Пламя и крест. Том 1
Шрифт:
Ведьма расхохоталась.
– Просветить, – повторила она. – Ты молись, чтобы тебе палач не посветил. Я уже знаю, какой сюрприз ты готовишь Его Преосвященству. Лишь бы только тебе не пришла столь же забавная идея относительно меня, чертовка.
– Откуда ты знаешь? – Спросила Катерина быстрей, чем успела подумать, и теперь проклинала себя за поспешность.
Старуха пожала плечами.
– Откуда знаю, оттуда знаю. Но я тебя не выдам, доченька. Толстый поп захлебнётся собственной кровью и рвотой, и поделом... Может, быстрее увидит того Бога, которому каждый день молится.
Ведьма обмакнула палец
– Ты уже ужинала, вертихвостка? – Сварливо спросила она.
– Большое спасибо, матушка. Я ела. Но... откуда ты знаешь? – Вернулась она к прежнему вопросу.
– Видит тот, кто умеет смотреть. Слышит тот, кто умеет слушать. Ты не умеешь. Может, научишься. Когда-нибудь. Если доживёшь.
Катерина очень тщательно защитила свою мастерскую. Много дней она провела, терпеливо нанизывая заклинания, словно бусины на нить розария. Благодаря этому, небольшая комната, скрытая за задней стеной её шкафа, была окружена барьером, защищающим его как от магии, так и от нежелательных гостей. И даже если кто-то приложил бы ухо к дереву когда Катерина находилась в мастерской, он ничего бы не услышал. Или старуха имела такую мощь, что подслушала разговор Катерины и Герсарда, который состоялся в спальне? А может, умела читать мысли? Катерина вздрогнула, надеясь, что такими способностями ведьма пока не обладает.
– Приведи ко мне своего сына, вертихвостка – приказала ведьма, скривив губы. У Катерины закололо сердце.
– Не вмешивай в это моего ребёнка, – ответила она резким тоном.
– Разве я хочу ему навредить? – Обиделась старуха. – Разве я, доченька, навредила бы крови от твоей крови и кости от твоей кости?
– Тогда зачем он тебе?
– Чтобы его заклясть, чертовка. Заклясть мощным благотворным заклятием. Это будет дар. Это будет жертва. Это будет большая честь.
Катерина фыркнула словно разозлённая кошка.
– Ничего подобного, – сказала она. – Держи свои лапы подальше от моего сына, не то я их тебе повырываю.
Ведьма не вспыхнула гневом, даже не фыркнула насмешливым или ехидным смехом. Она лишь покачала головой.
– Я не сделаю ему ничего плохого, Катерина, – серьёзно сказала она, наверное, в первый раз произнося имя своей ученицы. – Поверь мне.
Уставившаяся на неё Катерина прищурилась.
– Ничего подобного, – повторила она.
– Если ты его не приведёшь, я никогда не дам тебе Книгу, – решила старуха.
– Ты подлая гадина, ты мерзкая...
Ведьма прошипела что-то сквозь зубы, и Катерина почувствовала, что не может произнести более ни одного слова. Ба, она не могла даже пошевелиться, будто её настиг приступ паралича. Она могла только с яростью смотреть на сгорбившуюся ведьму.
– Горячая чертовка, ой, горячая, – забормотала старуха. – Но ты дашь мне сына, вертихвостка. Ты знаешь, что я его не трону, ты чувствуешь, что я его не обижу. Я могла бы заставить тебя, но я не буду заставлять. Ты дашь мне его по доброй воле.
Она снова прошипела что-то сквозь зубы, и Катерина почувствовала, что паралич проходит.
– Не дам! – Зарычала она. – Хоть что со мной делай.
– Иди уже, – приказала старуха. – И не забудь обдумать мои слова. Я хочу остаться с ним на столь короткое время, что ты не успеешь даже три раза прочитать «Отче наш».
Катерина собиралась с мыслями в течение двух дней. С одной стороны, в ней нарастала жажда обладать Чёрной Книгой и добиться благосклонности ведьмы, с другой она боялась за сына. Но ведь старуха поклялась, что не причинит ему вреда, убеждала она саму себя. Но при этом она понимала, что эти уверения на самом деле не стоят ничего. Если старуха захочет нарушить обещания, то нарушит их не моргнув глазом. Но ведь она могла бы меня заставить меня отдать ребёнка, тотчас мысленно добавляла она, но не поступила таким образом. В эти два дня она чаще, чем когда-либо раньше, говорила с сыном.
Она даже поужинала с ним, чего вообще не делала никогда раньше.
«Если я не соглашусь, буду сожалеть до конца жизни», – подумала она на второй вечер, когда уже прижалась лицом к пахнущей розовым маслом подушке.
– А если ты потеряешь сына? – спросило что-то внутри неё твёрдым задиристым голосом.
– Я молодая! – закричала она на саму себя. – Рожу другого!
И в тот же миг она испугалась собственных мыслей и собственной жажды обладания Шахор Сефер. Поскольку на самом деле считала себя хорошей матерью. Ну, так скажем, не худшей. Единственное, в чём она могла поставить себе в вину, так это то, что она не могла заставить себя понять сына, постараться узнать, что он чувствует и о чём думает. В его компании она всегда чувствовала что-то вроде смущения, и, одновременно, стыда из-за того, что он ощущает эту скованность.
– Но ведь я его люблю, – призналась она подушке. – Наверное, – добавила она через некоторое время.
Когда она проснулась утром, она уже решила, что делать. Она решила рискнуть. Ведь старуха не захочет сделать меня врагом, убеждала она себя. И, убеждённая, отправилась после захода солнца в бедняцкий район, едва сдерживая слёзы, видя, как её сын счастлив и горд, что может пойти на прогулку с матерью. Хотя одновременно он был удивлён, что они вышли из дома после наступления темноты, а мать, обычно красивая и стройная, на этот раз одета так, будто хотела спрятаться от людских глаз.
– Идём. – Катерина взяла мальчика за руку. – И помни: ничего не бойся.
– Я никогда ничего не боюсь, – дерзко заверил он. – Когда я здесь, никто не причинит тебе вреда.
– Очень хорошо. Вот это мой сын. – Она взъерошила ему волосы.
Она толкнула скрипучую дверь хибары, в которой жила ведьма, и, как обычно, внутри её окутал саван вони и выедающего глаза дыма из очага. Старуха сидела у костра и помешивала что-то в котелке, подвешенном над пламенем. Во время этого занятия она бормотала, но Катерина, хотя и была в состоянии уловить отдельные слова, не узнавала языка.
– Здравствуй, матушка, – громко проговорила она.
Её сын, видимо, утратил продемонстрированную перед дверью дерзость, ибо она почувствовала, что он сильно сжал её руку и придвинулся ближе, чтобы боком касаться материнского платья.
– Кто этот уродец? – Выдавил он голосом, который по замыслу должен был быть заносчивым и грозным, но перешёл в неконтролируемое пищание.
Ведьма подняла взор.
– Так-то ты воспитала сына, чертовка? – Спросила она насмешливо. – Что, переступая порог чужого дома, он начинает визит с оскорбления хозяина?