Пистоль и шпага
Шрифт:
— Значит, нужно просвещать, — сказал я.
— Крестьян? — засмеялась Анна. — И что из этого выйдет? Думаешь, они способны к наукам?
— А твоя Катя? — вставил шпильку я. — Говорит и пишет на трех языках. А ведь из крестьян.
— Из дворовых, — уточнила Анна. — Из тех, что многие годы жили при господах и сумели многое от них перенять. У потомственных дворовых и дети другие. А вот крестьяне и сами темные, и дети у них такие.
На том разговор и завершился. Анну не переубедить. Она человек своего времени с его представлениями, впитанными с детства. Что ей скажешь? Что перед ней потомственный
…Анна прибыла к обеду. В окно я видел, как во двор въехала коляска, Аннушка выпорхнула из нее и заспешила к крыльцу. Наверняка ко мне. Не ошибся: в коридоре послышался топот каблучков, и дверь в комнату распахнулась. Хоть бы постучалась, что ли!
— Говори! — велела Анна, чмокнув меня в щеку.
— Скучал.
— Не это! — отмахнулась она и устроилась на диване. — Как твои дела с государем?
— Мозоли извлек.
— Знаю, — кивнула она. — Вернее, догадалась. Государь посетил Елизавету Алексеевну, и все заметили, что он в туфлях и чулках.
— Значит, с государыней у него того? — я сложил руки и потряс их перед собой.
— Говорят: вчера ночевал у нее, — улыбнулась Анна. — Весь двор обсуждает. Столько лет не был у супруги, а тут на тебе. Гадают, с чего бы это? Обер-прокурор ходит гоголем. Прямо не говорит, но дает всем понять, что поспособствовал примирению супругов. Хотя мы с тобой знаем, кто тому причиной. До чего же светлая голова у тебя, Платон! Теперь жди. Государыня такой услуги не забудет.
— Уже! — сказал я и протянул ей вексель и записку.
— Могла б и больше, — проворчала Анна, изучив бумаги. — Всего пять тысяч.
— Немка, — пожал я плечами. — Они бережливые.
Анна рассмеялась.
— Сядь! — указала место рядом с собой.
Я подчинился.
— Государь наградил тебя?
— Сказал, что подумает над этим. Завтра ждет меня с Виллие к полудню. Предложил подумать над просьбами.
— Замечательно! — захлопала она в ладоши. — Что решил?
— Ничего, — пожал я плечами.
— Тут и думать нечего! — фыркнула она. — Проси оставить тебя в Свите государя. Думаю, не откажет.
— И кем я там буду? Мальчиком на побегушках?
— Если нужно, то и мальчиком! — отрезала она. — Это такой случай для карьеры! Или ты собрался делать ее в егерском полку? Поседеешь, пока в капитаны выбьешься. Крайний случай — в майоры. Если еще не убьют. Хочешь меня огорчить?
— Не хочу, — сказал я.
— Вот и славно! — кивнула она. — Пойдем обедать. Прикажу подать лучшего вина — такое нужно непременно отпраздновать. Подай мне руку!..
Назавтра Виллие заехал за мной, и мы отправились в Зимний. Царь принял нас в том же кабине, но в этот раз не было денщика с тазиком, да и сам Александр выглядел чрезвычайно довольным. Может от того, что был обут в туфли с чулками.
— Рад видеть вас господа! — сказал в ответ на наши приветствия. — Подумали над просьбами?
— Да, государь! — поклонился Виллие. — Прошу разрешения отправиться в действующую армию. Там много раненых, которые требуют моего участия.
А шотландец-то молодец! Уважаю.
— Что ж Яков Васильевич, — сказал Александр. — Просьба ваша уважительная, не смею препятствовать. А чтоб вам легче было разговаривать с командующим, жалую чин тайного советника.
— Благодарю! — поклонился Виллие.
— Грамоту возьмете в приемной у адъютанта. Не задерживаю.
Виллие поклонился в очередной раз и вышел.
— Теперь вы, Платон Сергеевич, — посмотрел на меня Александр.
— Прошу направить меня в действующую армию — в батальон, где служил, — выпалил я, будто с обрыва ухнув в речку.
— Вот как? — удивился он. — Я, признаться, ждал, что попроситесь остаться при дворе. Более того, желал этого.
— Для меня честь находиться подле вас, государь, — поспешил я. — Но, сами посудите, какой от меня здесь толк? Добрых лекарей в Петербурге и без того хватает, а понадобится мозоли свести, так это тот же Виллие сделает — методу он перенял. Служить в Свите вашего величества? Так там требуются знающие офицеры с опытом. У меня его всего ничего.
— Не прибедняйтесь, Платон Сергеевич! — покачал головой царь. — Опыта у вас действительно мало, но человек вы бывалый. Много видели и слышали, разум у вас светлый. Ваши рассказы о сражениях удивили меня. Видите вы их далеко не как подпоручик. К тому же не пытаетесь угодить, не таите свое мнение, даже если оно противно моему. Мне б такой офицер в Свите пригодился. К тому же государыня просила за вас, а я пообещал. Не знаю, чем вы приглянулись ей, но надеюсь, не как мужчина, — он шутливо погрозил мне пальцем. — Что скажете?
— С удовольствием воспользуюсь вашим приглашением, государь, — сказал я, собравшись с духом. — Но не сейчас, когда идет война, и мои боевые товарищи льют кровь на полях сражений. Честь и долг не позволяют мне пребывать в безопасности, в то время как они стоят под ядрами и пулями. Простите меня, государь!
Царь пристально посмотрел на меня.
— Огорчили вы меня, Платон Сергеевич! — сказал, вздохнув. — В кои веки найдется умный и знающий человек, преданный не из лести, но и тот рвется покинуть своего государя. Хотя, понимаю вас, более того, одобряю. Мое расположение к вам после такого вашего желания еще более выросло. Помните это! А теперь о наградах. За то, что излечили меня от болезни, которая до вас оказалась не по силам никому из лекарей, и благодарность соответствующая. Вот! — он взял со стола и протянул мне лист бумаги.
Я взял. Уже знакомый мне вексель, только сумма другая — десять тысяч рублей. Ого!
— Спасибо, государь! — поклонился я.
— И еще, — Александр улыбнулся. — Я счел, что князь Багратион совершил ошибку, не представив вас к награде за захваченные у неприятеля пушки. Исправляю ее. Жалую вам чин поручика, — он сделал паузу, — по гвардии.
— Благодарю, государь! — поклонился я во второй раз.
— Грамоту возьмете в приемной у адъютанта. Распорядитесь ей по своему усмотрению. Можете выбрать для службы гвардейский полк, можете вернуться к своим товарищам. В Военном министерстве гвардейский чин заменят на армейский согласно табели о рангах. Не задерживаю вас более, Платон Сергеевич! Служите Отечеству, как служили мне. Да хранит вас Господь!