Плацкарт
Шрифт:
– Забудь про те бабки. Сколько уже лет прошло? Десять?
– Девять. Но все-таки…
– А ты что, вообще не играешь на ней? Так, для себя?
– Не-а, уже года два, может, в руки не брал…
– Правда?
– Ну да, как-то все времени нет. А ты на гитаре играешь?
– Нет. Давно уже в руки не брал.
– Ну ладно, короче, ты точно не будешь забирать половину?
– Сказал же, что не буду.
– Ладно, спасибо. Я тогда мобильник возьму. Стас свой старый «Сименс» хочет продать – за полтинник. Он себе новый взял, тоже «Сименс», но с какими-то наворотами. Баксов за сто пятьдесят.
– Ну
– Ни хера интересного. На работу, с работы, бухнуть, отоспаться – и опять на работу.
– А я в Москву уезжаю работать.
– Что, серьезно? И кем?
– Системным админом.
– Ну, это круто, конечно. Поздравляю.
– Спасибо.
– Может, и насчет музыки что-нибудь там замутишь?
– Нет, даже не собираюсь.
– Что так?
– Не хочу, надоело. Причем давно надоело.
– Нет, последняя наша программа была очень даже в порядке. Мне все, кому ставил, сказали, что не хуже, чем «Би-2» или «Сплин». Просто они нашли бабки на то, чтобы раскрутиться, а мы не нашли. Вот поэтому они – там, а мы – в жопе. Шоу-бизнес, бля…
– Да ладно, дело не в одних только бабках.
– Конечно. У нас и играть негде, по ходу, – один клуб был нормальный, «Карлсберг», и тот разорился… Мне пацан говорил – он в «Посте» играет, такой пауэр-метал, – они в Москву раза два уже съездили, в клубах играли. В Москве металлюжная туса неслабая, не то, что в нашей дыре…
– Ладно, слушай, мне сейчас надо уйти…
– Ну, давай. Ты хоть домой будешь приезжать, или – с концами?
– Буду, конечно.
– Ну, звони тогда, расскажешь, как там Москва. Все, давай…
– Пока.
Наша группа называлась «Кислотный дождь». Первый концерт у нас был в девяносто четвертом году, ранней весной, на фестивале студенческих групп «Молодежь за гражданское общество». Фестиваль проводил в нашем актовом зале профком института. Профкомовцы хотели заработать побольше, и билеты стоили дорого. Но многие их обхитрили – пролезли в зал через подвал или через гримерки. В результате народу набилось раза в три больше, чем мог вместить зал.
На полу гримерки валялись провода и чехлы от гитар. Гитары лежали на столах или стояли, прислоненные к стенам. Стульев не было, музыканты сидели на полу. Почти все пили водку. Мы не пили – решили, что выйдем на сцену трезвыми. «Кислотный дождь» играл вторым из восемнадцати групп.
Ведущий концерта, парень с пятого курса, в костюме и белой рубашке, с короткими рыжими волосами, прокричал в микрофон:
– А теперь мы просим на сцену следующих участников – группу, под которую никто из вас не хотел бы попасть, уверяю вас, дамы и господа… Группа «Кислотный дождь»!
В зале недружно захлопали.
Старый хиппан-звукореж показал мне и Лехе, в какой усилитель совать провода от гитар. Стас устраивался за установкой.
Я подошел к краю сцены, глянул в зал и офигел от количества зрителей. Многие сидели в проходах, девушки – у парней на коленях. Звенели бутылки. В тусовке у сцены выделялись два панка с выбритыми висками и покрашенными в синий цвет «ирокезами», в джинсовых куртках, обрисованных ручкой. Кто-то зааплодировал, один панк заорал:
– Сыграйте «Инструкцию» – «Час до полночи»!
Стас крикнул мне:
– Какая первая песня?
– «Другой». Ты что, все забыл?
Стас дал счет, мы с Лехой вступили.
Зрители хлопали. Кто-то крикнул «Еще!» Панки жали мне руки, пытаясь стянуть со сцены.
Один из них сказал:
– Зря не сыграли «Инструкцию», но все равно заебись!
Я выдернул провод из усилителя. Звукореж заорал:
– Ну кто так делает? Сначала выруби, потом вынимай!
Я нагнулся, подобрал провода и спустился в гримерку. Стас с Лехой уже были там. На сцену выходила новая группа – три длинноволосых парня и стриженая девчонка-басистка.
Мы бросили гитары в гримерке и вышли через заднюю дверь. В коридоре главного корпуса к нам подбежал паренек лет пятнадцати.
– Это вы только играли, да, ребята? А автограф у вас можно взять?
Он достал из кармана ручку и билет со штампом профкома.
Я приложил билет к стенке, расписался, прорвав в нем дыру. Потом расписались Леха и Стас. Паренек убежал. В зале начала играла следующая команда.
Мы вышли на крыльцо. Уже стемнело. Несколько человек без билетов толкались у входа.
– Нормально мы залабали, да? – спросил Леха, закуривая.
Я ответил:
– Да, супер.
С крыши третьего корпуса капало. Лужа возле крыльца покрылась тонкой корочкой льда. В ней отражался фонарь.
Часть вторая
Четверг
Поезд тронулся. Наташа, родители и Анюта замахали мне. Я помахал им в ответ. Проплыли билетные кассы, депо, освещенное прожекторами, блестящие полосы рельсов.
Я сел на полку, прислонился к перегородке. Рядом сидела тетка за пятьдесят, полная, с выкрашенными в белый цвет волосами. Она читала «Мегаполис-Экспресс». Напротив парень и девушка держали друг друга за руки. На столике перед ними лежал русско-английский разговорник. Боковые места пустовали.
Я спросил тетку с газетой.
– Вы до Москвы?
– Да.
– Тогда я могу уступить вам нижнюю полку.
– Спасибо. Вы уже хотите стелиться?
– Да, пожалуй.
– А вы не опустите эту штуковину на окне? – Она показала на штору из синего дерматина. – В вагонах всегда сквозняки, хоть и лето сейчас.
Пятница
В узкую щель между шторой и рамой окна пробивался солнечный свет. Я сел на полке, согнувшись, чтоб не удариться головой о третью полку. Снова лег, натянул джинсы, передвинулся ближе к проходу и спустил ноги на край нижней полки. Спрыгнул, сунул ноги в кроссовки. Тетка с крашеными волосами спала, отвернувшись к стене. Парень и девушка тоже спали. Простыня девушки завернулась, видна была бледная кожа плеча и красная бретелька лифчика.
Я вышел из туалета. Купе проводников было открыто. Проводница мыла под краном лицо. На ней была голубая рубашка, темно-синяя юбка и колготки телесного цвета, с блеском.