Пламенный клинок
Шрифт:
Последовала угрюмая пауза — все вспоминали погибших. Потом Киль хлопнул в ладоши:
— Ну что, по второму кругу? Не амберлинское, конечно, но вполне сойдет.
— Граб только за! — воскликнул скарл, а Киль уже наполнял стаканы.
— Говорят, у принца Оттико на столе сладкого вина не будет, только амберлинское, — тоном знатока сообщил Кейд.
При упоминании принца Киль и Гаррик переглянулись.
— Да неужели? — спросил Киль. — Не знал.
Арен повертел стакан в руке, и взгляд его сделался печальным.
— Мой отец всегда любил амберлинское, — заметил он. Потом посмотрел в лицо Гаррику и понял, что сболтнул лишнего. Одно упоминание Рэндилла приводило Гаррика в ярость.
Ну и ладно. Арен будет говорить об отце, когда захочет. И даже позволит себе нечто большее.
— Я еще не пил в его память, — внезапно произнес он. — До сих пор не предоставлялось случая. — Он с вызовом вскочил и поднял стакан. — Мой отец. Он пал от кроданского клинка. Пусть я не знал, кем он был на самом деле, но для меня он был хорошим человеком, и я его любил.
Все сидящие за столом приутихли; повисло напряжение. Ощутив на себе пристальный взгляд Гаррика, Арен произнес:
— Милосердие Сарлы да пребудет с ним, — и выпил.
— Милосердие Сарлы да пребудет с ним, — эхом повторила Вика и тоже выпила.
Кейд явно опасался гнева Гаррика, но замешкался лишь на миг.
— Милосердие Сарлы да пребудет с ним. — И опрокинул стакан, прежде чем успел передумать.
Следующей была Фен, а за ней Граб, который на сей раз тоже произнес поминальные слова.
Остались только Киль и Гаррик. Криволомец смерил друга долгим взглядом. «Что было, то прошло», — словно бы говорил он. Затем он пожал плечами и выпил.
— Милосердие Сарлы да пребудет с ним.
Гаррик медленно отодвинул полный стакан и поднялся. Он выглядел не разгневанным, а усталым.
— Надо бы позаботиться насчет лошадей или повозок, — пробормотал он.
— Да! — подхватил Граб. — Граб хочет знать, какие приключения ожидают его впереди! У Граба еще много свободной кожи!
Гаррик промолчал и зашагал прочь. Другие тоже промолчали. Скарл явно ничего не понял. Гаррик не хотел себе такого спутника. И Арен, честно говоря, тоже. Хотя часть пути они прошли вместе, это не делало их друзьями.
Все принялись беседовать между собой. Кейд наклонился к Арену и открыл было рот, но друг его опередил:
— Я знаю, что ты собираешься сказать. Ты не хочешь их покидать, верно?
— А зачем? Они отличные спутники, разве нет? — Тут он увидел выражение лица Арена и быстро пошел на попятную: — В смысле, если не считать, что Гаррик в тот раз тебя отлупил. Но он сам сожалеет! Погляди на него.
— Кейд… — Арен силился облечь свои чувства в слова, понятные другу. — Я его ненавижу, понимаешь? Все наши беды случились из-за него.
— Неправда, — возразил Кейд, подняв палец. — Кто убил твоего отца? Кроданцы. Кто отправил нас гнить на каторге? Кроданцы. Однако ты по-прежнему не спешишь обвинить квадратноголовых в том, что лежит на их совести. А теперь спроси себя: кто нас выручил, когда нам оставалось только отправиться на растерзание костоголовым псам или шагнуть с утеса?
— У нас был план, помнишь? — язвительно заметил Арен. — Добраться до безопасного места, а потом понять, куда ветер дует. Перед нами открылась бы вся Оссия. Кажется, ты хотел стать лицедеем?
— Да, но то было раньше, — сказал Кейд. — Они делают благородное дело. Правильное дело. Сражаются за нашу страну, и им нужна помощь.
— Помощь? — презрительно фыркнул Арен. — Ты даже с мечом обращаться не умеешь, да и я не воин. Чем мы поможем?
— Не знаю, — ответил Кейд, гоняя по тарелке соленый огурец. — Зато знаю, что мой папаша будет горд, услышав, что я присоединился к повстанцам.
Эти слова отрезвили Арена. Иногда он забывал, что Кейда многое связывает с Шол-Пойнтом. Для Арена все мосты были сожжены, когда погиб отец, но у Кейда там осталась семья. Какие мучения испытывают его родители, не ведая о судьбе единственного сына?
— Ты по ним скучаешь? — спросил Арен.
Кейд пожал плечами.
— По папаше — не то чтобы очень. А вот матушка… По ней я сильно скучал, когда мы были в лагере, а потом — не особо. Понимаешь, приятно, когда куда-то двигаешься. Не важно, в какую сторону, лишь бы подальше оттуда. — Тут в голову ему пришла какая-то мысль, и он слегка нахмурился. — Я собирался написать им весточку, когда мы разберемся с нашим положением. Наверное, ты мог бы мне в этом подсобить?
— Разумеется. О чем бы ты хотел рассказать?
— Ну, не знаю. Что все хорошо и я странствую по свету. А папаше передать, что может засунуть свои проклятые стамески и пилы куда подальше. — Он усмехнулся.
Взгляд Арена упал на Гаррика, который стоял возле стойки и беседовал с трактирщиком. Ксуланину на вид было не то за сорок, не то за шестьдесят — сказать трудно. Одет он был в пурпурный камзол, слишком нарядный, чтобы в нем работать, а в манере держаться и жестикулировать проступало нечто вельможное. Он явно происходил не из простых: высокородные ксулане считались завзятыми щеголями. Но почему он содержит захолустный трактир в порабощенной Оссии?
— Послушай, — сказал Арен Кейду. — Я знаю, тебе нравится, за что ратует Гаррик, но ведь его самого преследуют. И не кто-нибудь, а страхоносцы. Мы не представляем для кроданцев никакой ценности, просто послужили наживкой. За нами никто не гонится. Мы можем делать что угодно. Не этого ли мы всегда хотели?
— Пожалуй, — мрачно согласился Кейд. Он не сводил глаз с Фен, которая весело болтала с Килем, разомлев от еды и выпивки, и Арен невольно разозлился, что так легко теряет друга из-за девчонки. Новое увлечение ослепило Кейда, и он не понимал, что ничего у него не выйдет.