Пламя и Пыль
Шрифт:
На моих глазах начался ритуал. Последним усилием воли Ясмин дотянулась до предложенной умертвием руки и приложила ее к своему животу.
– Отдаешь ли ты добровольно?
– спросила Ясмин умертвие.
Оно кивнуло.
Долгое мгновение ничего не происходило. Затем рот умертвия округлился, а глаза широко распахнулись. Оно испустило слабый, едва слышный стон, похожий на вздох волнения у женщины, которую неожиданно бросило в сильный жар от прикосновения любимого. Протянув вторую ладонь, умертвие взяло Ясмин за руку и вонзило в нее свои когти. Я вздрогнул,
Первыми сошли волосы. Прядь за прядью облетали они на плечи в истлевшем платье. Кожа женщины начала съеживаться, трескаться и отслаиваться целыми лоскутами, обнажая крепкие мускулы, покрывавшие кости. Но шли секунды, и прежде тугие канаты мышц слабли и обмякали, распадаясь на волокна, подобно нитям распустившегося полотна.
Слой за слоем лишалось умертвие своего тела. Один за другим падали они на пол, словно ненужные одежды. Но разложение не было полным - все части остались на месте. Просто жизненная энергия утекала из них, покидая каждую клеточку тела, и с ее уходом отдельные ткани теряли последние связи. Они спокойно разъединялись, словно чужие друг другу. Как незнакомцы, не видящие больше причины быть вместе.
Несмотря на уходящую из умертвия силу, я не видел у Ясмин почти никаких изменений. Пожалуй, только кровь перестала бежать из раны на спине, и самые страшные из ожогов затянулись едва различимой пленкой восстановленной кожи. Глаза Ясмин были все еще подернуты пеленой, а руки устало цеплялись за распадающееся умертвие. Должно быть, Энтропия отмеряла для нее самые крохи, львиную долю жизненной силы забирая себе.
Вскоре от умертвия не осталось ничего, кроме голого скелета. Одна его кисть по-прежнему покоилась на животе у Ясмин, другая держала ее за руку. Чуть слышно хрустнув, скелет разжал когтистую хватку. Ласково, словно мать, успокаивающая свое дитя, он коснулся лица Ясмин... и затем тихо рассыпался грудой разрозненных костей, которые глухо упали на высушенную подушку из только что облетевших тканей.
– Еще, - жадно прошептала Ясмин, и следующее создание шагнуло к ней с выражением полного спокойствия на лице.
* * *
Еще три умертвия. Еще три существа покорно отдали силу. Я думал, что Ясмин не хватит энергии и дюжины таких доноров, но этих четырех, что пожертвовали собой, оказалось достаточно для того, чтобы исцелить самые серьезные из ранений. Кинжальная рана на спине полностью затянулась. Пузырившиеся следы ожогов на руках и плечах покрылись кожей молочно-белого, как катаракта старого дварфа, цвета. Появилась пышная поросль темных волос, еще короткая и напоминающая красно-коричневый мох на поверхности валуна - прическа не очень изысканная, но мои пальцы так и жаждали к ней прикоснуться.
– Привет, - сказала Ясмин. Взгляд ее, наконец, прояснился.
– Привет, - повторила она опять, посмотрев на меня.
– Привет, привет, привет.
– Мне помочь?
– спросил я.
– Пожалуйста.
Она вскинула руки, как ребенок, тянущийся к отцу. Одной ногой я отпихнул в сторону лежавшие вокруг нее останки умертвий и, несмотря на страстное желание обнять Ясмин изо всех сил, обхватил ее так нежно, как только мог. Ясмин была не столь сдержана: поднявшись, она обвила меня руками и прижалась так сильно, словно
– Уважаемый Кэвендиш, уважаемая Служительница, - промолвил Уизл, подергав меня за край куртки.
– Нужно идти. У нас мало времени.
– У вас его больше нет, - произнес незнакомый голос. И в тот же миг комнату заполнили слепящие клубы белой пыли.
Ослепленный пылью, я несколько секунд ничего не видел. Кирипао попытался что-то предпринять - я услышал, как он бросился куда-то с криком, но в ответ раздался оглушительный грохот, и клич его оборвался.
Ясмин, все еще в моих объятиях, прошептала:
– Ты не оставил снаружи охраны?
– Там был Иезекия, - ответил я.
– Этот пень бестолковый...
– Ему крепко досталось, - послышался откуда-то из облака голос Уны.
Постепенно пыль рассеялась. Лица у всех вокруг были покрыты белым; каждая деталь мебели, каждый клочок одежды, все было густо усыпано былой пылью. Дверь в комнату управления оказалась плотно заперта - судя по всему, это ее грохот я услыхал. Кирипао безуспешно пытался ее открыть.
Неподалеку от двери сидела Уна, склонившаяся над неподвижным телом Иезекии. С виду он был не ранен. Уна встряхнула его за плечо, Иезекия застонал и перевернулся на спину.
– Что случилось, Малыш?
– спросила Мириам. К моему удивлению, в ее голосе сквозили нотки беспокойства.
– Меня кто-то вырубил, - пробормотал он.
– Взял и отключил меня.
– Иезекия треснул кулаком по полу.
– Ненавижу.
– Но сейчас ты в порядке?
– допытывалась Мириам.
– Жить буду, - сказал Иезекия.
– Только вот... мутит что-то. Придется на несколько часов обойтись без телепортации.
– Не волнуйся, - промолвила Уна, направив серебряный конец посоха на дверь.
– Теперь, когда я снова во всеоружии, эта жалкая клетка не сможет нас больше...
– Нет!
– вскричали мы с Уизлом в один голос.
– Но почему?
– удивилась она.
Уизл сделал шаг, и пыль посыпалась с его ушей, словно мука.
– Увы, уважаемая Законница, эта пыль опасна... Вернее, станет опасна, если вы используете магию. Мы должны проявить крайнюю осторожность.
– Вот досада, - произнес незнакомый женский голос.
– А я-то надеялась, что про пыль вы не знаете. Было бы ужасно интересно посмотреть, что получится.
Материал, из которого были сделаны стены комнаты управления, выглядел как бетон, покрытый все тем же налетом белого порошка. Неожиданно бетон растаял, став прозрачным, словно стекло, и нашим глазам открылся вид машинного отделения. Неудивительно, что в этой комнате не было окон - стены сами могли превратиться в окна, и очевидно тот, кто был снаружи, знал их секрет. Я быстро провел рукой по поверхности ближайшей стены, убирая пыль, что мешала смотреть.