Плачущий Ангел (сборник)
Шрифт:
Пятый этаж. Ни при входе в подъезд, ни возле квартиры никаких свидетельств присутствия покойника. Хотя сейчас это – обычное дело. Люди опасаются всевозможных неожиданностей. Знакомый батюшка рассказывал мне: в их городке люди оставили на ночь крышку гроба у входа в подъезд, а какие-то «шутники» решили позабавиться и утащили ее. Утром хватились, а крышки-то и нет! Что делать, где искать? Хоть плачь… И тут телефонный звонок: «Это не вашу крышку несут наши факелоносцы?»
Дело в том, что у них возле спортивной площадки когда-то установили несколько привычных для всех советских людей гипсовых фигур. Обычный набор: женщина с веслом, спортсмен с ядром и бегущие факелоносцы. Тетка с легкоатлетом
Прежде чем позвонить в дверь, прислушался: а вдруг я ошибся? Представьте себе картинку: вы весело, ничего не подозревая, отмечаете праздник, а к вам вваливается батюшка в черной одежде и совершенно трезвым голосом вопрошает: «Это у вас тут покойник?» С ума можно сойти при нашей всеобщей мнительности и суеверии!
Помню, еще в годы моей юности к нам в военный городок привезли из Афганистана печально известный «груз 200», причем перед самым Новым годом. Тогда погиб молодой офицер – его застрелил снайпер. И непонятно, то ли случайно парень высунулся, то ли из-за письма, что от жены получил. Уж не знаю, по чьей вине, но только родителей о том, что их сын погиб и тело везут домой, заранее не предупредили. Те готовятся встречать праздник, стол накрыли, шампанское в холодильник поставили. А тут в дверь звонят, думали, соседи поздравлять пришли. Вот ведь как в жизни бывает…
Прислушался, действительно за дверью поют; голоса громкие, радостные. Точно, ошибся. А что делать? Другого адреса у меня все равно нет. Может, рискнуть? Спрашивать ни о чем не буду, а только поздравлю народ, словно я Дед Мороз, и скажу: «Простите, люди добрые, ошибся!»
Звоню, открывают. Смотрю, из кухни в коридор тянется длинный стол, за ним сидят человек пятнадцать, все выпившие и довольные. Сразу видно, времени зря не теряют. Я выпаливаю заготовленную тираду, а мне в ответ под общий восторг: «Нет-нет, не ошибся!» Помогают раздеться, и, протиснувшись между столом и стенкой, я иду в гостиную.
Вхожу. В большой комнате стоит на столе гроб, в нем покоится тело пожилого мужчины. Это – дед и отец тех, кто пьет и веселится за дверью. Приглашаю народ помолиться, думаю: сейчас все встанут и пойдут, но не тут-то было! Никто даже не шелохнулся и уж тем более не стал вставать. Только как-то поскучнели все и замолчали. Веселье оборвалось, наступило тягостное молчание, и это на Новый-то год! Я почувствовал себя тем крокодилом из стишка, который у детишек солнышко отобрал.
Родственники новопреставленного начали переглядываться и о чем-то шептаться, а потом ко мне подошел молодой мужчина на голову выше меня с большими и, без сомнения, сильными руками. Он вежливо, но крепко обнял меня за плечи и попросил пройти с ним в другую комнату. Мы сели на диван, и он спросил: «Батюшка, сколько тебе надо?» Я его сначала не понял, но потом сообразил. Вопрос о пожертвовании за исполненную требу всегда для меня неприятен, хотя служу я уже давно. Как и во сколько рублей можно оценить молитву? Для меня это всегда остается загадкой. Никогда не назначаю цену – лишь принимаю пожертвование. Как правило, все требы оформляются за свечным ящиком, и не мною, но эти люди телефонным звонком вызвали священника на дом и заранее в церковь не приходили. Оно и понятно – Новый год. Парень, видимо сын усопшего, достал внушительную пачку крупных купюр и отсчитал деньги: «Батюшка, у меня к тебе просьба: ты уж сам что-нибудь придумай, только, пожалуйста, иди отсюда, не порти нам праздник!»
