План битвы
Шрифт:
— Значит так, — говорит Цвет, сдвигая брови. — Киргиз мой брат.
Я киваю.
— Он был неправ, но мы с ним побазарили, всё перетёрли и замирили. Мне люди нужны, а кому я могу доверять, как не ему? Его батя мне, как родной был.
Отлично. Минутка откровений.
— Я Новосиб забрал, — продолжает Цвет. — Кто-то должен там смотреть? Сам же меня подбиваешь дальше идти, а где я людей толковых возьму? Может, ты мне родишь? Поэтому я его обратно взял. Он гарантировал.
— Гарантировал? Хм… А это что сейчас было?
— Не, ну так-то по понятиям если…
— Ладно, — не даю договорить я. — Значит не поняли мы друг друга. Я тебе серьёзно сказал, говорил же уже, да? Мне придётся его убрать, потому что он не успокоится, пока кто-то из нас кони не двинет. Двоим нам за одним столом не сидеть.
— Посидишь, ничё с тобой не сделается, — бросает он.
— Знаешь, Цвет, ты ему можешь так сказать, потому что он типа снова твой человек, твой лейтенант, как говорят наши мексиканские коллеги. А мне ты так сказать не можешь.
— Чего? — рычит он. — Ты берега-то не попутал часом?
— Нет, вроде не попутал. Я твой партнёр. Договор такой был. И я, в отличие от тебя, свои проблемы сам решаю. Ты за меня впрягался хоть раз? Всё что я сделал, в том числе и для тебя, я сделал своими силами. А вот я за тебя впрягался, не помнишь уже? «Волну» позабыл? И Корнея, кстати, я чисто для тебя грохнул, хотя мне бы хватило просто ему по ушам дать. Я, по большому счёту, и казино сам организовал, ты бабки только башлял и не парился, да? Или я берега опять путаю и не то что-то говорю? А правилка? Кто из-за тебя пулю словил-то, не помнишь? Не Киргиз случайно? Может, и в Афгане он за тебя шею под бензопилу подставлял?
Цвет слушает, наклонив голову вперёд и уперев кулаки в бока. Лицо набыченное, глаза злые, желваки гуляют. Но ничего, пора его на место поставить, приземлить, как говорится.
— Возможно, я не догоняю и у брата твоего потенциал больше моего, — продолжаю я. — Может быть, всяко же бывает. К тому же он тебе почти что родная кровь. Пох*й, что вместе со звездочётом хотел тебе кишки выпустить. Это твои дела, я в них лезть не могу. Кто я такой для этого? Просто если ты с моим врагом работаешь, я не могу с тобой продолжить сотрудничество. По крайней мере до тех пор, пока он жив. Я эту проблему могу сам решить, я тебе говорил. После Айгуль он, считай, мой кровник.
— Я сказал нет! — хрипит Цвет.
— Нет, так нет, — соглашаюсь я. — Значит все будущие проекты ставим на паузу, а по текущим я тебя уведомлю, кому передам в управление свою долю.
— Это чё значит?
— Что это значит? Значит, что дальше каждый сам по себе. А в казино от меня придёт кто-то другой и будет заниматься вопросами вместо меня и бабки забирать, что мне причитаются. Но будет он, скорее всего, немного более напористый, чем я и жёсткий, потому что за ним весь карательный аппарат самого большого в мире государства.
— Чё ты сказал?
— До тех пор, пока Киргиз жив. А там снова поговорим, если захочешь.
— Нет, ты в натуре попутал, фраер… — еле сдерживается Цвет.
— Да, Корней мне то же самое говорил.
— Сска…
— Не нравится, давай к Ферику обратимся, пусть он рассудит.
— Чего?
— Ты понял, чего. Не хочешь дружить, я не настаиваю. Ладно, короче, сорян за многословие. Я пошёл. Празднуйте, победители, да не забывайте тех, кто вам эту победу подготовил. Думай, Цвет, все решения в твоих руках. Я тебе доказал неоднократно, что слово держу, ну и всё остальное ты про меня знаешь.
Я поворачиваюсь и иду, посвистывая свистулькой из акации.
Тот ещё денёк… Возвращаюсь домой, но прежде, чем идти к себе, звоню из автомата Рыбкиным. Трубку снимает Гена.
— Здорово, Геннадий Аркадьевич, — приветствую его. — Позови Наталью к телефону.
— Щас, — отвечает он и кладёт трубку рядом с телефоном.
Раздаются шорохи поэтому, что там у них происходит, я не слышу.
— Нет, — через некоторое время говорит он. — Сказала, что не может говорить.
— Понял. Ладно, я сейчас поднимусь. Может так уговорю. Как она там?
— Хреново, как. Лежит, температура поднялась.
— Сейчас я.
Становится тревожно и под ложечкой начинает сосать. Ёлки, что ещё за температура… Поднимаюсь. Гена открывает дверь. Выглядит так себе, ломает его, похоже, глаза бегают, лицо в поту. Смотри-ка, держится.
— Дядь Ген, ты сам-то как? Тоже что ль температура?
— Да ну тебя, — зло бросает он. — Иди вон, разговаривай!
Я подхожу к спальне и, останавливаясь перед открытой дверью, легонько стучу по косяку.
— Наташ, привет…
Она резко поворачивает голову и бросив взгляд, затравленного зверька, резко набрасывает себе на голову одеяло.
— Не заходи… — глухо доносится её голос.
— Ну, ты чего, я просто тебя проведать зашёл.
— Нет, Егор, пожалуйста, не надо. Иди, очень тебя прошу, я сейчас не могу разговаривать.
— Ну, ты из домика-то выгляни, я ж не слышу, чего ты там бурчишь. Наташ… Слушай, я хотел тебе сказать…
— Нет! — она отбрасывает одеяло и я успеваю заметить её испуганное и одновременно сердитое лицо. — Уходи, Егор! И дверь прикрой, пожалуйста… Не… не смотри на меня…
— Ну, ладно, — говорю я и отворачиваюсь. — Ты как вообще?
— Я не могу с тобой говорить. Уходи, пожалуйста. Я серьёзно. Не нужно, понял? Не нужно разговоров.
— Ну, ладно, — вздыхаю я. — Ты тогда выздоравливай, а поговорим после, да? Меня наверное не будет всю следующую неделю, нужно в командировку ехать. Так что ты смотри, не вздумай смыться за это время, лады?
— Иди уже, — стонет она.
Блин, ну что мне остаётся? Отступаю.
— Дядь Ген, ты, если что, завтра врача вызови, ладно?