Пиявка голубых кровей
Шрифт:
– Быстро зови сюда Кирилла, – велел Семен и наклонился над Верой. – Все будет хорошо!
Я кинулась вниз по лестнице, влетела в столовую и чуть не сбила с ног Лесю, которая стояла на пороге.
– Эй, потише! – недовольно заголосила девочка. – Тут не все крепко на ногах стоят.
– Где твой папа? – спросила я.
– Который? – уточнила Леся.
Она, похоже, решила глупо пошутить, но мне было не до ее выкрутасов.
– Где Кирилл?
– В лес пошел, – серьезно сказала девочка.
– Зачем? – спросила я.
– Взял веревку, мыло, мешок, – перечислила Леся, – повесится, упакуется, на помойку покатится.
– Сделай одолжение, ответь нормально, – велела я, – твоей маме плохо.
Леся надулась.
– Круто припереться
Слава богу, что в этот момент в столовой появился отец нахалки. Я бросилась к нему.
– Ваша жена в истерике.
– У нее нервы на пределе, – вздохнул Кирилл, открывая ящик пластикового комода.
Он вынул оттуда дозатор и поспешил к лестнице, чуть не столкнувшись с Собачкиным, который спускался вниз.
– Вера очень плохо себя чувствует, – сказал Сеня, – ей нужен отдых.
– Не пора ли вам домой? – с очаровательной улыбкой осведомилась Леся. – У нас сегодня переполох. Самая жирная курица смылась. Осталась убогая, колченогая.
– Вы правы, – согласилась я, – передайте родителям, что детективы ушли.
Леся начала тереть глаза кулаками.
– Тетенька, останьтесь. Я так одинока, а вы умеете с наглыми подростками беседовать. Про кофточки спрашиваете! Я прямо растаяла!
Я повернулась и двинулась к двери.
– Тетя! – взвыла Леся. – Вы куда? Не бросайте меня, я инвалид. Неужели у вас каменное сердце? Тетя! Помогите! Спасите! Я погибаю! Сжальтесь!
Я вылетела в прихожую, набросила на плечи куртку и побежала к калитке.
Глава 9
В холл своего дома я ворвалась, бормоча себе под нос:
– Дашенька, ты молодец! Ничего не сказала девочке. Дашенька, ты умница. Не поддалась на провокацию агрессивного подростка.
Сев на диван, я перевела дыхание и ощутила запах, знакомый, вполне приятный, но почему-то он вызвал у меня приступ тошноты. Я расстегнула куртку. Ну вот, после общения с семьей Габузовых у меня, кажется, начинается мигрень.
Из коридора в прихожую выглянула Маша.
– Мусик, – прошептала она, – все хорошо. Главное, ты не нервничай.
Я чуть не рухнула на пол.
– Что случилось?
Маруся открыла было рот, и тут из глубины дома раздался знакомый голос:
– Спасибо, любезная. Но я никогда не порчу хороший кофе молоком. Вот в плохой готова даже лимон бросить.
Мне в висок вонзилась раскаленная железная палка. Я закрыла правый глаз. Понятно, почему от аромата дорогого парфюма у меня возникла головная боль. К нам прибыла Зоя Игнатьевна, бабушка Феликса, основательница, владелица, ректор и профессор Института проблем воспитания человека. Кажется, учебное заведение именуется так. Уж извините, если я перепутала. У меня избирательная память. Я прекрасно помню приятные события, а вот все то, что вызывает отрицательные эмоции, живо забываю. Порой, глядя на человека, я понимаю: прекрасно его знаю, мы общаемся, но… Но как его зовут? Правда, имя бабушки Феликса крепко застряло в подвалах моего сознания, но зато оно вымело вон наименование ее института. Зоя Игнатьевна – удивительная женщина. Начнем с того, что ей, по моим скромным подсчетам, лет этак триста. Ну, это шутка. Истинный возраст дамы никому не известен. Мой супруг, Феликс Маневин, ее внук, а его мать, Глория, дочь Зои. Моя свекровь антипод своей матери. Глория тихая, молчаливая, никогда не отстаивает с пеной у рта свое мнение по любому вопросу, готова всем помочь. Она работает в институте у своей мамаши, которая твердо уверена, что Глория – это тыбы. Кто такая тыбы? Ты бы сходила в магазин, купила все по моему списку. Ты бы перестала читать, а занялась бы делом. Ты бы не сидела сложа руки, а помыла посуду. Ты бы перестала думать только о себе, у тебя мать есть. Ты бы… ты бы… Тыбы! Свою дочь Зоя не уважает, не любит, считает никудышной, глупой женщиной. А внук для бабушки чужой человек, он отказался подчиняться Зое, не пошел после школы учиться в ее институт, нагло заявил:
– Я
И стал студентом МГУ. Когда Феликс сдал на одни пятерки первую сессию, ласковая бабуля торжественно объявила:
– Молодой, здоровый мужчина не желает прислушиваться к моим умным советам, игнорирует их. Его позиция такова: сам решаю свои проблемы, я взрослый. Но тогда возникает вопрос: если ты такой самодостаточный, то почему ты живешь в доме у той, кого считаешь дурой? Ешь, пьешь за ее счет? Или обострение «самодостаточности» утихает, когда хочется вкусно поужинать, поспать на мягком и чистом и не думать о коммунальных платежах? Или ты самостоятельный, тогда живи отдельно. Или ты ешь из моей руки, тогда изволь меня слушаться.
