Пламя и крест. Том 1
Шрифт:
Чернокнижник поднял голову и встал с колен, но остался с согнутой спиной, словно невидимая сила парализовала его в середине глубокого поклона.
– Прости, что я осмелюсь не послушать тебя, учитель. Но лишь потому, что, когда наступит великий день, в который ты возвестишь миру, что снова хочешь быть наисильнейшим Нарсесом, горе всем, кто сделал тебя жалким Арнольдом Ловефеллом. И горе всем, кто, зная, кто ты на самом деле, называли тебя этим фальшивым именем.
Мужчина дважды плюнул с отвращением на пол, как будто само
Ловефелл обратил внимание, что Арсанес употребил слово «когда», а не «если». «А значит, либо он свято верит, что я стану тем, кем был, либо хочет, чтобы я в это поверил», – подумал он. В любом случае, инквизитор не собирался обращать внимания на определение его «жалким Арнольдом Ловефеллом». В конце концов, он и в самом деле был жалким осколком стекла, отражающим свет, исходящий от величия Господня. Арсанес, безусловно, не это имел в виду, но попал, однако в самую суть.
– Ты так сильно меня боишься?
Чернокнижник склонился к земле ещё сильнее. Ловефеллу было неуютно от одного только взгляда на него.
– С людей столь неосторожных, что осмелились оскорбить твоё величие, ты сначала приказывал содрать кожу, а потом красных, словно лепестки прекраснейших роз в саду Семирамиды, приказывал варить в кипящем масле. Благодаря твоей не имеющей равных магии они не теряли сознание, а умирали только тогда, когда в милости своей ты позволял им умереть. Так ты спрашиваешь, боюсь ли я тебя, почтенный учитель? Я боюсь даже эха, повторяющего твой вздох.
Только когда волшебник рассказал, как Нарсес поступал с врагами, Ловефелл осознал, что эти слова были правдой. Он увидел тень прошлого перед глазами. Верещащего без памяти человека с содранной кожей, которого опускали в парящий котёл. Он видел себя, как он сидит на троне и, улыбаясь, ест виноград. Но эти видения прошлого, казалось, касались его в той же степени, что и когда-то просмотренные изображения. Да, он, действительно, как был Нарсесом, так и никогда им не был.
– Я служу теперь иному Господину, – сказал он. – Кроме того, ты можешь выпрямиться, а также сесть, если сочтёшь, что сидя тебе будет удобнее.
– Мастер Нарсес был сам себе господином, – ответил Арсанес.
Он выпрямился и присел на край стула.
– Я осмелюсь это сделать лишь потому, что это позволил мне ты, о колодезь мудрости.
– Как будто это было возможно. – Ловефелл пожал плечами, возвращаясь мыслью к предыдущим словам Арсанеса. – Я был... Он был, – поправился он – глупцом. Жестоким, бессмысленным, самонадеянным, я не отрицаю, что сильным, но, тем не менее, глупцом. Ты тоже, если веришь в подобные глупости. Никто не является господином самого себя, а может быть им лишь в пределах ограничений, истекающих из воли Божьей.
Чернокнижник не казался ни оскорблённым, ни удивлённым словами инквизитора.
– Когда-нибудь свет твоей мысли проникнет сквозь заслоны, которые создали поклонники ложного Бога, – спокойно ответил он. – Когда-нибудь ты поймёшь, что я имею в виду, господин. Однако, осмелюсь заметить, не для того ты пришёл в этот мир, о величайший из магов, чтобы спорить со мной о чудесах прошлого. Ты соизволил здесь появиться, чтобы узнать правду о женщине, не правда ли? О той, которую называли Прекрасной Катериной, и чей недостойный бастард носит в себе Шахор Сефер. В этом ли я могу тебе послужить, о ты, кто есть свет в глазах своих последователей?
– Так и есть, – ответил Ловефелл. – Боюсь, однако, что если я останусь, чтобы тебя выслушать, то...
Из-за плотной занавески полным достоинства шагом вышел пушистый белый кот. Он гордо задрал хвост, а его жёлтые глаза яростно зыркнули в сторону инквизитора. Он подошёл к Ловефеллу и без предупреждения прыгнул ему на колени. Как ни странно, даже это движение коту удалось выполнить с достоинством.
– Прости, бог пламени... – Арсанес вскочил на ноги. Ловефелл поднял руку.
– Оставь, – приказал он и почесал животное за ухом.
– С твоим телом ничего не случится, – заверил волшебник, схватывая на лету опасения Ловефелла. – По крайней мере, пока твой недостойный слуга может принимать тебя в этом доме, который не может служить даже хлевом для свиньи, которая...
– Довольно, – приказал инквизитор. – Говори, если есть что сказать.
– Поверь, мастер Нарсес, что моё сердце трепещет от пронзительного наслаждения, что я, который был всего лишь учеником твоих учеников, теперь могу поделиться с тобой знаниями, которые ты ищешь. – Чернокнижник снова присел на краешек стула.
Или, вернее, поделиться со мной той частью знания, которую ты хочешь, чтобы я узнал, поправил его мысленно инквизитор. Ты опасный человек, Арсанес, и я думаю, что своего учителя ты так же сильно ненавидишь, как и, не сомневаюсь, боишься его. Но я, Арнольд Ловефелл, инквизитор из Амшиласа, тебе для чего-то нужен. У меня есть что-то, что ты хочешь получить, хотя, Бог мне свидетель, я не уверен, что это может быть. Но зато я глубоко верю, что ты пойдёшь на многое, чтобы у меня это забрать.
– Говори, – повторил он. – Говори всё, что ты узнал о женщине.
– До меня дошли слухи, что она рискнула вызвать князя Берития...
– Она призвала Берития? – Прервал его Ловефелл, не поверив в первый момент словам чернокнижника. – Мы говорим об одном и том же Беритии, убийце, описанном в Гоэции царя Соломона?
Кот поудобнее устроился на коленях инквизитора с глубоким, басовитым урчанием.
– Именно о нём, о величайший из мудрецов. Она призвала волков, медведей и льва, чтобы заключить его в круг природы и заставить выполнять её никчёмные приказы.