Пламя над тундрой
Шрифт:
— Вот вам и лучше…
Рана оказалась нетяжелой, но Август потерял много крови, и ему пришлось порядочно проваляться в больнице. Он много думал об этой девушке, не раз видел ее во сне и с нетерпением ждал выхода из больницы, чтобы разыскать ее, встретиться с ней и сказать… Август не знал, что он ей скажет, но чувствовал, что это будет большой, радостный и очень важный для него разговор… Август мечтал об этой встрече, жил ею, и она помогла ему быстрее поправиться. И вот он на улицах города ищет девушку, меряя версты проспектов и линий, площадей, посещая митинги и собрания, госпитали и вокзалы. Сколько дней бродил
— О чем задумался, детина? — голос Новикова вывел Августа из задумчивости, и он поднял глаза на рабочего, уклончиво ответил:
— Так…
— Ясно, — Новиков поднялся. Ему совсем ничего не было «ясно», но он уже привык к тому, что Август иногда уходил в себя, и Новиков знал, что к тому, о чем в этот момент думает Берзин, никому доступа нет. Новиков не обижался. Вот и сейчас он просто сказал, бросив взгляд на часы: «Нам пора».
И снова Новиков в темноте под дождем взбирался на сопку, вел за собой Берзина. На этот раз надо было добраться до мельницы на дальней окраине Владивостока — Первой Речке. Николай Федорович умело обходил овраги, безошибочно сворачивая с тропинки на тропинку, невидимые в темноте. Когда они достигли перевала, остановились передохнуть, Август с интересом рассматривал город. За пеленой дождя виднелись золотые цепочки огней вдоль Светланской, по берегам бухты Золотой Рог. Огни лежали внизу, в черной мгле.
— Пошли, — Новиков повернулся спиной к городу. Едва они сделали несколько десятков шагов, как увидели новую россыпь огней. Они лежали где-то в долине.
Спотыкаясь о мокрые камни, путники через час дошли до высокой, похожей на небоскреб, мельницы и услышали гул. День и ночь на мельнице мололось американское зерно. Выгоднее было его молоть здесь — мука и отруби шли за хорошую цену.
Недалеко от мельницы, в переулке, стоял темный приземистый домик.
Новиков осторожно постучал дважды в темное окно. Тотчас открылась дверь, и мужской голос тихо произнес:
— Входите. — Незнакомый человек провел их в кухню. Сняв мокрые плащи, Новиков и Берзин направились в соседнюю комнату. У небольшого круглого стола перед раскрытой книгой сидел Роман. Он поднялся навстречу вошедшим:
— Здравствуйте, товарищи! Промокли? Неприятная погода. — Роман крепко пожал руки вошедшим. Он внимательно рассматривал Берзина. «Так вот каков этот латыш, которого прозвали Железным комиссаром. По виду не скажешь. Худ, щеки провалились, глаза запали и лихорадочно блестят, а губы ярко-красные и сухие, точно у него жар. Да, чахотка никого не красит. Проклятая болезнь. — Роман даже заколебался: — Вправе ли мы его посылать на Север. Здесь тоже нельзя оставаться. Дождливый Владивосток опасен не только погодой для Августа, но и колчаковцами. За голову Железного комиссара много обещано. А как Берзину будет на Чукотке? Может, лучше, где мороз, чистый воздух? Да что гадать. Решение комитета есть, и надо его выполнять. В работе человек меньше чувствует свою болезнь, не поддается ей».
Роман ласково похлопал по плечу Берзина:
— Готовьтесь в дорогу, Август Мартынович!
— Давно готов! —
Он сухо закашлялся и привычным жестом взялся за грудь. На крутом лбу заблестели мокрые капельки нота.
— Так, легкая простуда, — виновато сказал Берзин, заметив, как помрачнели лица товарищей.
— Эта погода всех донимает, — кивнул Роман, понимая, что участливые слова или расспросы о здоровье могут только обидеть Августа.
— Так вот, Август Мартынович, тебе придется еще несколько деньков пожить здесь, а потом с Мандриковым отправитесь в далекие края. С Михаилом Сергеевичем вам приходилось встречаться?
— Нет. Но слышал многое.
— У вас будет время обстоятельно познакомиться. — Роман повернулся к Новикову и увидел, что тот дремлет, привалившись к спинке дивана. «Устал. Надо ему отдохнуть. Вот только отправим Мандрикова и Берзина», — решил Роман.
Он окликнул рабочего. Тот открыл глаза, помотал головой, с досадой выругался:
— Вот черт, кажется, храпака дал.
— Собирайся, Николай Федорович! — Роман почувствовал, что и сам отчаянно устал. Веки отяжелели, и все тело жаждало покоя, но он прогнал эту мимолетную слабость. — Завтра вечером приведешь Мандрикова сюда.
Во дворе хлопнула калитка. Все невольно посмотрели на закрытые ставнями окна. Роман вытащил из кармана браунинг, зарядил его и снова спрятал в карман. Сделал он это спокойно, неторопливо, но быстро и ловко.
— Сегодня вроде гостей больше не должно быть, — объяснил он.
Август и Новиков последовали его примеру.
В окно кто-то дважды отрывисто постучал:
— Сигнал наш. Но кто бы это мог быть? — Роман убавил свет в лампе, и комната погрузилась в полумрак. Он сказал Новикову: — В случае чего, погасишь…
Роман вышел из комнаты. Новиков и Август прислушались. Скрипнула дверь. Видно, кого-то впустили. Из кухни донесся разговор, быстрый, но негромкий, — нельзя было разобрать ни одного слова. Голоса смолкли, и снова тихо стукнула дверь. В комнату вернулся Роман. Был он взволнован.
— Что случилось? — не выдержал Новиков.
— Случится еще. — Роман достал из лежавшей на столе пачки папиросу и, подкрутив фитиль, прикурил от лампы. Выдохнув дым, он сказал:
— На рассвете колчаковцы повезут на Коврижку расстреливать человек пятьдесят. И Мохова тоже.
Новиков вздрогнул, поднялся с дивана. Ему нестерпимо захотелось закурить. Он вытащил из кармана пустую трубку, пососал, спросил:
— Как их повезут?
— На вокзале загонят в вагон, а у станции Седанка перегрузят на катер и… — Роман быстро несколько раз затянулся.
— Надо спасать Антона, — не выдержал и быстро заговорил Новиков. — Я подберу людей.
— О Мохове и других не беспокойся, — остановил его Роман. — Их освобождением займутся красные десятки. А ты немедленно выручай Мандрикова. В час ночи начнется облава в Голубинке. — Роман достал часы. — Час с небольшим осталось.
— Неужели колчаковцы что-то пронюхали? — Новикова охватила тревога, он встал, заторопился: — Ну, я иду…
— Я с вами, — поднялся Берзин и просительно посмотрел на Романа. — Верный глаз и меткая стрельба в темноте не лишние бывают.