Питомец «Ледового рая»
Шрифт:
А кто же еще? Монстр, надевший шкуру убитого капрала Гмыри? Монстриха, нацепившая великолепную телесную оболочку Фоны Калинкиной?..
Мусор летучий!
Так бывает только в видеоклипах.
Есть еще одно объяснение. Нам противодействуют люди, а вот платят им нелюди. Но тогда получается, что эти нелюди должны быть среди нас, межзвездные счета пока еще банками не оплачиваются…
Мусор летучий!
Гмыря – типичный капрал Галактического Корпуса, так ни один монстр не притворится, чью оболочку на него не надень. С Персефоной-Дельфиной я бы таких однозначных выводов не делал, поскольку видел ее всего дважды, но Дога-то я знаю, как собственную лапу. Разве что дерьма в нем побольше, чем у других офицеров, но для этого вовсе не надо родиться монстром. Всякий офицер учебного лагеря рано или поздно становится дерьмом, потому что ему дана бесконечная власть над людьми, да еще над такими людьми, которые не могут отстоять собственные права. Так по крайней мере, утверждает Ксанка…
А я как думаю?
Да так же! Еще недавно я с Ксанкой не соглашался, говорил, что она преувеличивает, что ей так кажется, потому что она баба, а бабы для того и рождены, чтобы их стыковали, вот только насилие некоторым из них, таким как Ксанка, не нравится. Однако теперь, после того как Дог выпер меня из лагеря только за то, что я сочинял на него вирши… после того как Маркел Тихорьянов воспользовался случаем, чтобы превратить меня в насадку на крючок… Да, теперь я, пожалуй, соглашусь с Ксанкой. Вся разница в том, что капеллан вроде бы действует в интересах общества, а Дог – в собственных… Поэтому капеллана я вроде бы могу простить, а Дога – да еще после того, что он со мной сделал сегодня, – никогда… И потому упаси Единый капрала Гмырю оказаться со мной на одном поле боя, потому что помрет Догушка от выстрела в спину. Даже если не решусь стрелять я, другие найдутся. Та же Ксанка…
Ладно, зачем же я все-таки нужен Дельфине-Персефоне живым?
Ведь она понимает, что я для нее опасен. Значит, не опасен. А не опасен я могу быть только в одном случае – если она собирается уносить ноги! Но не возьмет же она с собой Дога! На кой черт ей нужен капрал из учебного лагеря? Неужели она рассчитывает, что я сдам Дога эсбэшникам? Может, он ее шантажирует? Или просто не нужен больше? Вообще говоря, если самой Дельфины не будет, то обвинить Дога в чем-либо будет попросту невозможно. Мои показания – это слова против его слов. Были бы у эсбэшников доказательства, они бы Гмырю давно взяли. И не забрасывали бы удочку в мутную воду, под видом наживки используя неподготовленного придурка! В расчете на авось…
Дверь открылась. Вошел Гмыря.
– Подъем, курсант! На выход!
Кирилл, кряхтя, встал. Дог с прежним удовольствием наблюдал за его мучениями.
Вышли в коридор, проковыляли к знакомой двери, поднялись по лесенке в пять ступенек..
Гмыря щелкнул замком:
– Шагай наружу! И без шуток!
Он преувеличивал – единственной шуткой, которую в таком состоянии мог себе позволить Кирилл, это позариться на первую попавшуюся метлу. И шутка эта была бы из области черного юмора…
За дверью стоял знакомый джампер. А в джампере сидел знакомый водила в черном шлеме.
– Привет! – сказал Кирилл, забираясь внутрь.
Водила не ответил. Возможно, – если это была Сандра, – Дог запретил ей разговаривать, рассчитывая, что Кирилл примет ее за еще одного капралова подручного. Плечи вкупе с шлемом могли принадлежать и мужчине, а все остальное скрывали боковые стенки ложемента.
Как только пассажиры расположились в задних креслах, джампер стартовал в небо. Мимо пронеслась высоченная стена без окон, и Кирилл вдруг понял, что это за здание. Он видел его, когда стоял утром возле больницы номер пять. Видимо, это и был Институт вторичных моделей.
– Заэкранировать стекла! – скомандовал вдруг Гмыря.
Пилот ничего не ответил. Стекла начали темнеть, пока не сделались черными. Тут же загорелось внутреннее освещение.
Похитители не хотели, чтобы похищенный знал, куда они направляются.
Впрочем, летели недолго. Так, по крайней мере, показалось Кириллу.
Вскоре джампер явно пошел вниз.
Что ж, сейчас похищенный все равно увидит, куда его привезли, даже если не узнает этого места. Не могут же они приземлиться прямо в помещение, в котором намерены содержать пленника. Так что потом он сможет узнать тот кусок улицы или двор, в котором они окажутся. Как узнал здание ИВМ.
Наконец скрипнули амортизаторы. Рядом шевельнулся Гмыря. Кирилл почувствовал укол в шею и провалился в никуда.
51
Очнувшись, он обнаружил себя лежащим на койке. Осмотрелся.
Его устроили в небольшой комнатке. Единственное окно находилось достаточно высоко, и в него было видно ночное небо, а на его фоне рекламная триконка – светящаяся голубым неизвестная фигурка. Ф-мебели в комнатке не было, а из обычной, кроме койки, имелись лишь стул да табуретка. На табуретке стоял поднос со стаканом сока и тарелкой, на которой устроился одинокий бутерброд с твердокопченой колбасой.
Кирилл попытался встать и обнаружил, что руки-ноги свободны. Поднялся с койки. В голове слегка шумело от той дряни, которую ему вколол Гмыря. Впрочем, не прошло и минуты, как мозги прояснились, пустые кишки заиграли торжественный марш, а мужское хозяйство вновь наполнилось болью, правда, уже не столь мучительной, как прежде.
Кирилл сунулся к двери, постучал. Замка с этой стороны не наблюдалось, а значит, вряд ли это была дверь на свободу – разве что люди, охранявшие его, размещались прямо в коридоре.
Замок щелкнул, дверь отворилась, и вместо свободы Кирилл увидел Сандру.
– Чего тебе? – спросила та.
– Отлить надо.
– Пошли.
Он не ошибся в предположениях.
Это был двухкомнатный номер с совмещенным санузлом. Комната поменьше – в качестве тюрьмы; комната побольше – для охраны. Судя по всему, какой-то отель из древних, в которых жили едва ли не первые колонисты. Впрочем, колонисты жили не в отелях, а в гигантских металлических ангарах, полузарытых в почву и снабженных шлюзами. Нет, отель был все же помладше.
– А где Гмыря?
– К ночи появится… Не вздумай поднимать шум, а не то…
– Тебе же велели оставить меня в живых.
– А я и не собираюсь тебя убивать. – Сандра показала кулачище. – Вырублю, спеленаю и кляп в зевало загоню.
– Мда-а-а… Раньше ты мне демонстрировала другие части тела.
Сандра фыркнула:
– Так от других частей ты же сам вырубишься.
Она была права. Кирилл едва не вырубился от привычного процесса над унитазом.
Когда он, вытирая испарину и слезы, выполз из санузла, Сандра протянула ему тюбик: