Питомец «Ледового рая»
Шрифт:
– Чего надо? – послышался недовольный голос Сандры.
– Это я свищу. Насчет гальюна.
Через пару мгновений дверь открылась. Сандра вошла, наклонилась и схватила Кирилла в охапку.
Тут же на него обрушилась боль.
– Ой! – взвыл Кирилл.
Сандра вернула его на койку.
– Извини! Мне надо было проверить твое самочувствие. Вижу теперь, что ты не очень-то разбежишься. Бояться тебя нечего.
Кирилл с трудом перевел дух:
– Какие-то… ты… двусмысленные… фразы… произносишь.
– У кого что болит, тот о том и говорит! Эта
Кирилл с трудом дошел до туалета. Однако сегодня все успокаивалось гораздо быстрее чем вчера. Тем не менее, когда он вернулся в комнату, было не до разговоров.
Сандра даже не стала сковывать ему ноги.
Но прежде чем она закрыла дверь, он взял стул и выставил его вон. Пусть знает, посиделки тут ему не нужны.
Она пожала плечами и удалилась.
Он скорчил двери козью морду, взял тюбик и провел очередной сеанс лечения. А потом улегся на кровать и вырубился.
55
Ему все-таки довелось увидеть Ритку Поспелову – уже после приюта, когда началась взрослая жизнь. Встретил на улице, возле одного из питерских ночных клубов, на Садовой улице. Собственно, он бы ее и не узнал – так она изменилась. Просто кто-то окликнул его со спины:
– Эй, Кент! Это ведь ты?
Он обернулся.
В трех шагах от него, под фонарем, стояла размалеванная девица из тех, кого уже не один век зовут «ночными бабочками».
– Чё, нос задрал? Или не узнал?
Кирилл и вправду не узнавал эту рыжеволосую девицу. Полупрозрачный топик, привлекающий внимание к весьма аппетитным буферам, к которым сразу тянутся мужские руки; сиреневая юбка-мини, обтягивающая круглую задницу – так бы и шлепнул, да не просто, а спригладкой; в черных чулках-сеточках красивые ноги, место которым только в обхват мужской талии… В общем, проститутка, знающая себе цену и снимающая эту цену с клиентов без особых проблем, поскольку на такую не среагирует разве лишь столетний старец.
Кирилл глянул девице в лицо и остолбенел. Девица улыбалась, но не этой их профессиональной улыбкой, цена которой полсотни кредитов за час – она улыбалась старому приятелю, а не клиенту.
И тут он увидел знакомые глаза и знакомые, пусть и сине-фиолетовые губы, которые когда-то целовал:
– Ритка? Поспелова? Ты?
– Конечно, я, Кирик!
В приюте она его так не называла.
Ну не мог же он уйти, задав пару дежурных вопросов типа «что да как»!
– Как ты посмотришь, если я приглашу тебя в кафе? Твой… э-э… бизнес не слишком пострадает?
– Ой да х…й-то с ним, с этим бизнесом! Не последний день живем!
Она очень изменилась. И не в грубости выражений дело. Нет, в ней появилось что-то незнакомое, взрослое, да не просто взрослое, а будто она стала лет на десять старше Кирилла. И лет на сто опытнее. Этот опыт проглядывал во всем – в оценивающих взглядах, которые она бросала на встречных мужчин; в посадке головы, не гордой, но и не стыдливой; в уверенности, с какой она взяла Кирилла под руку…
Он привел ее в знакомый подвальчик рядом с Манежной площадью. Там его с некоторых пор знали, поскольку именно в подвальчике он встречался пару раз с Массой, а тот был тут известен. Насчет «дамы» официантам все сразу стало ясно, но ведь клиент всегда прав.
Заказали водочки, запивки, закуски. Деньги в тот день были, так что Кирилл не мелочился. И не то чтобы хотел произвести на «даму» впечатление, просто открылись в душе какие-то уголки, которые проветривало сквознячком неожиданной щедрости. В конце концов, деньги зарабатываешь, чтобы жить, а не живешь, чтобы зарабатывать – истина, известная не одну тысячу лет, и которую, однако, каждое следующее поколение открывает заново. Как и тьмы иных вечных истин…
Ритка, посмеиваясь, болтала всякую чушь, то и дело проходясь острым язычком по привычкам своего сутенера. Кирилла она нисколько не стеснялась, а может, даже хотела его вогнать в краску своими откровениями. Порой он ловил на себе бесстыдно оценивающие взгляды и задумывался на секунду, с кем она его сравнивает – то ли со своим сутенером, то ли с ним же самим из приютских времен…
Вечер, надо сказать, удался.
У шеста медленно разоблачалась стриптизерша, собирая дань со слюнявых морд, желающих увидеть побольше. Время от времени появлялась чуть поболее одетая певичка. Эта собирала с посетителей кафе мзду за исполнение полузапрещенных блатных песенок.
Ритка продолжала трепаться, запивая свои басенки водочкой и закусывая заливным из рыбы. А потом сказала:
– Давай, завалимся ко мне.
– Зачем? – опешил Кирилл.
Потом он понял, что его растерянность выглядит фальшивой, рядом со стриптизершами и полуобнаженными певичками. Так бы оно и было – для любой другой женщины, но не для Ритки, знавшей ИХ последний секрет, который именно из-за нее и перестал быть секретом.
– Затем. – Ритка не позволила себе даже намека на улыбку. – У тебя что, так никого и не было после меня?
Кирилл кивнул.
– Тем более пойдем. Я перед тобой виновата, я тебя и вылечу.
Кирилл продолжал мяться.
– Да не бойся, платы я с тебя не возьму. – Ритка кивнула на столик. – Кто девушку ужинает, тот ее и танцует. Идем! – Она взяла его за руку.
Кирилла словно молнией пронзило. Нерешительность испарилась, будто вода, выплеснувшаяся из кастрюли на плиту.
И они пошли. То есть полетели, потому что Ритка снимала квартирку в районе Озерков.
Квартирка была совсем крохотная.
Кирилл хотел спросить, во что она Ритке обходится, но не успел. Закрыв входную дверь, та коснулась мягкими губами небритой щеки, потом перебралась ко рту. Взяла теплыми пальцами нерешительную руку, положила себе на грудь. И прижалась низом живота к его бедру.
– Губки бантиком… – прошептал Кирилл. – Губки бантиком…
Держась друг за друга, они прошли из прихожей в комнату, рухнули на мгновенно сформировавшуюся кровать, и начали сдирать друг с друга одежду.