Пламя над тундрой
Шрифт:
— Вуквуна, — просто ответила девушка. — А тебя?
Он только успел назвать свое имя, как его тряхнул за плечи неожиданно появившийся Мартинсон:
— Я тебя, паршивец, ищу, а ты тут с девкой болтаешь. Марш к нартам!
— Приезжай еще! — крикнула Вуквуна. — Яна всех ярмарках бываю!
Всю обратную дорогу Оттыргин с негодованием смотрел в широкую спину американца, который торопился назад, в Ново-Мариинск, с партией меха. Оттыргин надеялся снова съездить в Марково, но американец его больше не нанимал, сказав, что собаки у него слабые, плохо бегают. А откуда им быть сильными, когда их кормить нечем. Вот и не знает Оттыргин, когда он снова попадет в Марково. А Вуквуна, наверное, ждет его, раз приглашала приезжать. Какая она красивая, и одежда богатая. Видно, дочь богатого хозяина оленей. Оттыргин приуныл — он же бедняк. Вот у матери нет даже белой одежды, в которую полагается переодеть перед смертью, нет ни сушеной рыбы, ни жира для саламат [7] .
7
Саламат — еда из мелкорубленого жира, рыбы, ягод, которой угощают на поминках.
Оттыргин поднялся с камня и растерянно оглянулся. Зачем он пришел сюда, на край утеса, у подножия которого ворчливо шуршит галькой море? Юноша тихо застонал, не в силах побороть боль и ужас. Он здесь для того, чтобы посмотреть, с какой скалы он сегодня сбросит мать… Вот с этой… Оттыргин остановившимися глазами смотрел на темные изломы скалы… В ее расщелинах поросла редкая жесткая трава, и ветер с моря шевелил ее. От этого скала показалась Оттыргину живой, ждущей жертвы. Оттыргин невольно представил, как тело матери будут терзать острые каменные зубы утеса.
Закрыв лицо руками, чукча побежал от обрыва, С трудом сдерживая рыдания. Он спотыкался, падал, исцарапал руки, разодрал кухлянку, снова поднимался и бежал, не разбирая дороги, пока его не остановил голос:
— Что с тобой, Оттыргин?
Юноша остановился и увидел высокие, уходящие в небо мачты и каменный дом ветьхавельгына [8] . Навстречу ему шел чернявый моторист Фесенко в короткой нерпичьей куртке нараспашку. Нахмурив рыжеватые брови, он пристально всматривался в лицо чукчи.
8
Ветьхавельгын — радиостанция.
— Не заболел ли ты, Отты? Я подумал, что ты пьяный.
Оттыргин покачал головой. Он был рад встрече с Игнатом. Ему сразу стало как-то легче, заботы словно отступили. С Фесенко он хорошо знаком. Прошлой зимой Оттыргин возил на радиостанцию уголь, и Фесенко помогал ему, ездил вместе с ним на шахту, угощал табаком, хлебом, колбасой. Держал себя с ним так, словно они были однолетки, хотя Игнат лет на десять старше. У Оттыргина мелькнула мысль: а что, если попросить Фесенко?.. Игнат ведь такой добрый…
Фесенко хлопнул Оттыргина по плечу:
— О чем задумался?
Чукча испуганно прогнал свою мысль. Нет, он не скажет ему о просьбе матери. Фесенко, наверное, общается с духами, которые приносят ему новости… Оттыргин что-то неразборчиво проговорил, но Фесенко, занятый своими думами, не обратил на это внимания и, оглянувшись на поселок, который лежал внизу, спросил:
— Хочешь мне помочь?
— Да, да, — закивал Оттыргин.
Фесенко в раздумье смотрел на юношу — рискнуть или нет. Когда Игнат в окно заметил чукчу, то сразу же подумал, что через него можно передать на шахту записку Булату о вчерашней радиограмме. Сам он не мог надолго уйти с радиостанции: это было бы заметно. Фесенко набросал несколько строк и выбежал навстречу Оттыргину. Но сейчас, сжимая в кармане квадратик бумаги, он медлил его передать. А что, если вызвать сюда Булата и поговорить с ним подробнее? Они уже давно не виделись. Да и весть о прибытии колчаковцев важная. Надо ее хорошо обсудить.
