Пистоль и шпага
Шрифт:
— Благодарю, Яков Алексеевич! Ваши труды на благо Отечества не останутся без награды. Продолжайте свое попечение о раненых офицерах и солдатах. В случае нужды обращайтесь к графу Аракчееву. В связи со смертью генерала де Толли, я попросил Алексея Андреевича принять на себя обязанности военного министра. Вы о том уже, наверное, слыхали. Графу велено всячески содействовать вашим усилиям. С удовольствием послушал бы и вас, подпоручик, — улыбнулся он Руцкому. — Мне сказали, что вы храбро сражались под Бородино. Мнение очевидца этой битвы для меня крайне любопытно. Но, увы, — он развел руками. — Вода остыла.
— Это не беда, государь! — ответил поручик, вскочив. — Мне не раз придется повторить процедуру. Как уже говорил, мозоли застарелые, их следует основательно размягчить.
Подскочивший денщик вытер ноги царя, после чего Руцкий наложил на мозоли лоскуты из тонкого полотна, на которые он перед этим что-то плеснул из склянки, накрыл их полосками тонкой кожи, после чего туго забинтовал.
— Можете спокойно ходить и трудиться на благо Отечества, государь, — сказал по завершению. — Вечером повторим. И так — несколько дней подряд, пока мозоли не размягчатся.
— Другие сапоги нужны, — сказал денщик, глянув на забинтованные ступни царя. — В эти не влезут.
— Принеси, — кивнул Александр, сморщившись. Он любил обувь, обтягивающую ногу, как чулок.
— Могу я дать вам совет, государь? — спросил Руцкий, от коего, видимо, не укрылась гримаса на лице императора.
— Говорите, — разрешил Александр.
— Не носите тесную обувь, по крайней мере, во время лечения. Именно она становится причиной возникновения мозолей.
— Не ходить же мне в растоптанных сапогах! — фыркнул император.
— В растоптанных не нужно, но в просторных и удобных рекомендую, — не стушевался Руцкий. «Не робок, — подумал Александр. — Отнюдь». — Думаю, сапожники смогут сшить такие, чтоб красиво и комфортно. Как и башмаки, когда с мозолями будет покончено.
— Я подумаю над вашими словами, подпоручик, — сказал Александр, испытывая раздражение, но стараясь его не показать. — А теперь можете быть свободны господа! До вечера!
Накануне визита к царю я нервничал. Нет, никаких восторженных чувств к императору не было. С чего бы? Чай, не Петр I. Тот в сердцах мог и тростью перетянуть. Об Александре историки писали противоречиво и большей частью без пиетета. Пушкин и вовсе буквально заклеймил:
Властитель слабый и лукавый, Плешивый щеголь, враг труда, Нечаянно пригретый славой, Над нами царствовал тогда.Что тут скажешь? У Александра Сергеевича был повод не любить державного тезку. При его правлении поэта отправили в ссылку. Объективно говоря, за дело. Если ты чиновник, то нефиг писать эпиграммы на царя, Аракчеева, сочинять поэму, пародирующую Евангелие. Кого другого за такие дела законопатили бы в Сибирь, но вмешались друзья, и будущее солнце русской поэзии поехал в Кишинев. «Тяжкое» наказание: «суровый» климат, недостаток витаминов… Пушкин, конечно, гений, но характер у него был еще тот. Думаете, роковая дуэль с Дантесом, была у него первой? Как бы не так: семнадцатая! Двенадцать не состоялись (хотя вызовы были), четыре кончились для поэта благополучно. Пятая стала роковой. Ладно, речь не о Пушкине. Гадостей про Александра I написано море. Оставалось только недоумевать, как при таком царе удалось остановить экспансию Наполеона и покончить с французским императором, которого все единодушно признавали гениальным полководцем, а его армию — сильнейшей на континенте? Франция в то время была самой развитой страной мира, с передовым государственным строем и преданным Бонапарту населением. Россия — наоборот, отсталой и крепостнической, со «слабым и лукавым» властителем во главе. Тем не менее, именно она вломила французам — да так, что годами выстраиваемый Наполеоном европейский миропорядок рассыпался, как карточный домик. Любопытно взглянуть на человека, стоявшего во главе этого процесса.
Вдобавок достала Анна. Но об этом по порядку. На последней остановке перед Петербургом на уже ставшем традиционном совместном ужине Анна объявила, что я поселюсь в ее доме, и она берет надо мной попечение.
— Гм! — сказал Виллие. — Вообще-то я собирался предложить подпоручику пожить у меня. Я ведь тоже принят при дворе, Анна Алексеевна, и могу составить Платону Сергеевичу протекцию.
— Не собираюсь вам в этом мешать, — улыбнулась Анна. — Я займусь другим. Платона Сергеевича нужно должным образом одеть, научить некоторым манерам, коих у него в силу понятных причин недостает. Кому это сделать, как не фрейлине? К тому же открою секрет, — заговорила она вполголоса. — Платон Сергеевич в настоящее время лечит меня от шейного остеохондроза. Каждый день делает массаж. Эти процедуры помогают мне не испытывать боли в шее и в голове. Не хочу лишаться лечения. Если Платон Сергеевич поселится у вас, проводить массаж станет затруднительно.
Виллие с сомнением посмотрел на графиню. Похоже, он догадывался, какой именно «массаж» я делаю Анне по ночам.
— Хорошо! — кивнул после раздумья. — Но у меня будет условие. По первому же требованию подпоручик должен прибыть ко мне. Не забывайте, Анна Алексеевна, я отвечаю за него перед государем.
— Не сомневайтесь, Яков Васильевич! — заверила Анна.
— Вот же индюк! — сказала мне ночью. — Боится, что не он, а я представлю тебя при дворе и присвою его заслуги. Сам бы поселил тебя в каком-нибудь чулане и кормил бы черным хлебом с солью. Скуп до невозможности.
Ну, так шотландец. Об их скупости даже в моем времени ходят анекдоты. Только вот Виллие перед смертью завещает свое немалое состояние на постройку Михайловской клинической больницы, которая сохранится до наших времен, войдя в комплекс зданий Военно-медицинской академии в Петербурге. Все бы так жадничали!
По приезду в столицу началось. Анна вызвала портных, кои занялись сооружением мундира для подпоручика. Графиня лично подбирала сукно, галуны, позументы и эполеты, отдавала указания, как следует шить. Я чувствовал себя куклой, которую обряжает капризная девочка. Попутно на меня сыпались груды ценных указаний: как держать себя во дворце, кому и как кланяться, как вести себя с царем: что ему можно говорить, а что — ни при каких обстоятельствах. Одновременно Анна требовала продемонстрировать, как я усвоил советы. Короче, зашизовала по самое не могу. В конце концов, я разозлился, заявил, что устал, хочу выспаться, и остался в выделенной мне комнате, куда верный Пахом притащил штоф водки, каковой мы с ним благополучно и раздавили. После чего я лег в постель и уснул сном младенца.
Каким показался мне царь? Красивый, подтянутый мужчина, которого не портила даже ранняя лысина. Здесь это недостаток. В моде буйная растительность на лице и голове, потому плешь — ай-ай-ай. Этих бы модников в мое время, где многие ходят стриженные под машинку, а то — и вовсе с бритой головой. Александр встретил нас вежливо, но без панибратства — дистанцию держал. Не скажу, что от него веяло величием, но харизма ощущалась. Человек, которого с детства воспитывали, как будущего монарха, который ради трона участвовал в заговоре против отца и был повинен в его смерти, не мог быть иным.
Меня, впрочем, это мало волновало. Тут бы с мозолями справиться. Я ни разу не косметолог, даже не врач. Вдруг не получится свести? Убить меня за это, конечно, не убьют, но законопатят куда-нибудь подальше. Хорошо бы в армию, там я уже освоился и чувствую себя своим. После процедуры мы с Виллие отправились к часовщику. Его мастерская располагалась неподалеку от дворца. Герр Майер встретил нас почтительно, внимательно выслушал мои объяснения и предложил нарисовать инструмент. Я, как мог, изобразил.