Его глаза насмешливо блеснули, отразив свет фонарика:
— Вернулся.
Она притормозила:
— И?..
Если он — претендент, уверенно ведущий ее в ловушку, то сейчас он соврет. Собственно, в этом случае он врет уже, нахально и складно, словно точной рукой надевает на крючок извивающегося червяка. Но сейчас он непременно проговорится. Не сумеет удержать за зубами слишком широкую для простого разработчика осведомленность. И тогда…
Что именно — тогда, она до сих пор представляла себе смутно. Но в авантюре подобного пошиба по определению нельзя ничего планировать заранее.
— И фиг, — отозвался Красс. — Никто этого парня больше не видел. Ни на разработке, ни в клинике, где наши ребята собрались было его навестить, ни в поселке. Такие дела.
Эва кивнула. Разумно. Чем больше туману, тем проще спрятать ложь. Тем более что и правда в данном контексте выглядела бы примерно так же: вряд ли Фроммштейн позволил бы случайно, по–глупому раскрыться невыгодной ему тайне, а сделать так, чтобы человека никто никогда не увидел, вполне в его компетенции. И даже, пожалуй, в стиле.
Попробуем зайти с другого конца:
— А ты там был?
— Я?
— Ты. Я имею в виду, после той истории.
— Честно?
Он снова посмеивался над ней с легкой ехидцей, небрежно под замаскированным превосходством. Как будто просчитывал все ее ходы на четверть часа вперед. Вздохнула и снова поперхнулась, закашлялась.
— Респиратор надень, — посоветовал Красс. — Уже, считай, пришли. Конечно, я туда лазил, само собой. Но, как бы получше выразиться, с переменным успехом.