Плачь обо мне, небо
Шрифт:
Катерина нахмурилась, совершенно не понимая, по какой причине цесаревич спрашивает ее об этом: она едва ли была осведомлена о делах своего дядюшки, а уж о конкретной связи с покойным Великим князем и того пуще.
– Могу я осведомиться, почему Вы задаете мне этот вопрос, Ваше Высочество?
– Вчера мне «посчастливилось» иметь беседу с Борисом Петровичем, – позволив себе едва заметную усмешку, пояснил цесаревич, а Катерина замерла, забывая о дыхании – даже без дальнейших фраз она чувствовала, что беседа была не из приятных. Дядюшка не пылал любовью к членам августейшей фамилии, и если после этого разговора Его Высочество навестил ее, вряд ли для того, чтобы выразить свои восторги.
– Полагаю, обстоятельства
– Отчего же? Князь нанес визит Елене Павловне, однако посещение интеллектуального вечера, похоже, являлось лишь поводом для проникновения во дворец. Его крайне интересовало нечто в кабинете покойного Михаила Павловича. Жаль, мне не удалось выяснить, что именно: князь не оценил слежки с моей стороны и в ответ на требование покинуть Михайловский, решил устранить помеху.
Катерина ощутила, что воздух в комнате сгустился, забиваясь клочками в горло и легкие. Дышать стало невозможно. Пальцы судорожно сжали ювелирное изделие, и острая грань оставила свой след на тонкой коже: капля крови скользнула по гладкой поверхности камня, но боль затерялась где-то внутри.
– Что… что он совершил?
– Если учесть, что перед Вами не мой призрак, то ничего, заслуживающего расстрела. А вот привлечения к допросу – вполне: за покушение на жизнь Наследника Престола.
– Даже в такой ситуации Вы продолжаете иронизировать, – обреченно выдохнула княжна, окончательно сбитая с толку: когда цесаревич вошел в ее комнату, он выглядел так, словно был готов выдвинуть ей обвинение в государственной измене. После – в его глазах мелькало беспокойство, и отнюдь не за себя. Теперь, когда он заговорил о неподобающих действиях ее дядюшки, он умудрялся шутить. Порой Катерине казалось, что даже на минном поле спокойнее и понятнее, нежели в общении с Его Высочеством. Но куда сильнее сейчас ее заботил факт столь открытого выражения своего неподчинения будущему государю: князь не просто ослушался приказа - он осмелился причинить вред цесаревичу. И если до сего момента удавалось убедить себя в том, что у нее просто никогда не было возможности сблизиться с дядюшкой, чтобы проникнуться к нему родственными чувствами, то теперь пришло четкое осознание - она боится этого человека.
– Почему Вы решили придти ко мне с этим?
– Мне необходима Ваша помощь, Катрин.
– Вы знаете, что можете расчитывать на меня абсолютно в любом вопросе, Ваше Высочество. Моя жизнь всецело принадлежит короне и отечеству.
Намерение отказаться от всего во благо императорской фамилии и России, кажется, родилось значительно раньше, чем была снята крышка бархатной коробочки, где покоился украшенный бриллиантами шифр государыни. Еще в момент, когда отголоски выстрела отражались в груди, а дыхание умерло в столкновении взглядов. Когда губы шептали молитву перед старой иконой, а перед глазами плясали огоньки церковных свечей, она уже знала – ее судьба предопределена.
– Я не хочу отдавать Вам приказов. Я прошу Вас, Катрин. Как друга.
Это было высочайшее счастье. И мука.
– Мой ответ будет неизменен, Николай Александрович.
Цесаревич едва заметно благодарно улыбнулся, однако вместо со следующей фразой всякий намек на улыбку пропал с его лица, а в облике проскользнуло что-то, присущее его деду: столь непреклонен был взгляд и бесстрастен голос.
– Мне нужно, чтобы Вы рассказали о князе все, что знаете. И об этой беседе не должна быть осведомлена даже государыня.
