Пламя моей души
Шрифт:
— Я так скучала. Так скучала… — Зимава и хотела бы прижать его к себе сильнее, да боялась, что просто раздавит таким усилием.
— Я тоже скучал, матушка. Почему ты со мной не поехала? — Радан отстранился и посмотрел не по-детски серьезно в её глаза.
Как же вырос за эти луны! Вытянулся как будто и лицо его чуть поменялось, стало взрослее. Всего на чуточку — но и это было заметно.
— Я не могу. Не могу, не позволяет мне княжич с тобой быть. Но скоро всё закончится. Всё, слышишь? И мы вместе всегда будем.
— Я хотел бы, чтобы ты в Остёрск ко мне приехала, — улыбнулся мальчик, гладя её по голове поверх сползшего уже на сторону платка.
— Я тоже так хотела… — она осеклась. Горечью пронеслось в груди воспоминание о Чаяне и о том, что не сбылось. И уж теперь не сбудется, верно. — Тебе плохо там одному? Страшно?
Она слегка встряхнула сына за плечи. Но тот покачал головой.
— Без тебя плохо. Но там все хорошие. И учили меня кмети уж побольше, чем наши, — он выпятил губу, выказывая обиду на Велеборских воинов, которые хоть и возились порой с княжичем, да не слишком охотно: мал ещё даже для отрока.
— Не обижали тебя?
— Нет же! — возмутился Радан. — А ещё Елица туда приехала. Красивая такая. Она приехала, а ты не можешь!
Зимава снова его в охапку сгребла, унимая негодование. Кабы могла она объяснить ему всё, что на сердце камнем лежало. Да разве поймёт сейчас, в годы свои малые? Она окинула взглядом двор, где уже собрались и кмети, что с Зимавой приехали, и поняла вдруг, что нет здесь Эрвара и людей его. Неужто разминулись на дороге какой? Ведь должны были Радана встретить и с ним сюда вернуться. Поселилась тут же тревога в душе: как бы ничего дурного не случилось. Но и её теперь застилала радость от того, что Чаян всё ж обещание сдержал, что бы в жизни у него ни творилось. И отступила как будто жгучая на него обида — вновь под натиском сожаления, что не получилось его удержать. Да теперь уж как-то придётся без надежды на его благосклонность жизнь свою устраивать.
Дав наобниматься с Раданом, подошёл кметь из тех, что привезли его сюда. Окинул Зимаву пытливым взглядом, потрепал по макушке мальчика — и сразу видно стало, что и правда никто его не стращает, никто зла причинить не хочет.
— Два дня вам даёт Чаян повидаться, — проговорил он сухо. — После назад поедем. И вот ещё…
Он сунул руку в поясной кошель и вынул оттуда свёрнутый трубочкой листок бересты тонкой. Вложил в ладонь Зимавы и, опустив взгляд на Радана, который смотрел на него едва не с обожанием, подмигнул ему.
Она быстро развернула послание и улыбнулась даже, пробежав взглядом по строчкам, написанным рукой Чаяна. Едва удержалась, чтобы не коснуться.
“Даю срока два дня вам, чтобы вместе побыть. После, уж прости, Радан вернётся в Остёрск. Куда не увела бы меня сейчас недоля, а пока не разрешится всё, жить он будет там. Но ты поняла уж, что слово я своё держу. Потому, коли не станешь больше препоны мне и Елице строить, покушаться на жизнь брата моего, то и сын к тебе вернётся, как срок придёт”.
От каждого слова веяло нестерпимой стужей, будто заставлял он себя писать это, через себя переступал. И мерзостно так стало от понимания, что сама она до того довела. Но когда заметила, что на Елицу Чаян смотрит совсем не так, как хотелось бы, она уж ничего не смогла поделать с ревностью жгучей, которая, словно щёлок, душу разъедала. И толкнула на все поступки, от которых лишь сожаление теперь осталось, оседая липкой копотью на сердце.
Но сейчас она всё ж уверялась, что Чаян и правда её не обманет. Что не попытается вместить на сыне её ту злобу и обиду, которую на Зимаву затаил. И оттого казался замысел, вместе с Эрваром составленный да оговоренный десяток раз, теперь неоправданным и слишком жестоким. Ведь прольётся снова кровь тех, кто ничего не знал толком и ни в чём не был виноват. Да хоть кметь этот молодой, серьёзный, который стоял сейчас рядом, наблюдая, как Зимава раз за разом перечитывает послание Чаяна.
— Спасибо, — она снова сложила лист.
Взяла было Радана за руку, чтобы увести с собой, но воин остановил её, перехватил ладошку мальчика — а тот и шагнул за ним послушно.
— Он останется с нами, под присмотром, — сказал дружинник веско. — Ходить где будете, гулять — тоже под надзором, и жить он станет в нашей избе.
Зимава скомкала бересту жёсткую в пальцах, едва удерживая резкие слова, что жгли горло. И шагу теперь с сыном не сделать без соглядатаев! Но остыла быстро — пусть так. Теперь бы дождаться возвращения Эрвара и сказать, что весь их уговор, вся придумка с тем, чтобы княжича отбить у остёрцев, останется только в словах. Пусть. Так ей спокойнее житься будет. А там, глядишь, всё разрешится и Радан вернётся к ней по воле Чаяна.
Но прошёл день до вечера самого, красноватого, залитого ответами багряного заката, что протягивал по небу своё полупрозрачное полотнище едва не до другого края. А Эрвар с дружиной своей так и не приехал. Зимава отвлеклась на сына, забылась в хлопотах и возне, совсем обычной, какая была раньше в Велеборске. И потому очнулась лишь перед сном самым, когда уж косы расплела и гребнем редким расчесала волосы, сидя на краю своей лавки. Она повернулась к Оляне, которая складывала рушник после того, как протёрла им миски.
— А Эрвар так и не возвращался сегодня? — подумала, может, что просто не довелось встретиться.
Подруга посмотрела на неё, приподняв бровь и плечом дёрнула недовольно.
— Уж не знаю, куда ты его отправила и где он запропастился, но нынче не приезжал.
Зимава так и руки опустила на колени, а после провела ладонью по груди, которую словно тисками сдавило. Что ж такое творится? Если одно налаживается, так обязательно в другом приходится худо.
Оляна скоро улеглась, а Зимава ещё полночи прислушивалась к звукам во дворе, надеясь вот-вот услышать топот копыт и голоса варягов, что дали бы понять, что все тревоги были пустыми. Но всё ж сморила и её усталость после суматошного дня, хоть она и хотела бы ещё отодвинуть утро, наслаждаясь мыслью о том, что у них с сыном есть ещё целый день впереди.
Но утренняя заря, ранняя после недавно отгремевшего повсюду Ярилиного дня, не собиралась задерживаться в угоду людским заботам. Пролился свет её в хоромину сквозь приоткрытое окно. Ворвались первые голоса проснувшихся кметей и отдалённый шум веси. Зазвенел где-то у стены одинокий комар, раздражая и заставляя то и дело взмахивать рукой, отгоняя его. Зимава всё ж встала, потеряв надежду подремать ещё немного.
Она быстро собралась, не желая больше терять время, которое можно было бы провести с Раданом. Но всё ж, как пошли они вместе к реке — прогуляться, половить бабочек да посидеть на траве, щурясь от ласкового светила — она всё ж заглянула в соседнюю избу и справилась, не появлялся ли ещё Эрвар. Кмети, мрачно на неё посматривая, только головами замотали.