Письма
Шрифт:
Слышал я также, что готовится _большое_ чтение в "Аполлоне", "Власа" будут читать, с концом, которого я не знаю, и без меня. Так это {3}?
Я не выхожу до воскресенья. В _субботу_ у меня читает новую повесть Ауслендер {4}. Вы не могли бы приехать пообедать? Кончили бы чтение рано, не засиживаясь. Приезжайте, если можно, если доктор позволит. Погода ведь мягкая. Во всяком случае жду Вашего ответа.
Ваш И. Анненский.
Н. П. БЕГИЧЕВОЙ
26. IX 1909
Милая Нина,
Вот только когда я удосужился написать Вам в ответ на Ваше, такое глубоко тронувшее меня письмо. Но я прочитал Ваши строки, лежа в постели. А сполз я с этой противной только на этих днях, да и то такой ослабевший, раздражительный, ни на что
Бедная, мало Вам еще всей этой к,апели: и со стрех, и с крыш, и об крышу... и плетней и косого дождя... Но откуда же взять Вам и другого Кеню?
– вот еще вопрос. Я вышел в отставку {1}, но и это - не веселее. Покуда есть кое-какая литературная работишка {2}, но с января придется серьезно задуматься над добыванием денег. То, что издали казалось идеальней, когда подойдешь поближе, кажет теперь престрашные рожи. Ну, да не пропадем, авось... Гораздо более заботят меня ослабевшие и все продолжающие слабеть глаза... Опять и грустная и скучная... материя, Ниночка. Видно, я так и не выцарапаюсь из этих скучностей и грустностей сегодня. В недобрый час, видно, взял я сегодня и перо. Чем бы мне хоть похвастаться перед Вами, что ли. Ах, стойте. Я попал на императорскую сцену... шутите Вы с нами. Вчера ставили в моем переводе "Ифигению" Еврипида {3}. Я должен был быть на генеральной репетиции, но увы! по обыкновению моему уклоняться от всякого удовольствия, предпочел проваляться в постели. А все-таки поспектакльное что-то мне будет идти, пожалуй и сотняшку наколочу. Ну, милая, дайте ручку.
Через реченьку,
Через быструю
Подай рученьку,
Подай другую...
Простите, милая. И любите хоть немножко не меня теперь... Фу! а меня в прошлом!
Н. П. БЕГИЧЕВОЙ
Iсh grоllе niсht... {*}
{* Я не сержусь (нем.).}
(есть ли тут ирония?)
Я все простил. Простить достало сил
Ты больше не моя, но я простил:
Он для других, алмазный этот свет,
В твоей душе ни точки светлой нет.
Не возражай! Я был с тобой во сне:
Там ночь росла в сердечной глубине,
А жадный змей все к сердцу припадал...
Ты мучишься: я знаю... я видал {1}.
Это не Гейне, милая Нина, это - только я. Но это также и Гейне. Обратите внимание на размер, а также на то, что "Ich grolle nicht" начинает первую и заканчивает вторую строку, отчего в первой получилась двойная рифма, причем на тот же гласный звук.
К пению, я думаю, подойдет. "Лопающегося сердца" и "грызущего змея" я избежал {2}, и счастлив. Да и у Гейне это не символы, а эмблемы. Я посвящаю эти 8 строк той, чьи люблю четыре первых серебряных ноты... Они нитью пробираются по черному бархату. Бархат их нежит, но он душит их... А они хотят на волю... Бедные, они хотят на волю... Зачем? Зачем?
И. А.
Я все простил. Простить достало сил;
Ты не пойдешь со мной, - но я простил...
С твоей груди алмазный льется свет,
Но ни луча в унылом сердце нет.
Не возражай. Я был с тобой во сне:
Там ночь росла в сердечной глубине,
А жадный змей все к сердцу припадал...
Ты мучишься: я знаю... я видал {3}.
В. И. ИВАНОВУ
17. Х 1909
Дорогой Вячеслав Ив.
