Пламя над Англией
Шрифт:
С одеждой, мулом и их собственными лошадьми Джакомо должен был поджидать с половины девятого вечера на углу дороги в Сеговию [146] и набережной реки Мансанарес. Мадрид не был обнесен стеной, и Робин намеревался скакать на юг к Алькасару [147] так быстро, как только позволит состояние его отца, оттуда добраться до Аликанте [148] и сесть там на корабль, плывущий в Италию. Сначала придется двигаться медленно, но когда к Джорджу Обри начнут возвращаться силы, можно будет путешествовать и побыстрей.
146
Сеговия –
147
Алькасар-де-Сан-Хуан – город в Испании, в провинции Сьюдад-Реаль, области Кастилия-Ла-Манча
148
Аликанте – испанский порт на Средиземном море, центр одноименной провинции в области Валенсия
Пока Робин строил планы, нищий все еще сидел на ступенях церкви Святой Девы Альмуденской и, протянув тощую руку, просил милостыню. Около полудня священник в черной сутане подошел к нему.
– Подайте ради Бога! – захныкал нищий. – У меня есть новости для вас, святой отец. Подайте, ради Девы Марии!
Священник с презрением посмотрел на него.
– Новостям давно пора появиться. А то мы получили от тебя мало благодарности за наше милосердие и жалость.
– Я видел его, святой отец.
– Кого ты видел?
– Карло Мануччи.
Священник вздрогнул, а в его глазах блеснул огонек злобной радости.
– Укажи его мне, сын мой!
Нищий покачал головой.
– Это было два часа назад, когда он остановился и подал мне золотой. Вот он – смотрите, отец мой!
– Два часа назад, а ты не поднял крик! Ты позволил ему уйти! – сердито воскликнул священник.
– Нет, отец! – заскулил нищий. – Если бы я крикнул, он бы тут же убежал. Он молод, богат и красив. Но я сделал лучше, отец. – Ужас, звучавший в его голосе, и угодливая рабская поза свидетельствовали о том, до какого состояния был доведен несчастный жестокими преследованиями.
– Лучше? Ну что ж, послушаем! – И человек в черной сутане с отвращением притронулся к нищему носком башмака с пряжкой.
– Вечером он придет в мою хижину. В восемь часов, отец! Сжальтесь над бедным калекой у подножья алтаря! – Это было обращено к сострадательному прохожему, который бросил в протянутую ладонь медную монету и двинулся дальше. – Только не торопитесь, отец! Я живу на открытом месте, и если он заметит вас с солдатами, то не придет ко мне, и вы его упустите. Он хочет меня видеть из жалости, отец. Моя бедность и раны тронули его! У него доброе сердце. – Старик угодливо хихикнул, стараясь заслужить расположение священника, – Так что не спешите – моя история задержит его.
Священник оттопырил нижнюю губу.
– А ты меня не обманываешь?
– Я бы не осмелился…
– Это верно. – Священник усмехнулся. – Ибо столб на Кемадеро, к которому привязывают приговоренных к сожжению, все еще ожидает жертву. Он так легко назвал тебе свое имя?
– Нет, отец мой… Сжальтесь во имя Святой Девы Альмуденской, сеньор!.. Я подумал, что это может быть он, прежде чем услышал его имя.
– Почему?
– Он говорил по-испански с итальянским акцентом.
– Верно, – кивнул священник. – Это соответствует описанию.
– Я вынудил его назвать имя, сказав, что иначе не открою ему дверь. – Старик вновь хихикнул. – И тогда он шепнул: «Карло Мануччи». Я отдам его в ваши руки, отец. Вечером вы его получите. – И снова из-под лохмотьев высунулась тощая рука, и послышался писклявый голос: – Ради Христа, сеньоры. Бог отблагодарит
Священник спустился с лестницы и поднялся на холм, где теперь расположена площадь Сан-Доминго. Но в то время там находилось здание Святой инквизиции.
Глава 28. Джордж Обри
Калье де Форкас находилась в шумном и грязном квартале города, к юго-востоку от церкви Святой Девы Альмуденской. Дома были полуразвалившимися, в неухоженных огородах со сломанными заборами чахлые овощи служили кормом для птиц, воздух даже в дневное время был сырым и нездоровым, напоминая о лихорадке. По ночам квартал окутывали туманы с протекавшей позади него реки Мансанарес, падая на землю дождевыми каплями с низкорослых деревьев.
Робин весь день не находил себе места от нетерпения и подошел к улице за полчаса до назначенного срока. На нем были надеты высокие сапоги и темный плащ, подмышкой он нес еще один плащ, чтобы им мог воспользоваться его отец во время бегства. Три домишки со ставнями на окнах, сквозь которые не просачивался ни один огонек, были обращены лицом к трем столь же жалким сооружениям на противоположной стороне узкой улочки. Даже в этот ясный апрельский вечер, скрадывающий грязь и запустение, они сохраняли мрачный и зловещий облик. Робин остановился и прислушался. Издалека доносился городской шум – крики и скрип колес. Однако вблизи было так тихо, что шелест ветра в листве мог заставить вздрогнуть, словно пистолетный выстрел.
«Во всяком случае, за мной не следили», – подумал юноша, сворачивая в улочку.
Однако, как бы легко он ни старался ступать, черепки и обломки железа, устилавшие землю, то и дело трещали под его сапогами. Перед домами дорога стала немного шире, но несколько деревьев, обломки стен и зазубренные изгороди по бокам делали ее еще более темной. Спотыкаясь, Робин, наконец, добрался до хижины в конце улицы, ощупью нашел дверь и тихо постучал.
Внутри послышалось движение, а затем раздался голос старика, но без обычного хныканья.
– Кто там?
Робин приложил рот к дверной панели.
– Карло Мануччи.
– Подождите!
Тяжелый ключ повернулся в замке, засовы со стуком отодвинулись. Робин мог слышать напряженное дыхание Джоржджа Обри.
– Скорей! – прошептал он, пытаясь обуздать чувство острой жалости – для этого времени хватит потом! Дверь слегка приоткрылась внутрь, но полоска света оказалась достаточной, чтобы юноша смог проскользнуть в дом.
Собственно говоря, это был не дом, а зловонная конура, освещенная единственной свечой, прикрепленной к выступу собственным воском. У стены стояла грязная койка, покрытая рваной соломой; рядом находился деревянный табурет с кувшином воды и глиняной тарелкой с остатками пищи. Другой мебели в комнате не было. Маленькое незастекленное окошко под потолком, очевидно, впускало в ясную погоду скудное количество дневного света, а в ненастье – ветер и дождь. Скрючившееся перед юношей подобие человека было его отцом. Джордж Обри, некогда построивший и владевший Эбботс-Гэп с его изысканной красотой, прожил здесь много лет.
– Закройте дверь, добрый сеньор, – проскрипел старик. Повернувшись Робин запер дверь и задвинул засовы. Снова посмотрев на отца, он увидел, что тот дрожит от ужаса.
– Зачем вы заперли дверь? Сюда никто не придет! Что вы хотите со мной сделать?
Он отшатнулся, подняв руки, словно для защиты от удара. Робин бросил на пол плащ, приготовленный для Джорджа Обри, и шагнул вперед.
– Разве я могу причинить вам зло, отец? – мягко произнес он по-английски.
Звук его голоса подействовал на старика сильнее, чем смысл его слов. Он опустил руки с видом человека, внезапно услышавшего давно забытую любимую мелодию.