Пистоль и шпага
Шрифт:
— Погодите, мсье! — поспешил я. — Зачем убивать человека, от которого нет вреда вашему императору? Он всего лишь денщик. Это не благородно.
— Вы бы отпустили его на моем месте? — огрызнулся француз, которому явно не понравились мои слова.
— Неподалеку от Бородино я отпустил целую роту вестфальских артиллеристов, взяв в плен только их командира.
— Гм! — он внимательно посмотрел на меня. — Я слышал о таком. Ваше имя?
— Платон Руцкий, капитан конных егерей.
— Вы можете это подтвердить? — подобрался он.
— У меня в сумке предписание Военного
— Нет, — покачал офицер головой. — Но найдутся те, которые прочтут. Что ж, если вы действительно РуцкИ, как говорите, — он произнес мою фамилию с ударением на последнем слове, — я пощажу вашего денщика. При одном условии. Вы дадите слово офицера, что не попытаетесь бежать на пути к Москве.
— Обещаю, — кивнул я.
— Шарль! — офицер посмотрел на драгуна с пистолетом.
Тот кивнул и спрятал пистолет в седельную кобуру, перед этим сняв курок с боевого взвода.
— А вот лошадь вашего денщика мы заберем, — сказал офицер. — Она нам пригодится.
— Разрешите мне сказать ему несколько слов?
— Говорите! — кивнул француз. — Только быстро.
— Иди, Пахом! — сказал я. — Доберешься до наших, расскажи, что случилось.
— А вы, ваше благородие? — спросил он растерянно.
— Я выберусь. Иди, не медли. Не то передумают и застрелят.
Денщик вздохнул, повернулся и побрел прочь. Я проводил его взглядом.
— Едем, мсье! — поторопил меня француз.
И мы поехали. Французский офицер рысил рядом, с любопытством поглядывая на меня. Остальные драгуны заняли места спереди и сзади. Можно было попробовать сбежать. Под благовидным предлогом полезть в сумку, скажем, за тем же предписанием, достать карманный пистолет, о который я предусмотрительно оставил, и выстрелить в офицера. После чего рвануть в сторону. Подумав, я отказался от этой мысли. Дело не в обещании, плевать мне на него. На войне нет места благородству. Просто не выйдет — догонят. Если не драгуны, то их пули. Попал я, конкретно.
— Извините, господин капитан, — внезапно сказал француз. — У вас есть шрам на голове от удара саблей?
— Да, — удивился я.
— Могу я взглянуть?
Я пожал плечами, стащил кивер и наклонил голову к французскому лейтенанту — разобрался, наконец, в его эполетах. У младших офицеров армии Наполеона бахрома только на одном из них, а градацию чинов обозначают продольные полосы сверху. У пленившего меня офицера на эполетах полос не было — значит, лейтенант. Пусть смотрит! Волосы у меня за эти месяцы отросли, но разглядеть шрам при желании можно.
— Благодарю, — сказал француз. — Вижу.
— Могу я спросить, лейтенант? — поинтересовался я, нахлобучив кивер обратно. — Откуда вам известно о шраме?
— Ваши приметы значатся в приказе маршала Даву, — ответил тот. — Предписано при обнаружении вас задержать и доставить в штаб корпуса. Сделавшему это обещан новый чин и денежная награда. Так что я, считайте, более не лейтенант. Капитан, — довольно улыбнулся он.
Слова француза изумили меня. Зачем я понадобился Даву? И откуда он знает о моем существовании? Дошли сведения о моих похождениях? Теперь я личный враг императора? Смешно. Такое бывает только в книжках. Но тогда почему?
Не найдя ответа на этот вопрос, я решил, что скоро узнаю. Тем более что мы уже въехали на улицы Москвы. Сами того не зная, мы с Пахомом приблизились к ней совсем близко, потому и попались, как идиоты. И вот теперь я наблюдаю сгоревшие дома и закопченные печи. Грустное зрелище. Хотя в реальной истории пожар пошел на пользу Москве: взамен сгоревших построили много красивых зданий.
Мы двигались к центру города. На улицах стали попадаться солдаты армии завоевателей. Расхристанные, многие с узлами на плечах, они брели по обочине, не обращая на нас внимания. Некоторые, обнявшись, горланили песни — явно пьяные. Среди мундиров мелькали женские платья. Дамочки, похоже, тоже навеселе. Они хихикали и повизгивали, когда кто-то из французских кавалеров лапал их уж слишком откровенно, но испуганными не выглядели. Похоже, что присоединились к оккупантам по доброй воле. Хотя, чему удивляться? Такие всегда были. Хотя, возможно, это француженки. Их в Москве пруд пруди. Гувернантки, модистки, актрисульки… Они, в отличие от русских не сбежали — ждали своих.
Встречались и всадники. Они спешили по своим делам, не обращая внимания на нас. Лишь один молодой офицер с бакенбардами на круглом лице, остановив коня, уставился на меня, и не отводил взгляда, пока мы не проехали мимо. Знакомый что ли? Вряд ли, не припоминаю. Да и откуда у меня знакомые среди французов?
Меня отконвоировали прямо в Кремль — с седла я хорошо видел приближающиеся знакомые стены и башни. Возле одного из зданий за стенами конвой остановился. Лейтенант приказал мне спешиться, и мы мимо караула из двух солдат, вошли в высокие двери. Там по широкой лестнице поднялись на второй этаж, где француз приказал мне ждать, поручив охрану двум драгунам, а сам скрылся за красивой, резной дверью. Обратно явился быстро, в компании с высоким, худощавым полковником и еще одним офицером чином поменьше.
— Платон РуцкИ? — спросил меня полковник, подойдя на пару шагов. — Подпоручик отдельного батальона егерей при командующем Второй армией России?
— Капитан, — поправил я.
— Растете в чинах, — его тонкие губы растянулись в улыбке. — Впрочем, не удивительно. Бумаги! — он требовательно протянул руку.
Я достал из сумки и протянул ему предписание министерства. Пусть читает — ничего секретного там нет. Но полковник читать не стал, отдав пакет сопровождавшему его офицеру. Тот сломал печать, развернул предписание и впился глазами в текст. Ага, переводчик.
— Все верно, — сказал, возвращая предписание полковнику. — Капитану егерей Платону РуцкИ предписано явиться для дальнейшего прохождения службы в штаб действующей армии.
— Шрам у него тоже есть! — поспешил лейтенант. — Я видел.
— Благодарю вас, Дюпон! — сказал полковник. — Сегодня же будет приказ о повышении вас в чине. Деньги получите у казначея, я дам распоряжение. Не задерживаю.
Лейтенант откозырял и скрылся вместе с драгунами. Полковник уставился на меня и вновь улыбнулся.