Я только что получил Ваше превосходное стихотворение, которое я и воспринимаю во всей цельности его сложного и покоряющего лиризма. Заглушаю в душе лирическое желание ответить - именно потому, что боюсь нарушить гармонию Вашей концепции и красоту мысли - такой яркой и глубинно-ласкающей, что было бы стыдно полемизировать против ее личного коррелята и еще стыднее говорить о себе в терминах, мистически связанных с "Тем - безглагольным, безответным" {1}. Когда-нибудь в капризной беглости звука, то влажно "?" сшибаясь, то ропотно разбегаясь связанные и не знающие друг друга, мы еще продолжим возникшее между нами недоразумение {2}. Только не в узкости личной полемики, оправданий и объяснений, а в свободной дифференциации, в посменном расцвечении волнующей нас обоих Мысли. О чем нам спорить? Будто мы пришли из разных миров? Будто в нас не одна душа - беглая гостья; душа, случайно нас озарившая, не наша, но Единая и Вечная и тем безнадежней любимая?
Ваш И. А.
М. А. ВОЛОШИНУ
4. XI 1909
Многоуважаемый Максимилиан Александрович,
У меня возврат инфлуэнцы, и потому я должен, как лежащий в постели, прибегнуть к состраданию посторонних рук {1}.
Не могу Вам сказать, как я огорчен невозможностью присутствовать сегодня при обсуждении Вашего "Венка" {2}.
Благодарю Вас за Ваши любезные хлопоты о "Кипарисовом ларце" {3}. Так как я раз уже предлагал Грифу свою книгу, то, мне кажется, было бы целесообразнее предложить ее вторично лишь в крайнем случае, т. е. если бы Соколов не захотел сделать первого шага. И потому Вы бы меня очень обязали, написав ему еще раз, чтобы шаг был сделан с его стороны {4}.
Если же он затруднится это сделать, то я сделаю это, конечно, сам; напишу, что слышал от Вас, что Гриф непрочь издать мою книгу.
Не оставьте меня, пожалуйста, вестью о дальнейшем. Искренне Вам преданный
И. Анненский.
С. К. МАКОВСКОМУ
12. XI 1909
Дорогой Сергей Константинович,
Я был, конечно, очень огорчен тем, что мои стихи не пойдут в "Аполлоне". Из Вашего письма я понял, что на это были серьезные причины. Жаль только, что Вы хотите видеть в моем желании, чтобы стихи были напечатаны именно во 2 э, - каприз. Не отказываюсь и от этого мотива моих действий и желаний вообще. Но в данном случае были разные Другие причины, и мне очень, очень досадно, что печатание расстроилось. Ну, да не будем об этом говорить и постараемся не думать {1}.
Еще Вы ошиблись, дорогой Сергей Константинович, что время для появления моих стихов безразлично. У меня находится издатель и пропустить сезон, конечно, ни ему, ни мне было бы не с руки {2}. А потому, вероятно, мне придется взять теперь из редакции мои листы, кроме пьесы "Петербург", которую я, согласно моему обещанию и в то же время очень гордый выраженным Вами желанием, оставляю в распоряжении редактора "Аполлона". Вы напечатаете ее, когда Вам будет угодно {3}.
Искренно Вам преданный И. Анненский
ПРИМЕЧАНИЯ
А. Ф. КОНИ
17.I 1895
Автографы: ИРЛИ, ф. 134, оп. 1, ед. хр. 58.
Кони Анатолий Федорович (1844-1927) - юрист, писатель, литературный критик, общественный деятель. С 1900 г.
– почетный академик.
1 ...прочел я первую статью Вашу о Д. А. Ровинском...
– Очерк Кони "Дмитрий Александрович Ровинский" впервые напечатан в журнале "Вестник Европы" (1896, э 1-2). Часть очерка представляет собой речь Кони на публичном собрании Академии наук 10.XII 1895 г. Так как публикуемое письмо датировано январем 1895 г., можно предположить, что Кони прислал Анненскому эту часть статьи в рукописи.