Пламенный клинок
Шрифт:
Вот! Пыльная рогожа укрывала невысокую пирамиду бочек возле стены. Амберлинское не любит холода; наверняка это те самые бочки, которые он ищет. Гаррик ухватил край рогожи и в отчаянной надежде сдернул ее.
Его лицо медленно вытянулось.
Бочки с элем. И все.
Амберлинского здесь не было. Может, вообще не привезли, а может, поместили в одну из дюжины других кладовых, разбросанных по всей крепости. Так или иначе, сейчас ему бочек не найти. Карты при нем нет, а запомнил он лишь небольшую часть, нужную ему. Он может провести весь вечер в бесплодных поисках,
Черное отчаяние сменилось кипящим гневом. Все его планы, вся его жизнь обратились в ничто, разрушенные предательством друга и прихотью судьбы.
«Будь ты проклят, Азра! — в ярости подумал он. — Будь ты проклят, и остальные Девятеро. Ваш народ взывает к вам, а вы остаетесь безучастными. Что ж, если вы ничего не сделаете, то сделаю я!»
Как и в Солт-Форке, дело погибло из-за человеческого малодушия. Но Гаррик знал, где пируют принц и генерал Даккен, и у него оставался верный меч. Если он не может одержать победу, то свершит кровавое мщение.
Его глаза потемнели от ненависти, и он вышел из кладовой, думая только об убийстве.
— Клиссен!
Тот напрягся, заслышав пропитой голос главнокомандующего, но мигом взял себя в руки и обернулся. Главнокомандующий стоял в дверном проеме с сигарой в одной руке и бокалом в другой; рядом, как обычно, крутился этот мерзкий гад Беттрен. Очевидно, они вышли из-за стола обсудить какое-то важное дело.
Главнокомандующий переложил сигару в другую руку и поманил Клиссена пальцем, словно шкодливого ребенка. Тот придал лицу угодливое выражение, согнав обычную надменность. Пусть Госсен тешится властью, если угодно. Все равно его дни сочтены.
— Главнокомандующий, — учтиво промолвил Клиссен, скрывая отвращение с легкостью, выработанной за долгие годы. — Главный управитель Беттрен.
Когда-то главнокомандующий был атлетически сложенным мужчиной с квадратным подбородком, но за десятилетия обжорства и изнеженной жизни разжирел и обрюзг. От него исходил кислый и резкий стариковский запах, а руки были усеяны пятнышками. Повязка закрывала один глаз, блуждающий в разные стороны после того, как главнокомандующего хватил удар.
— Какая-то сардка исполнила крамольную песню перед принцем, — злобно прошипел Госсен, понизив голос. — А не затем ли ты здесь, чтобы не допускать подобных выходок?
Беттрен ухмыльнулся. Темноволосый и стройный, писаный красавец, с тонкими усиками, в безупречном камзоле. А еще — бесстыдный подхалим. Вырви у него язык, тот окажется черным до корней. И Клиссену очень хотелось вырвать у него язык.
— Я уже веду поиски, главнокомандующий, — ответил Клиссен.
— Принц разгневан! — продолжал главнокомандующий. — А твой безмозглый подчиненный расхаживает туда-сюда с отрядом стражников и изводит всех расспросами! Мы должны действовать незаметно, Клиссен! Оставаться за кулисами! Сегодня здесь собрались представители половины цивилизованного мира! Постарайся хотя бы сохранять впечатление, что знаешь свое дело.
— Всё под наблюдением, главнокомандующий, — сказал Клиссен. «Или, по крайней мере, было бы, если бы ты заткнулся и позволил мне выполнять мою работу».
— Пока ты здесь, старший охранитель, — произнес Беттрен в своей жеманной, неестественной манере, вызывавшей у Клиссена желание подписать ему смертный приговор, — я хочу задать вопрос.
— И какой же? — устало отозвался Клиссен.
— Давеча нескольким моим людям не позволили пройти в северную башню. Очевидно, ты приказал никого туда не допускать. Любопытно, чем ты там занимаешься?
— Любопытно, что за дело привело твоих писцов в столь отдаленную и пустынную часть крепости, — парировал Клиссен.
— Отвечай на вопрос! — рявкнул главнокомандующий. — Что в той башне?
— Залог безопасности, — ответил Клиссен. — То, что можно задействовать лишь в самом крайнем случае. Обеспечить безопасность принца важнее, чем сохранить лицо империи. — «К тому же я окончу дни на каторге в Озаке, если хоть волос упадет с его головы. Но это еще приятный жребий по сравнению с тем, что предстоит тебе».
На лице главнокомандующего промелькнула нерешительность, когда он понял, что находится в башне, но он промолчал, чтобы оставить возможность изобразить неведение, если вдруг что-нибудь пойдет не так. «И на таком двоедушии зиждется империя», — подумал Клиссен.
— Ты мне отвратителен, Клиссен, — заявил главнокомандующий. — И всегда был мне отвратителен.
— Ваша честность столь же достохвальна, сколь редкостна, — с гадкой улыбочкой ответил Клиссен. — Но оценит ли ее канцлер? Мне кажется, его больше впечатлит, что я поймал последнего из Рассветных Стражей. Теперь прошу меня извинить, я занят заботами об империи.
С этими словами он удалился, оставив старого недоумка и его выкормыша злопыхать ему вслед. Столь открытое неповиновение было опрометчивым и безрассудным, но, свидетель Вышний, ему стало легче. Главнокомандующий уже давно распинается, как он ненавидит Клиссена, но Клиссену это нисколько не навредило. А когда Гаррик повиснет в петле, Клиссен станет неуязвим.
Если только приспешникам Гаррика не удастся испортить свадьбу принца. Тогда всю вину свалят на Клиссена, и главнокомандующий — а именно он несет конечную ответственность за действия Железной Длани в Оссии — падет вместе с ним. Сухим из воды выйдет только Беттрен, ведь административное управление Железной Длани безопасностью не занимается. И тогда отказ в повышении будет наименьшим из несчастий, грозящих Клиссену.
Он подумал о Лиси и Джуне, своих золотоволосых дочерях. Подумал о своей прекрасной жене и о замечательном доме, который она содержала с такой роскошью. Подумал о старом ленивом Бароне Огурчике. Всего это он лишится, если не сумеет вырвать с корнем измену, которая замышляется сегодня.
«То, что нам дорого, делает нас слабее, — напомнил он себе. — Но сейчас не время. Сейчас я представитель власти».
Харта он нагнал возле оружейной: тот торопливо ковылял к следующему месту назначения, за ним следовал измученный младший надзиратель.