Страх отступил. Волнение за жизнь Его Высочества, тревога за состояние Императрицы, если она узнает об очередной задумке сына. Но не страх перед дядюшкой. И не опасение за свою жизнь: она была уверена в том, что ей ничто не грозит. Мысли обрели пугающую четкость, и почему-то – понимание происходящего. Кусочки все еще с трудом складывались в единую картину, но,
– У меня есть основания полагать, что он имеет отношение к покушению в Таганроге.
Синева сапфиров отразилась в потемневших глазах, принявших оттенок грозового неба.
========== Глава пятнадцатая. Средь шумного бала, случайно ==========
Под маской все чины равны,
У маски ни души, ни званья нет,- есть тело.
И если маскою черты утаены,
То маску с чувств снимают смело…
М.Ю.Лермонтов
Российская Империя, Санкт-Петербург, год 1863, декабрь, 30.
Светская жизнь Петербурга начиналась зимой, когда первые балы фейерверками дробили небо и звуками вальса уносили в мечты о красивой сказке, на которую надеялась каждая юная барышня. Этого времени ждали все представители высшего общества: и замужние дамы, прибывающие на очередной вечер, чтобы оценить произошедшие перемены, явить себя свету и обсудить последние события, и девицы на выданье, чья жизнь может перемениться за несколько часов. Балы проводились и в домах простых дворян и в особняках представителей высших сословий, куда попасть могли далеко не все, и заветную карточку за две-три недели до события начинали ожидать с особым волнением.
А после императорских балов в столице чтили более всего – балы у княгини Юсуповой, что не так давно возвернулась со вторым супругом в Петербург, в новый дворец на Литейном проспекте. Разменявшая шестой десяток, Зинаида Ивановна не теряла былой грации и стати: в осанке она могла сравниться с государыней, да и манеры имела отменные. Столичное общество приписывало ей роман с покойным Императором, и в это с легкостью верилось – она бы и сейчас очаровала любого монарха, что уж говорить о молодой фрейлине, коей она являлась когда-то? Одна из самых влиятельных дам, княгиня Юсупова была своеобразным “билетом в жизнь” для юных барышень и молодых офицеров: приглашение на любой из её вечеров почти всегда равнялось удачной партии, и потому для получения заветного картонного прямоугольника шли на самые крайние меры. К чему пришлось прибегнуть Эллен – Катерина так и не узнала, равно как и о причинах, по которым графиня Шувалова выхлопотала эти карточки с вензелями, но когда подруга взмахнула перед ней приглашениями, стало ясно, что никакие увещевания не будут услышаны.
– Мне казалось, ты должна сейчас кружево к свадебному платью выбирать, а не маску на бал, – вертя в руках чей-то предел мечтаний, продолжала изъявлять свои сомнения Катерина.
Она не имела ничего против танцев, тем более в столь достойном обществе, но, признаться, намеревалась провести вечер в тишине и за изучением старых газет, которыми никак не могла вплотную заняться. Ощущения приближающегося праздника не было, зато усталость присутствовала в таком объеме, что точно не с бала на бал порхать. Да и тот разговор с цесаревичем, касающийся странного поведения дядюшки, плотно засел в памяти и не давал спокойно спать: теперь она была вынуждена принять роль покорной племянницы и передавать каждое слово Его Высочеству - требовались доказательства всех их теорий. Иного выхода не существовало. Было решено не уведомлять обо всем Императора, пока ситуация не будет прояснена: Николай хотел своими силами разобраться в этом, а Катерина не смогла бы остаться в стороне.
– Платьем занялась маменька, мне даже узор не дозволили выбрать, – недовольно отозвалась Эллен, прикладывая к лицу то полночно-синий бархат, то зефирно-розовый шелк. – И на моем венчании сегодняшний вечер никак не отразится, а вот тебе не мешало бы развеяться.
– На балу без жениха? – о том, что Дмитрий едва ли вернется в столицу к январю, Катерина знала слишком хорошо, и оттого становилось еще печальнее. Она надеялась на теплый праздник в кругу семьи, но в итоге была вынуждена оставаться во Дворце.