– Справедливые слова, – согласился Феликс и ушел из дома, взяв только портфель, набитый книгами.
Несколько лет Маневин не общался с бабушкой, а та не испытывала желания встречаться со строптивым внуком, но не забывала каждый божий день напоминать дочери, что та родила от мужлана чудовище и усугубила плохую генетику ребенка неправильным воспитанием.
Со временем отношения у Феликса с Зоей кое-как наладились, Маневин повзрослел, понял, что от его войны с бабкой страдает Глория, и ради матери старается хранить мир. Но он знает, что дружить с Зоей Игнатьевной невозможно, потому что хорошие отношения в ее понимании – это исполнение всех ее требований в любой момент, независимо от времени суток и собственных планов.
Меня Зоя терпеть не может. Я никак от нее не завишу, ни материально, ни морально. Один раз я выгнала бабулю мужа из своего дома, но потом, ради Глории, все вернулось на круги своя. Мы с Феликсом счастливы, а Зою бесит, когда кто-либо живет с улыбкой на лице и улыбка эта не светский «смайл», а искреннее выражение радости бытия.
Можно ли существовать, никогда никого не любя? Мне такие индивидуумы пока не встречались, даже самые неприятные представители человеческого рода испытывают светлые чувства, если не к себе подобным, то к кошке, собаке, крыске… У Зои Игнатьевны есть младший сын Игорь. Любимый. Обожаемый. Несравненный. Лучший на свете. Солнце, на котором нет ни одного крохотного пятнышка. Чем занимается Гарик? Постоянно затевает бизнес. То он собирается выпускать туалетную бумагу со съедобной втулкой. А что? Прекрасная идея. Размотал в туалете рулон, а круглый держатель съел. Или вот еноты-полоскуны, они могут стать прекрасными прачками, вытеснят с рынка автоматические стиральные машины. Гениальной показалась Гарику и идея отыскивать с помощью собаки Мафи в подмосковных лесах грибы трюфели и продавать их за сотни тысяч евро на мировых аукционах. Можно я не стану продолжать список его идей? Поверьте, он очень длинный. Затевая очередной проект, Гарик абсолютно уверен, что разбогатеет. Никакие разумные слова вроде: «Под Москвой трюфели никогда не росли», на парня не действуют. Он с головой бросается в омут бизнеса и тонет в нем, не успев издать всхлипа. А когда добрые люди вытаскивают Игоря за шкирку на берег, он мигом обвиняет в своих неудачах тупой российский народ, который не способен креативно мыслить, не хочет жевать втулку, приобретать енотов, и Игорь тотчас теряет интерес к неудачному делу. Полоскунов и собаку Мафи он просто решил выгнать на улицу. Мы пристроили енотов к одному знакомому, который содержит зоопарк, и все они там отлично себя чувствуют. А собаку Мафи забрали к себе, она теперь каждый день радует нас очередным хулиганством.
После того как Игорь чуть не довел до инфаркта всех членов нашей семьи, я сурово заявила парню:
– Вам отказано от дома.
И очень надеялась, что более не увижу креативного дурака.
Плавное течение моих мыслей прервало появление Мафи. Собака выбежала в холл. Ее уши были опущены, хвост поджат. Обычно Мафуня при виде меня начинает прыгать, намереваясь запечатлеть на лице хозяйки самый сладкий поцелуй, но сейчас она шмыгнула под диван и затаилась. Мне стало не по себе, я посмотрела на Манюню.