Пламя
Шрифт:
– И все это оттого, что «Румпельмайер» переполнен его родственниками, – сказала она громко.
Жоржетта не поняла, но вместо того спросила:
– Твой маленький граф выглядит хорошо, как никогда раньше. Что это он говорил относительно завтрашнего дня?
– Де Солн хочет меня повести в моторе в Венсен.
– Это не там, где находится замок его предков?
– Да, говорят, он прекрасен.
– А эта дама с жемчугами, в черном кружевном платье, это его мать?
– Да.
– Вот это графиня. Она выглядит немного чопорной. Не то, что он.
Тони попробовала, и он ей не понравился.
– Я не хочу чаю. Лучше уйдем, возьмем мотор и поедем кататься в Булонский лес.
Она заплатила по счету и, сопровождаемая Жоржеттой, вышла. Вечерний воздух был прохладен и резок, только многолюдные улицы были еще наполнены зноем.
– Я бы хотела, чтобы такого рода вечера никогда не наступали, – раздраженно сказала Тони, – они заставляют меня желать такие вещи… они так же нехороши, как весна.
– Какие желания они в тебе будят?
– Этого-то именно я и не знаю. Просто иметь то, чего у меня нет. Я думаю, что я просто глупа, Жоржетта.
– Нет, ты вовсе неглупа, – кротко ответила Жоржетта, – ты перестаешь быть глупой, вот это так.
– Что ты этим хочешь сказать? – с любопытством спросила Тони.
– Ты помнишь, когда ты была больна, когда ты болела гриппом в прошлом году? Одну ночь ты бредила и все время упоминала одно имя. Я никогда тебя не расспрашивала о твоей жизни, Туанетта, я этого не люблю, но я все же не могла не догадаться кой о чем. Я угадала, что ты старалась многое забыть, и когда ты только что сказала, что у тебя является «желание» чего-то, я почувствовала, что тебе удалось забыть. Видишь ли, нам ничего не хочется, когда мы несчастны, и только когда мы начинаем себя чувствовать лучше, в нас оживают надежды и появляются снова желания.
Тони резко схватила ее за руку.
– Если бы я могла тебе сказать, я бы это сделала, но даже если бы мне это стоило жизни, я не могу говорить о вещах, которые мне причиняют страдания. Все это так давно было, почти десять лет тому назад. Вероятно, если я даже и не забыла, рана все же зажила. О Жоржетта, я так хочу снова жить! Я думала когда-то, что все эти желания были убиты во мне навсегда, но это не так. Как будто что-то, чего нельзя убить, ожило во мне с новой силой. Я имею работу, успех, немного силы, а все время мне хочется еще чего-то.
– Потому что ты еще молода.
– Молода? Я чувствую себя молодой. Хотя я полагаю, что двадцать восемь лет – это уже не молодость. Как бы то ни было, это уже близко к тридцати.
– Ты выглядишь двадцати трех, – сказала Жоржетта, с любовью устремив свои большие глаза на Тони.
Круги бледного золота замерцали меж деревьев. В тишине, ненадолго наступившей вместе с вечером, ясно слышны были все звуки на дороге. Таксомоторы легко катились.
Тони видела людей, гуляющих вместе юношей и девушек, мужчин и женщин. Все они имели кого-нибудь. На всем свете у нее не было никого, кроме Жоржетты! Это было уродливо в своей трогательности.
В молчании они возвращались домой. Квартира выглядела привлекательной, пламя в камине вспыхнуло, как будто приветствуя их. Тони оглядела свою комнату, которую она так любила. Она была все та же, но все казалось таким неуютным, таким пустым.
Когда Жоржетта ушла в кабаре, она села в широкое кресло, глядя на огонь. Симпсон подошел и прижался к ней головой. Она смотрела на него и почувствовала, что она его едва видит сквозь туман слез, застилавший глаза.
ГЛАВА XXXI
Снова надежда на радость или нежное грустное воспоминание?.. выбирай.
Утром человеку бывает стыдно за то чувство, которое он испытывал накануне вечером. Это одна из причин, из-за которой было создано раннее утро.
Тони проснулась очень рано и почувствовала себя очень смущенной и пристыженной. Она не могла понять, откуда к ней явилось это «нелепое настроение» накануне вечером. Она с злостью бросила соль для ванны в воду. В двадцать восемь лет страдать из-за чувства, из-за которого страдаешь в восемнадцать!
День, очевидно, обещал быть хорошим. Солнце уже проглядывало из-за опалового тумана. Она выбрала самое красивое платье и расхаживала в нижней юбке почти до последнего момента, так как ей очень нравилось смотреть на свои икры в бледно-сиреневых шелковых чулках.
Она причесалась «на новый манер». У нее были черные волосы, очень густые и необыкновенно блестящие, и «новый манер» заключался в челке на лбу, на полдюйма выше ее прямых бровей, и в массе локонов на затылке.
Старая Марта вошла, чтобы помочь ей одеться.
– Вы выглядите веселой сегодня, сударыня.
– Лучше, чем выглядела вчера вечером, – пробормотала Тонн, состроив самой себе гримасу в зеркале.
Утренняя почта принесла два чека и приятное сообщение о том, что все оставшиеся на выставке карикатуры проданы.
В одиннадцать Тони была совершенно готова.
Она услышала грохот большого мотора и подбежала к окну, чтобы посмотреть, де Солн ли это. То был он. Ее двадцать восемь лет подсказали ей это.
Она накинула свое подбитое мехом пальто.
– До свидания, Жоржетта.
– До свидания, дорогая.
Де Солн стоял у дверей мотора, разговаривая со своим лакеем.
– Я сам буду править. Тони, а вы будете сидеть рядом со мной.
– Отдал ли уже Нерон все свои приказания?
Он рассмеялся.
– Кроме одного, что вы не вернетесь домой до поздней ночи. Раньше и не ждите.
Де Солн взялся за руль, и большой мотор плавно двинулся вперед.
– Ничто не может сравниться с ездой в автомобиле, – воскликнула Тони, когда они понеслись по полям и деревушкам. – У вас гораздо более здоровый вид, Жан.