Пламя над тундрой
Шрифт:
Все видели, что Нина Георгиевна вот-вот заплачет, — но она сдержала слезы.
— Я не могу и не хочу жить по-прежнему, по-старому. Я… — она сделала шаг к лежащим шахтерам и воскликнула: — Позвольте мне ухаживать за вашими друзьями! Я буду хорошей сиделкой!
Мандриков сразу же поверил женщине. Он понимал жизненную трагедию Нины Георгиевны. Она сейчас искала дорогу в новую жизнь.
— Я верю вам, Нина Георгиевна, — сказал Михаил Сергеевич. — Иногда обстоятельства бывают сильнее людей, и никто вас не презирает. Скажите, можете ли вы взять этих товарищей к себе на квартиру и вот вместе с Наташей, — Мандриков указал на жену Антона, — ухаживать за ними, поставить на ноги?
— О, конечно, — радостно, с благодарностью произнесла Нина Георгиевна. — Конечно!
У нее выступили слезы. К удивлению Мандрикова, никто из шахтеров не возразил против предложения Нины Георгиевны…
…Наступило утро. Толпа около здания правления стала еще больше. По-прежнему ветер с Берингова моря нес снежную пыль. Собравшиеся ждали, когда же новая власть им что-то скажет. Все нетерпеливее раздавались голоса:
— Какие теперь налоги будут?
— Почему лавки закрыты?
— Судить Громова и Суздалева!
Ревкомовцы, усталые от бессонницы и волнений, утвердили текст воззвания. Они слышали шум на улице. Мандриков спросил:
— Кто прочтет воззвание? О перевороте скажу я.
— Ты, — произнес Булат, — и его все поддержали:
— Ты председатель ревкома.
— Только на время переворота.
— Там разберемся, — Гринчук натянул шапку. — Люди ждут. Пошли.
Ревкомовцы потянулись к двери. Мандриков подозвал к себе Антона:
— Позаботься о флаге. Надо немедленно заменить колчаковский нашим, советским. Вот где только красный материал взять?
— Мы с Отты найдем, — посмотрел Антон на каюра, который сидел в углу кабинета. Тот закивал.
— Тогда действуй, — Мандриков поторопил Августа, который все еще находился в кабинете. — Пошли…
…Увидев ревкомовцев, толпа притихла. Сотни лиц были обращены к ним. Фесенко, шедший за Мандриковым, шепнул:
— Смотри, вон и Маклярен пришел. Ночью принес телеграмму в Ном о перевороте. Титов задержал.
— Правильно, — одобрил Михаил Сергеевич. Он увидел свенсоновского приказчика, который стоял в стороне и с невозмутимым видом попыхивал трубкой. — Передадим после нашего воззвания.
Тут Мандриков увидел рядом с американцем Елену Дмитриевну. Их взгляды встретились, и в ее глазах Михаил Сергеевич прочел любовь и восхищение. Женщина улыбнулась, точно хотела сказать: «Я с тобой, Сережа».
Наступила тишина, и только шумел ветер. Он крепчал. Мандриков подошел к самому краю крыльца и поднял руку:
— Товарищи! Граждане! — Голос его твердый, сильный летел над головами людей, над скованной льдом Казачкой, над Ново-Мариинском и словно уплывал вдаль, в тундру. — Сегодня ночью совершен революционный переворот. В Ново-Мариинске установлена власть Советов рабочих депутатов! — Он сделал паузу и, к удивлению всех собравшихся, сказал: — Старый охотник чукча Евтуги как-то рассказал мне одну легенду своего народа. В ней говорится, что наступит время, когда сильный ураган с юга принесет много тепла, солнца, и тогда растает снег, и на этой суровей северной земле наступит вечная весна, а птиц, зверей, оленей, рыбы станет несметное количество, и чукчи навсегда забудут о голоде, холоде, нищете, и все будут счастливы. Эта легенда — мечта народа о своем будущем. Мечта начала сбываться. Первое дыхание могучего урагана великой революции коснулось этой земли!
Было очень тихо. Все слушали внимательно. Даже притихли дети. Только посвистывал ветер и шуршала поземка. Толпа застыла в ожидании, что скажет дальше председатель ревкома. Он развернул лист с воззванием и торжественно прочитал:
— Товарищи далекого Севера, люди голода и холода! К вам Мы обращаемся с призывом присоединить свой голос и разум к общему голосу трудящихся России и всего мира.
