Пламя и крест. Том 1
Шрифт:
Мариус похлопал его по плечу.
– Об этом уже не волнуйся, Арнольд, – сказал он с широкой улыбкой. – А решения о том, что является зерном, а что плевелами, оставь принимать другим.
– Конечно, Мариус, – немедленно согласился Ловефелл.
– Есть те, кто ищет Шахор Сефер, чтобы её уничтожить, как также есть и те, кто охотно похитил бы парня, если бы они только знали, что он является хранилищем для Чёрной Книги. Поэтому нам нельзя никоим образом показать, что бастард Катерины интересует нас сильнее, чем это было бы в случае одарённого молодого инквизитора.
– А если он умрёт? Что будет с Книгой?
Бохенвальд развёл руками.
– Признаюсь честно, Арнольд, что в этом вопросе нас обуревают споры и сомнения. Я считаю, что Книга не исчезнет, ибо она слишком сильна,
Ловефелл вспомнил, что когда он задал вопрос, должен ли он убить Мордимера, чтобы добыть Книгу, ведьма пришла в ужас. Она кричала, что Книга пропадёт вместе с хранилищем. Было ли это правдой, или Роксана всего лишь верила, что именно так и произойдёт?
– Почему бы не закрыть парня в Амшиласе? – спросил он. – Пусть сидит в келье, пока мы не найдём способ добыть Шахор Сефер.
– Найдём? – Злобно фыркнул ван Бохенвальд, сильно акцентируя последний слог. – Я не слышал, чтобы тебя приглашали к участию в раскрытии этой тайны.
– И люди, и вещи меняются, – поучительно ответил Ловефелл.
– Наверное, – сказал толстяк без убеждённости в голосе. – А что касается твоего вопроса, Арнольд, то, к сожалению, так поступить мы не можем. Мы можем только позволить ему жить нормальной жизнью. Обучить его настолько, чтобы он мог позаботиться о собственной безопасности, и издалека наблюдать за его поступками. Иногда ему помогать, если ситуация действительно этого потребует.
Ловефелл понял, а может, скорее, ему показалось, что он понял, что на самом деле имел в виду ван Бохенвальд. Мордимера не хотели закрыть в Монастыре, потому что, видимо, люди, желающие уничтожить Шахор Сефер, принадлежали также и к Внутреннему Кругу. Инквизитора не волновали внутренние разногласия в самом сердце Амшиласа, но он знал, что такие разногласия есть. Ему было плевать, пока они не препятствовали осуществляемой им миссии.
Толстяк посмотрел на Ловефелла, как будто читал его мысли. Инквизитор не думал, чтобы это было возможно, но не мог избавиться от ощущения, что во время каждого разговора с ван Бохенвальдом в его разума что-то пытается проникнуть. Что-то столь юркое и незаметное, как змея, скрытая в зарослях. Он не видел саму змею, а о его присутствии мог предполагать только по тому, что заметил почти неощутимое движение листков и стеблей. Это не было приятным ощущением, но Ловефеллу было нечего скрывать, ибо он выполнял свои обязанности так, как ему приказывали разум и совесть. Может быть, он зашёл слишком далеко, поддавшись любопытству, но разве не в раскрытии секретов в числе прочего заключалась его миссия?
– Ты помнишь наш разговор? О башне, которую напоминает Инквизиториум? – заговорил ван Бохенвальд.
Он даже не ждал ответа, будучи уверен, что Ловефелл не забыл этих слов.
– Так я вежливо приглашаю вас на немного более высокий этаж, мастер Ловефелл. – Он встал со стены с громким пыхтением и протянул инквизитору жирную, унизанную перстнями руку, и тот схватил её после почти незаметного колебания. Краем глаза он заметил только, что губы ван Бохенвальда шевельнулись, будто толстяк произносил какие-то слова, но потом не смог уже больше ничего увидеть, ибо почувствовал удар крови в голову и потерял сознание. Сознание вернулось вместе с кислым вкусом рвоты и головокружением.
Он стоял на коленях под стеной, и как раз на эту стену вываливал остатки съеденного сегодня завтрака.
– В первый раз всегда проблемы, – услышал он сочувствующий голос Мариуса.
Ловефелл повернул голову и увидел толстяка, который стоял всего в нескольких шагах от него, вгрызаясь в сочную грушу. Инквизитор увидел сок, текущий по пальцам ван Бохенвальда, и ему опять стало плохо, однако на этот раз он удержался от рвоты. Он встал и, вероятно, рухнул бы обратно на колени, если бы его не поддержала сильная рука товарища.
– Должен признать, ты и так хорошо это перенёс, Арнольд, – сказал ван Бохенвальд с признанием. – Я знал таких, которые выблёвывали собственные внутренности.
– Наверное, – Ловефелл услышал, как слаб его
Толстяк от души рассмеялся.
– В точку, мастер Ловефелл. Какую пользу мы могли бы извлечь из слабых, и как, предводительствуемые слабыми, мы могли бы победить в вечной и священной войне, которую ведём?
Инквизитор огляделся вокруг. Они стояли посреди небольшой пустой комнаты, пол которой был выложен квадратными плитами цвета песка. Через окна, составленные из цветных стёклышек витражей, пробивался тусклый дневной свет. Он поморгал веками, чтобы обострить зрение, и увидел, что изображённые на витражах сцены представляют горящих на кострах женщин. Произведение было сделано так искусно, что пламя, казалось, бушует под поверхностью стекла, а тела ведьм, казалось, корчились в муке.
– С возвращением в Амшилас, Арнольд, – сказал ван Бохенвальд.
– В Амшилас, – повторил оторопевший Ловефелл. – Как это в Амшилас? – Он пытался собраться с мыслями. – Мы перенеслись в Монастырь?
– Это не ковёр-самолёт, мастер Ловефелл, – фыркнул толстяк. – Но у нас ещё будет время на объяснения что, как и почему. Хотя, наверное, ты не сразу всё поймёшь. Теперь, однако, речь не об этом. Спешу сообщить тебе, Арнольд, что твоё любопытство будет удовлетворено. Скоро я приглашу тебя, чтобы ты познакомился с госпожой Катериной. Но сперва у нас есть одно дельце...
Он подошёл к двери и распахнул её настежь. Ловефелл увидел коридор с арочным сводом, по обе стороны которого стояли скульптуры. Та, что слева, изображала рыцаря в полной броне, вознёсшего над головой двуручный меч, та, что справа, инквизитора, держащего крест со сломанными перекладинами.
– Будь моим гостем, Арнольд. – Ван Бохенвальд вежливым жестом пригласил Ловефелла переступить порог.
Инквизитор двинулся вглубь коридора. Никогда раньше он не видел, чтобы какая-либо стена в Монастыре (не считая часовни и катакомб) была покрыта барельефами. Те, на которые он смотрел теперь, производили как минимум интригующее впечатление. Он бросил взгляд через плечо, чтобы убедиться, что толстяк идёт вслед за ним. Шёл. Но не это обеспокоило Ловефелла, а тот факт, что, насколько он помнил, в Амшиласе статуи не могли двигаться с места и стоять на страже дверей. Он резко развернулся, чтобы увидеть, как инквизитор с рыцарем становятся плечом к плечу, а крест прикасается к острию меча. Каменные глаза смотрели на него равнодушно. Это не было хитрой уловкой искусного механика. Движение статуй имело такую гладкость, какой обладают только живые тела, приводимые в движение сухожилиями, мышцами и костями, а не системой зубчатых колёс и рычагов. Не были они и големами, бездумно и послушно выполняющими любой приказ того, кто их оживил. Это были живые, чувствующие и мыслящие существа. Только вместо кожи, мышц, мяса и крови созданные из камня.
– Где мы на самом деле? – спросил он ван Бохенвальда, стараясь, чтобы его голос прозвучал твёрдо и уверенно.
Мариус развёл руками.
– Как я уже и говорил, Арнольд. На втором этаже башни. Посмотрим, понравится ли тебе вид, который ты увидишь из его окон.
Ловефелл ничего не ответил, только пошёл дальше вдоль коридора, а фигуры с настенных барельефов провожали его изучающими взглядами.
Ловефелл знал Монастырь Амшилас так, как мог узнать это огромное сооружение человек, для которого в течение многих лет оно было домом. Но домом особого рода, ибо часть помещений оставалась для инквизитора закрыта. Как фигурально, так и буквально. Теперь, когда он шёл в сопровождении Мариуса ван Бохенвальда по коридорам Амшиласа, он не мог избавиться от впечатления, что это неизвестное ему здание. Потому что вот, казалось, он поднимается по лестнице, ранее пройденной десятки раз, но вдруг оказывалось, что ведущий от неё коридор ведёт не направо (как он помнил), а налево. Вот его ожидал переход, протянувшийся над двором монастыря, а дорога вдруг вела вдоль массивной каменной стены. Вот памятная дверь в подвалы, которая здесь неожиданно открывалась на крутые ступени, сглаженные временем и подошвами обуви. Однако это по-прежнему был Монастырь Амшилас.