Я шел по улице и не знал, что мне делать, плакать или смеяться? Жалко было умершего старика: еще не закопали, а уже забыли. Если ты не нужен даже самым близким людям, то кому ты нужен вообще? Выбросят из дома, как старую ветошь, и забудут. Никто за тебя никогда не помолится. Хотя кого в этом винить? Скорее всего сам и виноват: растил, одевал, учил детей и думал, наверное, что в этом и состоит самое главное. А этого, оказывается, мало, из ребенка следует вырастить человека, а не едока. Человек, кем бы он ни был и чем бы ни занимался, всегда останется человеком, а едок, каких бы жизненных высот ни достиг, никогда и не поднимется выше уровня столешницы.
Про Серегу
Первым по-настоящему верующим человеком, с которым я познакомился, оказался баптист. Мы работали с ним в одной бригаде составителей поездов. Звали его Сергеем, но все называли Серегой. Был он человеком крупным, сильным и очень добрым. Над ним можно было подтрунивать и даже откровенно смеяться, он все сносил и лишь отшучивался в ответ. Не терпел он, лишь когда кто-нибудь переходил в своих шутках разумные границы и начинал смеяться над его верой. «Вы что, баптисты, баб тискаете?» – ржали наши остряки. Серега никогда не пускал в ход свои внушительные кулаки и только отходил подальше.
Серега происходил из Ивановской губернии. Его мать многие годы была прихожанкой православного храма в одном из тамошних районных центров. «Двадцать лет простояла у иконы Георгия Победоносца, – говорил Сергей, – и все время думала, что это и есть Христос. А потом приехал к ним баптист-миссионер и создал свою общину, перетянув в нее большую часть прихожан. Он стал с ними Библию читать, Слово Христово принес. Люди за ним и пошли, ведь Евангелие не только целовать нужно, но и исследовать его, и жить по нему!»
Мама его была человеком темным, неграмотным. Она так наставляла сына: «Твой отец был рабочим, твой дед был рабочим, и тебе, сынок, суждено стать работягой. Так что ты головку-то слишком в школе не напрягай. Научился читать да писать, и хватит с тебя!» В детстве он, сколько себя помнил, все пытался раздобыть денег. Бутылки вдоль путей собирал, макулатуру сдавал, на дачах у стариков подрабатывал. Рос он крупным парнем, поэтому всегда есть хотелось, а мама не могла заработать на еду досыта, поэтому и трудился. Многое умел и никогда не чурался никакой работы, даже самой грязной. Спокоен был как удав. Помню, он рассказывал, как к нему в квартиру ломились двое пьяных мужиков, все какую-то Аллу требовали. Серега из-за двери твердил, что такая здесь не проживает, но разве им что-нибудь докажешь? Вот они дверь вместе с коробкой и вынесли.
– Ну а ты-то что, Сережа?
– Я отошел подальше и ждал.
– Почему же ты милицию не вызвал? Ну, хоть пугнул бы их.
– А зачем? – отвечает он вопросом на вопрос. – Я давно уже собирался дверь металлическую поставить. Вот, думаю, и пускай они мне старую вышибут бесплатно. Все польза будет!
– Ну, вышибли, а потом что?
– А потом они меня увидели. Протрезвели и сбежали. А наутро мне уже новую дверь привезли, так что все удачно получилось…
Серега был человеком внутренне очень чистым и молитвенным. Все свободное время он читал Евангелие и размышлял над ним. Кстати, именно он и научил меня относиться к Слову Божьему как к святыне, которую нужно знать и которой нужно жить. Приглашал он меня к ним на служения. Люди эти мне понравились, но через какое-то время почувствовал, что мне скучно с ними, нет движения вперед. Словно подвели меня к открытым вратам храма и говорят: «Смотри, как там хорошо», а внутрь не вводят. А потом я еще и в лавру попал. Так что мы с Сережей оставались друзьями, но я выбрал православие.