План D накануне
Шрифт:
— Was fur Art von Sabotage und hangt sie mit den von Ihnen erwahnte Dokumente zusammen [182]?
— Ich weiss es nicht genau, aber die Dokumente bezogen sich auf einen bewaffneten Konflikt in Voinburg [183].
— Und wo denken Sie befindet sich das [184]?
Он молчал.
— Wussten Sie, dass Schulz fliehen wurde [185]?
— Nein [186].
— Ich erinnere Sie an das Rasiermesser, den Kleber und das Nest im Fliesen [187].
— Ja [188].
— Woher [189]?
В допросную ввалился красноармеец, перехватил принесённый им пехотный пулемёт за кончик дула и прикладом нанёс несколько ударов в область колена левой ноги, тщательно целясь, чтобы не повредить клеть. Переводчик, услугами которого
— Ich muss wissen, wie Sie auf Schultz‘ Flucht aufmerksam wurden und wer Ihnen und dem Reich seine Beleidigungen und die von ihm aufbewahrten Dokumente gemeldet hat [190].
— Jemand Namens … Ich kenne seinen Namen nicht [191].
— Woher kennen Sie dann diesen Menschen [192]?
— Er sagte, er sei Lows Neffe [193].
— Der Low, den Landau ermordet hat [194]?
— Ja [195].
Открылась дверь, на манер тарана внесли срезанное дуло Т-34. Положили на пол, по команде переводчика «кругом» подняли и, сделав один разгонный шаг, вонзили под дых. Он согнулся, дуло отвели, сбили с ног в подбородок, немец стал хватать ртом воздух. Они вышли, каждый счёл своим долгом наступить на отброшенную ногу, опять же, выше клети. Возвратился переводчик, вновь вздёрнул в подобие прежней стойки. Ждали, пока он сможет дышать и говорить.
— Впредь я бы просил не прерывать допрос без необходимости, — бросил он вслед, тот, не отвечая, вышел. — Der Neffe Ihres verstorbenen Zahnarzt. Unter welchen Umstanden haben Sie sich getroffen? Es ist schwer vorstellbar, dass ein Jude, und der Neffe eines Juden ist fast immer ein Jude, ein Treffen mit einem solchen Monster wie Ihnen suchen wurde, um einen weiteren Juden zu verleumden [196].
— Ihre judischen Angelegenheiten verwirren mich [197].
Л.К. рванулся в оковах, он в этот момент оказался перед сбросом воды в очень далёкий низ, но ощутил ответственность за них обоих, гнев опустился.
— Als Antwort auf meine Frage sollten Sie die Umstand beschreiben, unter denen Sie Lows Neffen getroffen haben [198].
— Nachts auf Varfolomeevskaya im Laternenlicht [199].
— Was haben sie dort vorgehabt [200]?
— Wir spazierten [201].
— Mein Kollege erzahlt mir, dass es in der Nahe eine geschlossene Apotheke gab und im Schatten ein Kraiovets Sie als angeblich Toter belauscht hat. Behaupten Sie immernoch, dass Sie einfach nur spazierten [202]?
— Sie wissen sowieso alles, wieso fragen Sie dann mich [203]?
— Wir wissen nicht alles, die induktive Methode ist nicht Tasmanien, sonst glauben Sie mir, wurden wir uns nicht mit so einem Trottel und Tausenfuss wie Sie treffen. Mit so einer verdammten Puppe, einer zweiten Geige fur einen Verruckten wie Sie, so einem Vampir und Kannibalen, so einem Drakula Tepes wie Sie, so einem Abschaum und einer Schnecke, die von der ganzen Welt gehasst wird, dem Kot eines hirnlosen Nashorns, Schmutz auf dem Gesicht der Welt, einem Morder des Lebens, der die Achseln des Todes leckt [204]…
За дверью послышалась возня, грохот, брань на русском, иврите и арамейском, звук удара, ещё, они ввалились, таща под руки бесчувственного переводчика, аккуратно положили в противоположный от него угол, встали вокруг тесно, толкаясь плечами, извлекли на свет хуи, собрались с мыслями и по очереди, в разное время открыли поток, кто-то двинул кулаком, он упал, все постарались направить в голову, в особенности в поддувало, чтоб потом не жаловался, он отчётливо понял, что непременно бы присоединился, даже если бы не смог выдавить из своего старческого пузыря ни капли, просто стоял бы над ним с обнажённым; со своих
Утро следующего дня они встретили на опушке Броницкого леса. Л.К. сидел статуей в кресле, он гонял пауков в телеге. Это продолжалось около часа, потом разбавилось выходом из чащи подпольщика, с ног до головы перемазанного грязью и лоснящимся мазутом, в относительно новых сапогах малого, однако, размера, мыски пробили пальцы в чёрных портянках, земля прочно сидела в дуле винтовки и ушах. Он не заметил их или не желал обращать внимания, медленно прошёл мимо, они тоже забыли и думать, не успел тот поравняться с телегой, Л.К. вообще, возможно, и не думал.