Оттыргин охотно согласился съездить на шахту, разыскать там Александра Тихоновича Булата и привезти его в поселок.
— Нымэлкин [9] , быстро привезу, — закивал Оттыргин, довольный тем, что у него появилось дело, которое позволит ему отложить исполнение просьбы матери.
— Нет, ко мне его не привози, — предупредил Фесенко, — а к себе в ярангу. Я приду. Эх, да ты все перепутаешь.
Фесенко оторвал от записки клочок бумаги, положил на ладонь и написал несколько слов.
9
Нымэлкин — хорошо.
— Вот, передай Булату. — Фесенко протянул Оттыргину записку. — Только никому не показывай.
Чукча бережно взял бумажку и спрятал ее на груди. По его лицу блуждала радостная улыбка. Значит, русские узнали о желании матери и решили ему помочь. Оттыргин заторопился: как бы Фесенко не раздумал. Он быстрее побежал к поселку.
Игнат смотрел ему вслед, по привычке наматывая на палец рыжую, свисающую на лоб прядь. И чему так обрадовался Оттыргин? Как дети, эти чукчи. Этим и пользуются всякие проходимцы.
Игнат Фесенко недавно здесь, в Ново-Мариинске. Судьба моряка забросила его с родного Черного моря на Чукотку. Хоть прожито на свете немного, а горя людского, несправедливости увидел он столько, сколько иному не доведется увидеть за всю жизнь. Но такого, как здесь, пожалуй, нигде нет. И русские купцы, и американцы за бесценок берут у чукчей пушнину. Голод и хворь косят чукчей, и нет для них защиты и помощи.
Игнат вскинул голову, посмотрел на поселок гневно вспыхнувшими глазами. Придет черед и для грабителей, что живут в лучших домах у Казачки. А когда наступит? Вот колчаковцы едут сюда. Игнат чувствовал свое бессилие, свое неумение помочь беднякам, и это рассердило его. «Эх, Игнат, Игнат, знали бы твои дружки из Николаевского порта, что ты, как мышь в хлебном амбаре, сидишь, перестали бы за моряка считать». Он вспомнил, как помогал прятать в трюмах пароходов людей, которые пробирались из Марселя и Гамбурга в Россию. Вспомнил, как они страстно говорили об освобождении России, о свободе и равенстве всех людей, давали читать брошюрки. Каким революционером тогда чувствовал себя! А сейчас только и всего, что с Булатом поговоришь да в мыслях побушуешь. А там, в России, люди действуют. Уже за Урал свободу принесли. Дойдут они и сюда и спросят, что же он делал, как отомстил за своего батьку, клепальщика с судоремонтного, забитого до смерти жандармами за расклейку листовок против царя.
Нехорошо было на душе у Фесенко. Понимал, что должен, обязан действовать, что-то делать. А что, как? Вот только с Булатом, этим литовцем-гигантом подружился. Одной мысли с ним человек. От Балтики до Тихого океана прошел он в поисках лучшей доли, да так и не нашел ее. Гнет спину на копях. Пытался Игнат и с другими дружбу завести, но стали люди подозрительны, провокаторов опасаются, сторонятся, в себе думы и надежды таят, вот как этот молчун Титов. Видит Игнат, что Василий Никитович мается, думы его грызут, а вот подхода к нему найти не может.
Не заметил Фесенко, как вернулся на радиостанцию. Учватов встретил его подозрительно:
— Что это ты там с чукчей?
— Договаривался, чтобы в тундру свозил. Гусей хочу пострелять, — небрежно ответил Игнат, стаскивая тужурку.
Учватов исподлобья смотрел на Фесенко маленькими глазками. После вчерашнего разговора с Биричем он был в приподнятом настроении и чувствовал себя великой персоной. Бирич дал ему понять, что если он будет его держаться, то может со временем и разбогатеть. Чтобы показать свою власть, испытать приятно волнующее самолюбие, Учватов многозначительно сказал: