Пламя и крест. Том 1
Шрифт:
– Я думаю, что ты, Арнольд, предпочитаешь, скорее, общество девок, – заговорил ван Бохенвальд.
– Честно говоря, я забыл об огне, разжигающем плотские страсти, – ответил Ловефелл. – Хотя когда-то: да. Когда-то я предпочитал общество дам.
– Когда-то, когда-то, когда-то... – Толстяк замахал руками. – А я когда-то, представь себе, был стройным, словно тростинка.
Этого Ловефелл себе представить не мог, но кто знает, может быть, Мариус действительно когда-то больше напоминал человека, чем бесформенную груду жира.
Они уже отдалились от улицы и зашли в заулок, из которого
– Устал, – пропыхтел ван Бохенвальд. – Присядем на стену, Арнольд. Побеседуем.
– Пожалуйста, – ответил Ловефелл, ибо минутка отдыха в тени деревьев не могла навредить. При условии, конечно, что разговор с Мариусом можно было бы назвать отдыхом.
– Справедливо ли я предполагаю, что ты интересным способом проводил недавно свободное время?
– Свободное время? В жизни инквизитора? Да ты шутишь, Мариус, – осторожно ответил он. Толстяк засопел в явном изумлении.
– Может, ты хочешь о чём-то мне рассказать?
– Не думаю, Мариус. – Ловефелл сохранил спокойствие. – Потому что я направляюсь в Амшилас, и в Монастыре для меня будет большой честью написать отчёт о некоторых событиях. Если ты получишь соответствующее разрешение, то, наверное, и ты сможешь с ним ознакомиться.
– Ну, ну, – проворчал ван Бохенвальд. – Верёвка уже натянута. Не перетягивай её ещё сильнее.
Инквизитор посмотрел на него искренне удивлённым взглядом.
– Прости, но я не понимаю, о чём ты говоришь.
– Конечно. – Толстяк вытер тыльной стороной ладони лоб, покрытый крупными каплями пота. Но поскольку ладонь тоже была мокрой, это мало что дало. – Знай, что ты не сделал ничего, чего мы не хотели бы, чтобы ты сделал, – сказал он. – Ты посетил Арсанеса в соответствии с нашей волей, хотя эта воля не была тебе ни высказана, ни поручена.
Бохенвальд на мгновение замолчал, как будто ожидая комментария к своим словам, но Ловефелл не собирался говорить. Его не удивляло, что толстяк знал о его разговоре с персидским чародеем. Мало событий могло укрыться от внимания инквизиторов Внутреннего Круга, и хотя Ловефелл был одним из них, он не сомневался, что подлежал постоянному контролю. Так же как, наверное, аналогичному контролю подлежал также и Мариус ван Бохенвальд. Хотя интересно, что он мог ответить на вопрос: quis custodet ipsos custodes? [Кто устережёт самих сторожей? (лат.)]
Инквизитор задумался только, каковы будут последствия его беседы с персидским чародеем.
– Арсанес слишком хорош в искусстве, чтобы не разгадать, что ты послан нами, – продолжил Мариус. – Он, может быть, и не принадлежал к числу самых лучших учеников Нарсеса, но, как видишь, получил знания, позволяющие ему прозябать в им же созданном уголке иномирья. Мы не знаем, где он спрятал своё тело, мы не знаем, где он лежит наподобие трупа, не едя, не дыша и не двигаясь. И, честно говоря, эта проблема не мешает нам спать по ночам.
– Но...? – договорил Ловефелл, ибо знал, что должно последовать какое-то «но».
– Но когда придёт время, мы охотно перекинемся с ним парой слов. Посидим, поболтаем в Амшиласе, так, как мы привыкли говорить с людьми, у которых мы можем многому научиться и которых мы можем многому научить. Так же как когда-то мы беззаботно беседовали с тобой, Арнольд. – На лице толстяка появилась улыбка.
– Не помню, – спокойно и искренне ответил Ловефелл.
– Я знаю, – кивнул ван Бохенвальд, что далось ему с заметным усилием, так как опухшая шея и жирные подбородки не позволяли ему подобные манёвры. – Но это не относится к делу. Важно, что ты пришёл к нему по собственной воле, и ты дал ему, независимо от собственных взглядов, надежду, что вернётся мастер Нарсес. Чего Арсанес, наверное, в равной степени как боится, так и жаждет.
– А чего он хочет на самом деле? К какой цели стремится? – Решил спросить Ловефелл, на самом деле лишь для того, чтобы ван Бохенвальд подтвердил его подозрения.
– И ты знаешь, и я знаю, о чём мечтает Арсанес, и о чём мечтаем мы все. Шахор Сефер, конечно.
– Эта Книга принадлежала мне, – задумчиво проговорил Ловефелл. – Я её написал? – Тихо спросил он через некоторое время.
– Нет, Бога ради! – Искренне рассмеялся Мариус и встряхнулся, обдавая инквизитора капельками пота. – Ты даже на пике своей власти не был настолько силён, чтобы написать Чёрную Книгу. Хотя я признаю, что, как нам известно, ты включил в неё несколько весьма интересных комментариев.
Ловефелл не спрашивал, кто в таком случае написал Шахор Сефер, потому что знал, что ван Бохенвальд скажет ему об этом сам в тот момент, когда посчитает нужным это сказать.
– Если я знал содержание Чёрной Книги, – продолжил Ловефелл, – почему вы его не знаете? Мне казалось, что Нарсес поделился с вами всеми своими знаниями...
Он произнёс эти слова совершенно равнодушным тоном, и на самом деле ответ интересовал его не из-за того, что он сам когда-то был Нарсесом, но лишь из-за того, что ему показалось поразительным, что в Амшиласе не попытались извлечь всё, что знал персидский волшебник. Бохенвальд кивнул.
– Это правда, мастер Ловефелл. Нарсес изучал знания, содержащиеся в Чёрной Книге. Мы не думаем, однако, что он до конца изучил её секреты. Шахор Сефер – это как лабиринт, в котором может заблудиться даже искушённейший разум. Хуже, что в потайных комнатах этого лабиринта спрятаны бесценные сокровища, так искусно смешанные с бесполезной рухлядью, что часто не удаётся разобраться, что есть что. Разговаривая с Нарсесом, мы не изучили Чёрную Книгу. Мы изучили лишь то, что он из неё понял. А это может быть огромной разницей, мастер Ловефелл. Ба, мы уверены, что это огромная разница.
Инквизитор понимал эту точку зрения. Произведения колдунов или алхимиков часто действительно напоминали не столько, может быть, лабиринт, сколько разбросанные кусочки мозаики. Из них можно было составить много картин, но лишь некоторые становились настоящими произведениями искусства.
– Быть может, это сокровище не столь ценно, как все думают... – буркнул инквизитор.
Тот факт, что все уделяли так много внимания Шахор Сефер, ба, даже тот факт, что он сам, будучи ещё Нарсесом, по-видимому, ценил это произведение, не сбивало Ловефелла с толку. История знала много примеров, что даже мудрецы совершали дорого стоящие ошибки, давая себя обмануть подделками и фантасмагориями.