Пламенный клинок

Вудинг Крис

«Если увидишь Полого Человека, беги. Беги и не останавливайся. Иначе он тебя убьет».

— Он говорил, что Гаррик убьет меня, если отыщет, — добавил Арен.

— Стало быть, он знал Гаррика не так хорошо, как ему думалось. Чувство чести у этого человека сильнее здравого смысла.

Их башмаки скрипели по гравию. Вокруг задувал холодный ветер.

— По крайней мере, ты откроешь мне настоящее имя моего отца?

— Открыл бы, будь моя воля. Но я не имею права об этом рассказывать. Ведь уже пятеро погибли из-за моей болтливости в Солт-Форке.

— Речь о моем отце! — в отчаянии выкрикнул

Арен.

— А он был хорошим человеком? Хорошим для тебя?

— Да!

— Тем лучше. Пусть таким и останется.

Арен почувствовал нарастающее раздражение. Ответ был совсем близко, и снова все сорвалось из-за человека, который только что жестоко избил его, человека, которого он презирал всем сердцем. Он уже сам не верил, что после той ночи в святилище чуть не проникся к нему восхищением. Теперь он будет счастлив, если они больше никогда не заговорят снова. Однако отстраниться от Гаррика значило бы лишиться возможности узнать, кем был отец на самом деле.

В его памяти возникли образы Клиссена и Харта: один похожий на крота, очкастый; другой высокий, надменный и статный. Харт вонзает кинжал отцу в горло. Клиссен мельком показывается в окне особняка Крента в Саллерс-Блаффе.

— Меня использовали как приманку, — произнес он. — Только и всего. Приманку для Гаррика.

— Они знали, что чувство чести заставит его явиться за тобой, едва он услышит о случившемся. Держали страхоносцев наготове. В том-то и дело, что они бы с легкостью всех нас перебили, попытайся мы вас вызволить. Лишь потому, что вы ускользнули незамеченными и выбрались на свободу, мы избежали гибели. Но все равно цена оказалась высокой.

— Вот как, значит? — спросил Арен. Его скорбь снова сменилась гневом. — Моего отца убили без вины, нас с Кейдом упекли в рудник — и все затем, чтобы дотянуться до него? — Он махнул рукой в сторону Гаррика, одиноко шагавшего впереди всех.

— Такова кроданская справедливость, — с сожалением произнес Киль.

«Кроданская справедливость», — подумал Арен. Да, когда нибудь и им воздастся по справедливости. Харту. Клиссену. И еще кое-кому.

Он смотрел Гаррику в спину. Его страдания и боль, загубленное детство, гибель отца, да и Османа — все это на совести Полого Человека. Все это произошло из-за Гаррика.

«Мой отец погиб из-за тебя, — подумал Арен. — Когда-нибудь ты за это ответишь».

ГЛАВА 31

Фен проснулась, ежась от предрассветного холодка. Со стоном приподнялась: после ночевки на жесткой земле ломило все мышцы. Поморщившись от неприятного привкуса во рту, она крепко укутала плечи одеялом.

Четвертая ночь после бегства из Скавенгарда прошла в таких же стесненных условиях, как и три предыдущие. Горы вымотали всех напрочь. Ясные осенние ночи приносили с собой холод, пробирающий до костей, всех томил голод, а охотиться было не на кого. Укрытием для путников служил клочок каменистой земли между двумя скальными выступами, дававшими слабую защиту от стихий. Костер не разводили, потому что на восточной стороне Остенберга деревья росли весьма скудно. Те, которые им попадались, были жесткими и сучковатыми, и требовалось слишком много усилий, чтобы свалить их и донести до нужного места.

Все роптали, но Фен была привычна к неудобствам, и они почти не волновали ее. Отец взял ее с собой в лес, когда ей было одиннадцать, а даже самый опытный охотник порой возвращается с пустыми руками или оказывается застигнут непогодой. Недостаток пищи и холод были для нее обыденностью. Это и отличало ее от изнеженных горожан, которые впадали в отчаяние, случись им остаться без обеда, и считали, что ночь, проведенная без одеяла, сведет их в могилу. Большинство людей ходили привычными путями, не осмеливаясь и на сто шагов отдалиться от безопасных мест. А освободиться от этих ограничений значило открыть для себя целый мир.

Боль проходит. Голод проходит. Все проходит со временем.

Она с унылым безразличием оглядела привал. Ее спутники еще лежали, укутавшись в одеяла и свернувшись калачиком для тепла. Скирда спала на впалом животе Вики. Лишь Гаррик бодрствовал, сидел на страже, привалившись спиной к одному из выступов. Их взгляды встретились, потом Гаррик отвел глаза.

Когда Фен впервые встретила его, он назвался Лейном из Верескового края и в его глазах полыхало пламя мятежа. Он научил ее, как досадить врагам, выжившим ее из дому. Теперь он носил другое имя и был иным человеком: злым, резким, раздражительным, а иногда жестоким. Кто-то из Железной Длани посчитал необходимым отправить за ним вдогонку страхоносцев. Но кто именно, она не знала.

После Солт-Форка все пошло не так. Заход в Саллерс-Блафф повлек за собой сплошные бедствия. Намерение Гаррика захватить Пламенный Клинок, дерзкое и бесстрашное, если взяться ввосьмером, выглядело полнейшей глупостью, когда их осталось всего трое. Но он упрямо не желал свернуть с пути. Даже если Ярин проберется к ним с нужными сведениями, даже если Мара окажется такой гениальной, как говорит Гаррик, силы их ничтожно малы. То, что прежде выглядело достойной восхищения отвагой, теперь смахивало на слабоумие.

Ее взгляд упал на Арена, зарывшегося в ворох одеял. Его лицо еще было опухшим и бледным, но синяки уже заживали благодаря мази друидессы. Синяки, оставленные Гарриком.

Ее отец был прав. Никогда ни на кого не полагайся. Подведут.

Фен поднялась, сбросила одеяло, отыскала лук и заплечный мешок.

— Пойду разведаю дорогу, — сказала она, проходя мимо Гаррика.

Гаррик понимающе буркнул и ничего не сказал. После той стычки он говорил мало и не встречался взглядом с Ареном. Заглядывать людям в душу не было сильной стороной Фен, но она догадывалась: Гаррик понял, что перегнул палку. Во всем его облике чувствовались досада и стыд. Даже Киль смотрел на него по-другому.

Она подозревала, что он просто тянет время, пока они доберутся до какого-нибудь безопасного места и он сможет сбросить с себя обузу, выполнив давнюю клятву. Тогда Арен уйдет, а с ним Кейд, Граб и, вероятно, друидесса. После чего их снова станет трое.

Слишком мало.

Она направилась на восток, к горному кряжу, где серое небо у горизонта наливалось синевой. Если повезет, оттуда перед ней откроется дальнейший путь; во всяком случае, можно будет понаблюдать за рассветом. За «каждодневным чудом», как говорил ее отец, когда на его устах еще было место радости.