Третий год рабочие и крестьяне России и Сибири ведут колоссальную борьбу с наемниками богатых людей Америки, Японии, Англии и Франции, которые хотят затопить в крови трудящийся народ России. Русское бывшее офицерство, сынки купцов-спекулянтов объединились вокруг господина Колчака и, получая от бывших союзников оружие и деньги, приступили к удушению рабочего и крестьянина. Япония выслала в Приамурье двести тысяч солдат, которые заняли все деревни, безжалостно убивая детей и стариков. Они думали этим кровавым террором убить русскую революцию, лишить свободы трудящихся, но ошиблись. Советские войска, одухотворенные жаждой равенства и свободы всем, кто трудился, разбили армию Колчака и сейчас подступают к Иркутску, где незамедля уничтожат последние остатки бывших тиранов, а уцелевшие остатки иностранных войск поняли обман своих правительств и требуют ухода из русских территорий. Вот почему долг каждого рабочего-камчадала в последний час прийти на помощь своим братьям по труду, свергнуть ставленников Колчака, купцов и мародеров, которые так безжалостны к вашему труду, к вашим жизням. Каждый человек имеет право на равный кусок всех ценностей в мире, созданных трудом, и каждый должен трудиться. Только тогда не будет бедных и богатых, и на земле воцарится равенство и братство. С таким чаянием и желанием рабочие ведут борьбу со всей буржуазией.
16 декабря рабочие Анадыря свергли в Анадырском крае ставленников Колчака и объявили власть Советов рабочих депутатов. Цель переворота — оказать моральную поддержку в борьбе трудящихся России и Сибири.
Да здравствует коммунистическое равенство! Долой капиталистов-спекулянтов!
Анадырский революционный комитет.
Председатель М. Мандриков.
Секретарь М. Куркутский.
Крики «ура!», шумные возгласы покрыли последние слова Мандрикова. Все смотрели куда-то вверх, на крышу, указывали что-то руками. Мандриков и его товарищи сбежали с крыльца в толпу и увидели, как над зданием в сером пуржистом небе развевается алое полотнище. Знамя реяло, а около него стояли обнявшись Антон и Оттыргин и радостно отвечали на приветствия. Ветер с океана рванул флаг, и он сверкнул точно пламя. Началась пурга…
Четвертые сутки радиостанция Ново-Мариинска передавала воззвание, четвертые сутки с антенны, гудевшей в белой неистовой мгле пурги, летели по эфиру огненные слова о том, что над северной землей взвился пурпуровый флаг свободы! Их должны были слышать в Чите — столице Дальневосточной республики, в Москве их должен был читать Ленин!
Голос восставшего края слышали американские станции на Аляске и станция Наяхан на берегу Охотского моря. Американцы не отзывались. Наяхан отказался принять и передать дальше в Охотск и Петропавловск воззвание. Везде были колчаковцы.
Восставший Анадырь был изолирован стеной молчания. А о нем должно было знать революционное подполье Владивостока, Петропавловска, о нем должны были знать все. И тогда революционный комитет обратился к радиотелеграфистам всех радиостанций.
«Всем радиостанциям!
Товарищи радиотелеграфисты!
Вы — первые вестники нового мира, новой жизни, братства, равенства и свободы! Вы волнами атмосферы возвестите нашим братьям, товарищам рабочим и крестьянам, борющимся за торжество социализма, что жители Севера камчадалы, чукчи, коряки и эскимосы — восстали против угнетателей, мародеров-купцов. Укрывательство революционного положения есть тяжкое преступление против рабочих и крестьян. Совет рабочих депутатов Чукотского полуострова призывает товарищей телеграфистов найти все возможные меры скорого и полного слияния с властью Советов России и Сибири. Если ранее радио было прислугой капиталистов-спекулянтов, пусть сейчас, в период классовой борьбы, оно смоет с себя пятно позора и будет вестником свободы!
Председатель революционного комитета М. Мандриков.
Комиссар охраны А. Берзин».
Взволнованно слушали радиотелеграфисты Наяхана голос, доносившийся из пуржистой ночи, и у многих задумчивее становились глаза. Взбешенные офицеры отшвыривали от аппаратов радиотелеграфистов, в клочья рвали принятый текст обращения, в ярости передавали угрозы анадырцам. А высокие ажурные мачты Анадырской радиостанции, выдерживая адский натиск пурги, крепко держали антенну Она слала в эфир правду, которая сквозь снежный ураган, сквозь ночь, сквозь ненависть и бешенство врагов находила путь к сердцам народа.