На кладбище подъехал к одному из памятников. Он углубился в захоронение, переписывая имена и даты в кожаный блокнот на спирали. Потом ели сухари с гороховым концентратом у могилы, которую он выбрал. На гранитной плите значилось имя: Лукiанъ Прохоровъ и годы жизни: 1830–1895. Раньше он, возможно, взревновал бы, но в восемьдесят семь спектр его чувств сильно убавил.
Покинули кладбище к полудню, Л.К. кратко ознакомился с записями, и караван ушёл на Варфоломеевскую к закрытой аптеке Рейнса. На месте он тяжело слез с козел, взятой из телеги кочергой в несколько ударов выбил широкую квадратную фанеру, вставленную в проём, подкатил его смотреть. Сам, чувствуя, что уже просто не выдерживает, убрёл поднакопить силы духа. Когда он возвратился, Л.К. знал, что Гофман в хоральной синагоге. Они нашли внутри нескольких красноармейцев, те разбирали трупы. По предъявлении бумаги позволили остаться. Сыщик начал работать по вздувшимся, перепутанным телам, указал на искомые части, их оттащили в сторону. Карманы брюк были отрезаны, в пиджаке зашиты, но пусты.
Контроль за передвижениями сэра в новом мире осуществлялся двумя унтерштурмфюрерами и одним штандартенфюрером. Лёжа под обломками, он, с того мига как пришёл в себя, слышал много новых слов, и слово «штандартенфюрер» тоже, но с трудом мог представить, как выглядит то, что оно означает. Потом то, что оно означает, отобрало у него меч и щит, добытый в завале, но оказалось не в силах отслоить доспех и даже сколько-нибудь существенно дёргать за него. По бокам сидели унтерштурмфюреры, на узком переднем кресле справа от возницы — штандартенфюрер. Они въехали в зону нескольких колец заграждений из колючей проволоки, нескольких тысяч мин, трёх дюжин наблюдательных вышек, совмещённых с пулемётными, и ещё стольких же пулемётных и зенитных точек обстрела, под защитную сетку на всём этом, в перекрестье восьмидесяти бункеров с основной частью каждого отдельного ближе к Аду.
Тогда целая куча народу труси?ла с разных концов в одно место, не перехватывать взгляды, не слушать первоисточник, не выказывать преданность, не за ради долга или Христа, не за ради присказок Аненербе, а чтоб не прихлопнули там, откуда взят аллюр, inmitten von Reue und Einsamkeit [205]. Возможно, ещё скажут, что делать дальше. Над Восточной Пруссией сходились тучи, вскоре здесь всё зальёт, вырастет ещё немного зелёного покрытия. Можно было, если можно, войти в обставленную плитами нору на север, а выйти через год, истончившимся, из сведённого взрывом портала. Из всей орды, собравшейся здесь, а таких верных ребят много не бывает, кто-то, разумеется, занимал выжидательную позицию, кто-то подумывал войти в заговор, у многих хранились бомбы of English production, да не было таких яиц — каждый раз брать их с собой, но, предвидя неминуемое, тянуло посовещаться, может, кто другой зацепит его, потом ещё кто-то другой, потом тот занервничает и начнёт ошибаться.