Плагиат (Исповедь ненормального)

Карлов Борис

Но вот однажды, по непонятной причине, мой новенький «386-й» накрылся медным тазом. А дискеты, на которых я имел привычку архивировать свои рукописи, бесследно исчезли. Я принял намёк свыше и оставил затею.

Чтобы отвлечься, я стал наговаривать в диктофон туповато-ходульные шлягеры Бориса Акунина. Симпатия читающих народных масс, как я надеялся, могла запитать меня положительно заряженной энергией.

16

Временами, задумавшись, я проводил пальцем по коже за ухом и катал по косточке круглую упругую капсулу.

В нашем «клубе путешественников», численностью теперь в два человека, этот жест считался вредной и опасной привычкой. Но вот однажды я не нащупал капсулу у себя за ухом. При помощи двух зеркал и направленной лампы я смог разглядеть лёгкий, едва заметный и уже затянувшийся надрез. Это была третья катастрофа, самая страшная катастрофа в моей жизни.

От нахлынувшего на меня ужаса я мог потерять рассудок. Невозможность возврата к прежней жизни оказалась страшнее смерти. Всё равно как залететь в далёкий космос и обнаружить, что вытекло топливо, предназначенное для обратной дороги.

Я бросился к телефону и после первого же оборвавшегося гудка услышал подавленный возглас Гусева:

— Да!..

— Пощупал? — заговорил я с ним страшным голосом.

— Да…

— Почему не позвонил?

— Я… хотел.

— Струсил. Когда?

— Вчера была. Я… голову мыл. Перед этим… как его… концертом.

— Значит, ночью.

— Кто? Зачем?

— Не знаю. Спецслужбы… Какой-нибудь «Патруль времени».

От волнения мы оба говорили как пьяные.

— А если Зюскевич?

— Зачем, ему не надо. Мы и без того у него под колпаком. Мы сидим у него под колпаком, там в метро, понимаешь? Зачем ему?!

— Не ори. Я всё равно этого не осмысливаю. Я с самого начала ничего не понимал. Как это можно. Есть же какие-то причинно-следственные связи…

— По правде говоря, я тоже не понимаю.

— И что теперь?

— Гусев… я так не согласен. В реальной жизни я бы не стал ничего этого делать.

— Чего?

— Убивать, насиловать, воровать чужие тексты. А ты?

— А я и так… Ну, немного. На Пугачёвой бы точно не женился. Да, это всё как игра воспринималось, как симулятор, стрелялка… Теперь не знаю. Здесь всё по-другому. Здесь я поставлю всё своё состояние на «красное» и глазом не моргну. Потому что в любую минуту можно соскочить. Теперь не знаю.

— Ладно, заладил. Я людям страшнее жизни поломал. Писательский труд это… а-а, тебе не понять. Слушай, Гусев. Короче, так. Если Зюскевич нам не поможет, я, может… Я точно застрелюсь или траванусь. Больше не могу. Я ещё раньше не мог, но терпел, а теперь всё, выбора нет.

— Стой, стой, ты чего! — Гусев перепугался, что останется один в «далёком космосе». — Ты чего, у тебя семья, ребёнок будет!

— Всё липа, всё мираж, все зомби.

— Блин, ты чего! Я же не зомби! Стой, погоди, я всё придумал.

Я поверил, потому что от испуга можно найти выход почти из любого положения.

— Что.

— Третья капсула. Берёзкина вернулась вместе с нами, но без капсулы. Мы в тюрьме хотели отнять, но её уже не было. Значит, она спрятала!

— Ну так мы уже в другом времени.

— Мы в другом времени. Но мы не в другом мире. Мы в продолжении того, нового! А это значит…

— Это

значит, что капсулу нужно искать в тюрьме…

— Мы найдём её, Теля, мы её точно найдём!

В смутном вихре панических обрывков прорезался луч надежды.

— Как же мы попадём в тюрьму, в Кресты?

— А, век воли не видать! Ведь всё, всё ложиться, один к одному! Ведь я там буду через неделю, буду снимать клип. Ну, понимаешь, такой, сюжетный. Херня, короче. А мы всё разнюхаем. Расспросим, подмажем… Где спала, где жрала… Койку, стол, стул обшарим по миллиметру. В дырку от сучка сунула, мякишем замазала, как сейчас вижу. Объявим премию за находку среди зеков, будто капсула с ядом… ну, в порядке бреда, придумаем что-нибудь. Теля, мы её должны найти, или нам нормально не жить!

— Не жить, — согласился я и повесил трубку.

17

Едва Зюскевич вошёл в лабораторию, следом влетел его начальник генерал Лядов.

— Где вы были?! — прохрипел он, задыхаясь.

— С каких это пор я должен отчитываться, где я бываю?

— Вы прекрасно знаете, что ваша работа имеет государственное значение.

— Я не продавал секретов.

— Вас пытались охранять, с вами пытались связаться!

— Позвонили будто бы из больницы, где находится моя невеста… Кто-то зло пошутил, и я поехал. Машина сломалась. Я дозвонился до больницы, пересел в электричку и вернулся.

Генерал вытер платком лицо. Было похоже, что его тоже здорово нахлобучили. А кто может нахлобучить технаря-генерала? Спецслужбы…

— Работайте, Зюскевич. И без фокусов. Скажите спасибо, что перестройка.

— Ладно, ладно, обещаю. Вы Анечку не видели?

— Кажется… в буфете.

— Пойдёмте, кофейку выпьем.

— Благодарю вас, я уже…

Зюскевич вошёл в местную кофейню и сразу увидел свою лаборантку маленькую и худенькую девушку, которой он никак не мог найти применения. Она болтала с курящими подругами, которые стряхивали пепел в кофейные чашки.

Миня негромко окликнул Анечку и поманил пальцем.

— О! — сказала она. — А говорили, найти не могут.

— Нашли, нашли. Пойдём, поможешь.

Анечка поднялась и сказала подругам:

— Раньше слышала только «уйди, не мешай», а теперь — «пойдём, поможешь».

— Жениться хочет. Анька, слышь, после первого свидания не соглашайся, после уважать не будет.

Миня покраснел и, схватив Анечку за руку, потащил в лабораторию.

— Дверь, дверь, чтоб была открыта!..

Однако дверь он сразу закрыл и перекодировал.

— Аня, сосредоточься, пожалуйста.

Анечка сжала рот в точку и вскинула брови.

— Я всё настрою, залезу в хроноотсек, а ты нажмёшь «энтер». Сумеешь?

— Вы? В обезьянник?! Ни за что.

— Хорошо, давай так: ты лезешь в хроноотсек, а я жму на клавишу.

— Всё, я поняла, я согласна.

— Тогда пошли в метро.

В недостроенной когда-то ветке метро, под самым центром города, находились упакованные в многослойные саркофаги «заповедные» зоны, в которых никто не имел права ничего менять ни через год, ни через сто, ни через тысячу лет. Здесь проводились эксперименты по перемещению во времени.